Лифт ехал довольно долго. Казалось, он едва тащится. Никакого сравнения с остальными турбоподъемниками, что сновали вниз-вверх по зданию технопарка с такой скоростью, что дух захватывало. Красные цифры на табло медленно отсчитывали этажи. Тринадцать, двенадцать... пять... три... ноль... минус четыре... минус двенадцать...

Воздух стал более влажным и спертым, вокруг стояло едва различимое, но непрекращающееся гудение. «Я глубоко под землей», — подумал Громов. Он никогда не слышал, как работают установки подачи воздуха на большую глубину, но догадался, что гул идет именно от них.

Двери открылись. Темный холл, слабо освещенный газовыми трубками-лампами. Их мертвенно-бледный синеватый свет делал передвижение едва возможным. Рассмотреть надписи и номера на дверях уже не удавалось.

В мертвой тишине, нарушаемой лишь тихим однообразным гудением, все приобретало зловещий оттенок. Громов вышел. Посмотрел на план. Ему надо направо. Лаборатория 132-А где-то там, в самом конце коридора.

— Интересно, они все ценное оборудование прячут неизвестно где? — вслух попытался пошутить Макс, оглядываясь по сторонам.

Внезапно ему показалось, что где-то он этот коридор уже видел. Во всяком случае, эти прямоугольные толстые двери из проржавевшего металла — точно. С потолка упала капля воды — конденсат воздушных установок — и попала прямо за шиворот Громову.

— «Вторжение»... — прошептал он едва слышно.

В правом виске закололо, а пальцы начали леденеть.

— Для полного счастья не хватает только проснуться черт те где, — Макс снова тронул склянку в своем кармане, но на сей раз это не помогло.

Знакомое ощущение панического страха, что всегда появлялось у него в этой игре, на сей раз чувствовалось настолько реально, насколько это вообще может быть.

— Так вот, значит, что ты нарисовала, Дженни, — Громов посмотрел на решетчатый пол под своими ногами.

Сердце бешено колотилось. Казалось, сейчас откуда-то выскочит склизкая мерзкая тварь с острыми клыками и пикой на хвосте.

— Лаборатория 132-А...

Громов остановился перед огромной, похожей на сейф дверью. Даже в скудном свете синих ламп было видно, что она ржавая и ею давным-давно никто не пользовался. Макс посмотрел по сторонам в поисках электронного замка. Сбоку нашелся прямоугольник, похожий на сенсорную панель. Поверхность ее покрывал слой пыли. Громов приложил к ней свою карточку. Никакой реакции не последовало.

— Бред какой-то...

Громов обернулся назад, подумав, что самое разумное — это вернуться и спросить в инвентории еще раз, куда ему следует идти. Потом взглянул на дверь... и стал искать в своем рюкзаке салфетки для «освежения» сенсорных поверхностей.

Чувство было странное. Будто образовалось два Макса. Один лихорадочно искал салфетки и почему-то очень хотел узнать, что же за этой старой дверью, а второй отстраненно наблюдал за первым и считал его действия, мягко говоря, ошибочными.

— Зачем я это делаю, кто-нибудь объясните мне!.. — произнес Громов риторически, с усилием стирая вековой слой рыжей пыли с датчика.

Израсходовав почти весь запас салфеток, Макс добился относительной чистоты сенсорной панели. Приложил к ней карту и... Дверь со скрежетом подалась вперед и отодвинулась в сторону, пропуская Громова внутрь абсолютно темного помещения. Свет даже и не подумал включаться автоматически. Макс машинально, как делал это на арене «Вторжения», протянул правую руку в сторону и опустил вниз ручку старого рубильника.

Под потолком тут же одна за другой начали зажигаться длинные неоновые лампы.

— «Вторжение» — третий уровень. Невероятно...

Громов не мог поверить своим глазам. Все, что он видел в данный момент, было ему знакомо. Эти длинные металлические столы. Эти пустые алюминиевые полки. А в углу огромный, старый, довоенный наноскоп «НС-231» — первый цифровой аппарат, способный разглядеть даже атом, со встроенными анализатором и модулятором среды. «НС-231» занимал целый угол и больше напоминал самоходный бронетранспортер. К рабочему месту надо было подниматься по лесенке.

