Через час после передачи сержантом Джонсоном картинки из шахты с нейрокапсулами в Эден начали прилетать самолеты и квадролеты один за другим.

Инспектор встречал все новые и новые группы спасателей, агентов, военных экспертов и показывал им, что тут происходит. Вновь прибывшие некоторое время отходили от шока, а затем принимались за дело.

Агенты Бюро допрашивали учеников – тех, кто мог внятно говорить, спасатели собирали их в группы, сажали в самолеты и отправляли в Лондон-Парижский хайтек-мегаполис. Потом самолеты возвращались, каждый раз привозя с собой новых и новых специалистов…

Вся эта толпа людей слилась в уставших красных глазах Идзуми в один переливающийся калейдоскоп. Ему то и дело совали подписать какой-нибудь протокол, просили показать, где пульт управления капсулами, просили проводить к доктору Льюису, требовали повторить, что именно произошло, что он увидел, что помнит… Несколько лабораторий, расположенных в шахте, за центральным пультом, откуда доктор Льюис управлял капсулами, сразу были закрыты. Там засели эксперты и занимались копированием информации, какую только можно было найти.

– Пушка квантового генератора была активирована последний раз пять часов назад… – услышал инспектор обрывок разговора.

Идзуми вспомнил, что доктор Льюис говорил: посредством этой самой пушки можно уничтожить паттерны памяти…

«Роджер!» – мелькнуло у него в голове, но оформиться мысль не успела. Его нагнал руководитель спасательной группы:

– На связи полковник Аракава, он хочет с вами поговорить.

Пришлось идти следом за спасателем. Продолжить думать о паттернах памяти и квантовом генераторе Идзуми не удалось, так как к инспектору ежеминутно подбегали люди с вопросами.

За час с небольшим прибыло четыре огромных правительственных самолета с бригадами врачей и личностных аналитиков. Потом приземлился самолет Интерпола. Следствие решили начать сразу.

Вывод всех учеников Эдена из шахты занял шесть часов. Тех, чьи капсулы открыл Идзуми, спасатели подняли на носилках. Теперь им предстояло пройти тот же самый курс стимуляции нервных окончаний, но уже в больнице Лондон-Парижского хайтек-мегаполиса.

Идзуми уже понял, что ему никогда не забыть, как из лифта появилась первая стайка насмерть перепуганных подростков. Все они были в белых облегающих костюмах с вставками из мягких фосфорных полупроводников. Эти костюмы, как выяснилось, предохраняли их кожу от пролежней, а проводники время от времени подавали слабые электрические импульсы мышцам, чтобы ученик не вышел из Эдена инвалидом…

Хорошо, что к этому времени уже успела прибыть помощь. Спасатели рассаживали подростков на надувные матрасы, накрывали одеялами, давали питание и питье. Агенты Бюро брали у каждого видеопоказания, и только после этого учеников провожали на посадку.

Все ученики говорили одно и то же – они шли на занятия, сидели в лаборатории, были в столовой, плавали в бассейне и так далее, как вдруг картинка погасла, и они очнулись в полной темноте, запертыми в нейрокапсуле.

Было решено переправлять учеников в Лондон-Парижский хайтек-мегаполис, а уже оттуда их заберут родители и после восстановительного периода вернут в те школы, откуда они зачислялись в Эден.

На частном самолете прилетел старый Спаркл, владелец «Спарклз Кемикал» – «системообразующей корпорации», как ее именуют в газетах. Он узнал о случившемся из «своих источников» раньше, чем медиа успели раструбить эту главную новость года. Устроил скандал. Кажется, Идзуми едва не съездил ему по физиономии, обозвав «эгоистичным ублюдком».

– У меня нет времени искать Чарли Спаркла! Ищите его сами! – кричал инспектор. – Вы видите, что тут творится?!

Вокруг были тысячи бледных, трясущихся подростков, находящихся в состоянии глубокого шока. Большинство из них покачивались из стороны в сторону, тупо тараща глаза прямо перед собой.

Личностный аналитик Мишель Барбье, крупная шишка в своем деле, которую прислал президент, тут же заявила, что это самый лучший вариант реагирования. Дескать, включилось запредельное торможение, психический аппарат сам приходит в норму.

Хуже было с теми, кто все время плакал, или порывался вскочить и убежать, или вдруг начинал дико орать. Мишель Барбье объясняла, что у этих детей более тонкий, чувствительный и подвижный психический аппарат. Поэтому, пережив два шока подряд – «кризис сознания» и «болевой», они впали в «психотический транс».

Идзуми с удивлением смотрел на эту странную девочку – Мишель. Он много слышал о ней. Даже в хайтек-пространстве, учитывая возможности нейролингвы, Мишель считалась вундеркиндом. В четыре года она поступила в школу. Через три года ее окончила. Личностным аналитиком стала в Элизиуме – самой престижной аналитической школе. К двенадцати годам успела написать несколько научных работ, провести ряд громких экспериментов и обрасти такой солидной клиентурой, что могла совершенно не беспокоиться о деньгах.

Мадемуазель Барбье была вся черно-белая. Белая как молоко кожа, черные волосы, белоснежная блузка, черный костюм, белая сумочка, черные туфли, белый блокнот, черный карандаш.

В Эден ее привез генерал Ли.

Идзуми был несколько удивлен, что военные наняли гражданского личностного аналитика, но вопросов задавать не стал.

Адъютант генерала настаивал, что эксперты хотят видеть доктора Синклера. За его спиной с каменными лицами стояли люди в военной форме.

– Его здесь нет, – ответил Идзуми. – Здесь вообще только один преподаватель. Куда подевались остальные взрослые…

Однако адъютант даже не дослушал его.

– Проводите нас к нему, – перебил он Идзуми.

Инспектор пожал плечами и проводил группу к доктору Льюису.

Позвонил президент Рамирес. Идзуми сказал ему что-то вроде: «Рамирес! Я не голосовал за вас и правильно делал! Все эти дети пострадали, потому что ваше хваленое правительство на самом деле гораздо только в телекамеры улыбаться!..» Рамирес, растрогавшись, назначил Идзуми главным – велел возглавить следственную комиссию Бюро, которую прислал шеф Буллиган.

Через минуту после этого назначения инспектору позвонил его непосредственный начальник – глава токийской полиции Китосаки:

– Поздравляю…

– Не с чем, – сухо отрубил Идзуми.

Китосаки помолчал, видимо превозмогая приступ гнева, который обычно вызывали у него мрачные шутки инспектора, и наконец выдохнул едко:

– Теперь по крайней мере у вас появится реальный шанс дотянуть до пенсии!

– Вот за это спасибо, – невозмутимо ответил Идзуми. – Не хотелось бы на старости лет от голода загнуться.

– Я собирался перевести вас в детективы, чтобы вы вели правительственное расследование в хоть сколько-нибудь приличествующей этому должности, но теперь передумал! – выпалил Китосаки.

– Вот и ладно. Не мне отвечать на вопрос, почему человек, которому под силу правительственное расследование, до сих пор числится у вас в инспекторах.

– Вы… вы…

Гнев не позволил Китосаки пошутить в ответ. Он просто отключился.

На летном поле Эдена приземлился небольшой реактивный самолет. Из него вылез белый бледный альбинос, оказавшийся главным техническим экспертом Сети.

Идзуми вышел ему навстречу.

– Отто Крейнц, – представился белобрысый, похожий на хорька субъект в очках.

– Инспектор Идзуми, я все это обнаружил и теперь вроде как тут главный, – сказал инспектор.

– Да, я получил первичный отчет, – кивнул Крейнц. – Пожалуйста, покажите мне того, кто может объяснить, как тут все работало.

– Собственно, такой человек тут только один, и его сейчас допрашивает лично генерал Ли, – ответил Идзуми.

– Генерал уже здесь? Сам? – удивился Крейнц. – Хм…

– Идемте.

Идзуми повел его через ангар к лифтам, чтобы проводить к центральному пульту, где военные уже час говорили с доктором Энджилом Льюисом.

Целая свора правительственных агентов, экспертов и детективов Интерпола в сопровождении армейских инженеров обшаривала бетонную шахту в поисках людей, которые смогли бы дать ответы на многочисленные вопросы.