Сделав знак Марии следовать за ним, кардинал пошел прочь. У него пока не было четких идей, куда направляться, но обсуждать это дело в присутствии человека, являвшегося одним из подозреваемых, он не собирался.

— У вас есть какие-то догадки? — поинтересовалась девушка, едва они остались одни.

— Две основные версии, — задумчиво ответил Чезаре, — либо он врет, и тогда нужно его поприжать; либо же он говорит правду, и тогда нужно поприжать 'мутного типа'… Вот что: постарайся вспомнить. Ты узнала, что иерархи готовят мистификацию, и что черти — их работа. О ком из них ты можешь сказать, что он точно в этом замешан?

— Ммм… — девушка подпёрла подбородок пальчиком и задумалась, — Ммм… — она перевела взгляд на окно соседнего здания, после чего её лицо просветлело, она щёлкнула пальцами и выпалила, — Отец Риоджа?

Сложно было понять, серьёзно сейчас говорит Мария или паясничает. В любом случае, она явно жалела, что противник не носит на груди значок 'я плохиш', чтобы на него можно было налететь со святым мечом и покромсать. Наверное, она с большим удовольствием сразилась бы ещё с двумя чертями, нежели стала бы разгадывать подобные задачки. В отличие от Чезаре, которому задачки как раз были более интересны.

— Это понятно, — сказал он, — А еще? Вот к примеру, ты узнала, что Риоджа собирается на встречу с G-Tech. Как? Он с кем-то говорил об этом, или что-то еще? Аналогично с чертями — ты просто почувствовала шкатулку, или поняла это из разговора?

Девушка смущённо улыбнулась и спрятала голову в плечи.

— Вы не поверите, Ваше Преосвященство, — начала она и замолчала. Через пару секунд блуждания взгляда по окнам, она продолжила, — Мне об этом сказал больверк отца Риоджи.

По сути, больверками назывались все огнестрельные сигмафины, в противоположность всем сигмафинам-мечам, калибурам. Сложно было уже вспомнить, кто и почему это придумал, однако, такое именование прижилось.

— Знаешь… Сегодня я готов поверить во что угодно, — усмехнулся в ответ священник, — Однако, чтобы должным образом учитывать это, мне нужно больше информации. Можешь ли ты использовать свой дар сознательно? И заметно ли его использование со стороны?

Девушка покачала головой.

— Скорее наоборот. Я не могу заткнуть сигмафины. У меня это с детства. Когда я увидела первый сигмафин, я сразу же услышала его голос, — она поправила манжету, — Я научилась скрывать это. Делать лицо кирпичом, когда я слышу их голоса.

— Это правильно, — одобрительно заметил Чезаре, — Отнюдь не все способны понять тех, кто отличается от них…

Как это ни забавно, ее история во многом походила на то, что он сам собирался ответить, если она начнет допытываться о его 'странностях'. Может, потому она и приняла как должное то, что уже видела? Потому что знает, что значит скрывать свои отличия…

— Надеюсь, ты не станешь скрывать, если они сообщат тебе еще что-то важное. На данный момент перед нами два пути, но ошибка в данном случае слишком опасна. 'Мутный тип' по описанию рабочего поразительно смахивает на отца Ришелье, однако если рабочий лгал, то можно быть уверенными, что святой отец точно НЕ задействован в заговоре…

— Нам нужно проверить двух человек, — на лице у Марии появилось заговорщицкое выражение, — И нас, меж тем, тоже двое.

— Это так, — Чезаре вовсю просчитывал расклад, — Вот только что мы можем сделать для этой проверки… Я могу незаметно проследить за кем-то из них; однако существенные шансы принести пользу это имеет лишь в одном случае — если рабочий все же виновен, и он не успел передать шкатулку своему хозяину. Проверить, конечно, можно… Но это 25 % вероятности успеха в лучшем случае. Что же касается проверки отца Ришелье… Скажи-ка, а на каком расстоянии работает твой дар?

— Не очень-то далеко. Около двадцати метров отчетливо. И за пятьдесят метров я слышу только неотчётливый шёпот, — ответила Мария. Затем её взгляд стал жёстче, — Однако шкатулку я опознаю и с пятидесяти метров. Этот хор плакальщиков невозможно перепутать ни с чем.

— Тогда попробуй проверить его дом и кабинет. Внутрь не заходи: только попасться на взломе и не хватает. В контакт тоже лучше не вступать. Просто прослушай, оставаясь снаружи, на предмет наличия шкатулки. Если получится поговорить с обычными сигмафинами — тоже не помешает расспросить, но понапрасну не рискуй. Если что-то выяснишь — ничего не предпринимай, а сообщи мне.

Чезаре достал телефон и поставил на виброзвонок, чтобы звонок не выдал его во время слежки.

— Значит, я займусь мутным, а вы — мачо? — уточнила она на всякий случай, чтобы убедиться, что всё правильно поняла.

— Да, — кивнул он, внимательно глядя на нее. Он знал ее характер, и то, что он знал, не внушало ему оптимизма. Однако, он надеялся, что она достаточно умна, чтобы отложить геройства на другой раз…

Чезаре задумчиво посмотрел вслед Марии, дожидаясь, когда она скроется из виду. Он обрадовался, когда она сама предложила разделиться: ему требовался повод, чтобы отослать ее. Были вещи, которые он не собирался демонстрировать ей. Хотя бы потому, что она далеко не глупа и непременно задаст вопрос, на который он не готов отвечать…

Повернувшись, он двинулся обратно к рабочему, на ходу концентрируясь на том, чтобы сделать себя прозрачным, как воздух. Это не была полноценная невидимость, но при правильном обращении несильно от нее отличалось…

Рабочий не делал ничего подозрительного. Словно бы издеваясь над кардиналом, он продолжал работать, не забывая весело трещать с молчаливым напарником и послушниками на отвлечённые темы. Слежка продолжалась ещё 20 минут, прежде чем Чезаре увидел нахмурившуюся Марию, возвращающуюся из своего похода по душу 'мутного'.

Дождавшись, когда она будет не в самой людной части помещения, он решил, что пора.

— Как все прошло? — поинтересовался кардинал, неслышно появляясь у нее за спиной.

— Gloria Patri!!! — воскликнула девушка таким тоном, каким обычно кричат 'твою мать!', проявляя доселе невиданные у неё способности амагуса: способность летать до самого потолка, только очень недолго и, судя по всему, за счёт размахивания руками, словно крыльями птицы, — Нельзя же так пугать, отче!

Чезаре широко улыбнулся и развел руками. Особого раскаяния его вид не выражал.

— Шкатулка у него в кабинете, — сообщила Мария.

— Ясно, — кивнул священник, — Значит, слежку с рабочего, скорее всего, можно снимать. Заговор на столь высоком уровне — это не преступная банда, где каждый норовит сдать подельника, чтобы увеличить свою долю. Если бы он был замешан, то назвал бы кого-нибудь непричастного.

— Или он специально подбросил эту шкатулку, чтобы снять с себя подозрения, — предположила послушница.

— Тоже возможно, — согласился Чезаре, — Но не думаю, что у него было время, чтобы подбросить шкатулку и успеть вернуться назад. Даже если он заранее выяснил, что отца Ришелье в этот момент в кабинете не будет, все равно, чтобы обернуться за то время, пока мы сражались с чёртом, а потом Патрик искал его, нужно ОЧЕНЬ спешить. Так что сбрасывать со счетов вариант с подставой не будем, но за рабочую гипотезу примем вариант, что отец Ришелье замешан в заговоре.

— Отлично, гипотеза у нас уже есть. А делать-то нам с ней чего?

— На ум приходит такая авантю… такой вариант, — задумчиво ответил Чезаре, — Этой ночью я навещу его у него дома и хорошенько напугаю. Если он что-то знает, то выложит мне все. Если нет… Что ж, небольшой несмертельный розыгрыш моя совесть как-нибудь переживет.

'А кроме того, если нет, то они попытаются убить меня, и я смогу взять языка', - мысленно добавил кардинал. Но не озвучил, потому что понимал: если он это скажет, то никакая сила не сможет удержать ее от того, чтобы последовать за ним.

— То есть, пока ничего не делаем? — на всякий случай уточнила девушка, — Просто кукуем весь день?

— Да… По крайней мере, мне ничего в голову не приходит. И еще одно, — Чезаре вздохнул: он подступал к той части, в которой ее будет весьма сложно убедить, — В 'запугивании' ты принимать участия не будешь. Придумать тебе роль в этом представлении — раз плюнуть; но если он тебя узнает, будут большие проблемы — даже независимо от того, виновен ли он на самом деле.