— Гхм, — Макс кашлянул в кулак и обратился к Дженни, не особо надеясь на ответ, — я вообще-то рассчитывал на что-то поновее... Но, в общем, какая разница.

Он забрался в кресло, включил агрегат. Тот ухнул и с натужным воем запустился. Электронное табло сбоку от окуляров показывало состояние машины. Наконец оно сообщило, что наноскоп готов к работе.

«Поместите препарат в отсек», — потребовала машина. Из-под окуляров выехал приемник. Макс осторожно вынул пробку из колбы и положил чип в гнездо для препаратов. Приемник тут же утащил его внутрь наноскопа. Секунды через две на мониторе появилась надпись «Препарат готов к работе».

Громов вывел на большой монитор рядом с рабочим местом картинку. Пока это был просто чип. Затем уставился в окуляры, положил левую руку на гладкий шар-переключатель и стал медленно вращать его, добиваясь нужной степени увеличения. Правой рукой Макс осторожно перемещал фокус по «препарату».

Наконец детализация достигла нужной степени, чтобы разглядеть микросреду чипа.

Макс в изумлении отшатнулся. Дрожащими руками достал из ящика, стоявшего рядом, стекло и герметичную банку. Потом, едва сдерживая волнение, положил это в нужный приемник. Дотронулся до кнопки на мониторе «Выйти в главное меню».

— Перенести пробы микроорганизмов на стекло, — проговорил он, выискивая нужную команду в списке.

Пока довоенный агрегат выполнял эту нехитрую операцию, Громов откинулся назад в кресле и закрыл глаза руками.

— Этого не может быть, — выдохнул он.

Вирус, поразивший Образца, был органического происхождения.

Чтобы понять, насколько это невероятно, надо представить чихающий трактор. Бульдозер, подцепивший вирус гриппа. Турбокар, с которого облезает краска по причине заражения стригущим лишаем.

«Получен чистый штамм», — сообщил наноскоп.

Макс выбрал в меню «Анализ ДНК».

Механизм под ним страдальчески загудел. На мониторе повисла надпись «Пожалуйста, подождите...»

Макс откинулся назад, сцепил пальцы на затылке и выгнул спину. Рабочее кресло наноскопа, кажется, специально конструировали так, чтобы в нем никто подолгу не засиживался. Громов попытался восстановить логику событий, а именно — как ему в голову пришла такая дикая мысль, что вирус, поразивший программу, может быть не цифровым, а органическим.

Почему-то вспомнился последний день в Накатоми. Лабораторная с ящерицами-киберклонами. Киберклоны не приживаются ни в природе, ни в цифровой среде, потому что подвержены и компьютерным вирусам, и биологическим. Естественного иммунитета у них нет. От поколения к поколению растет список антивирусных программ, увеличивается количество специальных вакцин для киберклонов, но и вирусы мутируют, постоянно меняются, адаптируясь к новым условиям, обретая новые свойства... Что, если на каком-то этапе биологический вирус полностью адаптировался к цифровой среде?

«Вирус — самый совершенный организм из всех известных науке, — говорил доктор Льюис. — Потому что только вирус способен менять свою ДНК в рамках одного поколения...»

Ведь киборг — это все же в большей степени машина. Биоцифровая среда! Вирус биологического происхождения мутировал до тех пор, пока не принял форму, способную эффективно поражать такой организм. Не просто убивая живые клетки, а инфицируя операционную систему киборга!

— Черт, я мог сообразить это еще тогда, — удивился Макс. — Был в одном шаге!

В этот момент до него дошло, что имел в виду Чарли, когда говорил о своих переводах. Все они стали соображать гораздо лучше, попав в Эден! Человек — живой организм. Его мозг — биологический объект. Для развития любых способностей ему требуются тренировка и время. Нельзя стать значительно умнее, чем был, просто поступив в Эден. Должно было случиться что-то еще...

Как только Громов подумал об этом, внутри возникло странное тревожное чувство. Такое бывало у Макса каждый раз, когда он силился что-то понять, но ему никак не удавалось.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: