Катастрофа, хотя я и наблюдал ее в иррациональном измерении, не прошла для меня бесследно, и это единственное, что, вроде бы, опровергает мое сумасшествие. Через несколько часов я почувствовал слабость, тошноту, головную боль и объяснил их эмоциональным шоком. Но врач экспедиции поставил поразивший его диагноз: "лучевая болезнь", к счастью, в легкой форме.

Я прошел курс интенсивной терапии и был списан на Землю.

Меня послали в санаторий, там окружили непривычной заботой. А я чурался общества, стремился к одиночеству, словно закоренелый мизантроп. Но я не был им. Во мне говорил инстинкт самосохранения. Общаясь, можно выдать себя, проявить ненароком свою "неполноценность".

Воспоминания сохраняли свежесть. Я мог бы в деталях описать одежду марсиан, рассказать об их обычаях, пристрастиях, образе жизни.

Будучи потусторонним наблюдателем, я видел и слышал все, что хотел. Это не было "подглядыванием в замочную скважину". Мы слишком различны, чтобы смущать или стесняться друг друга. Хотя и во многом схожи. Добавлю, что для марсиан меня не существовало. Я был словно бесформенное мимолетное облачко или дуновение ветерка. Ничто во мне не привлекало внимания. Возможно, я все время находился в их вчерашнем дне и наблюдал не настоящее, а успевшее миновать?

Я всерьез рассуждаю об этом. Иногда как о происходившем в действительности, но чаще как о навязчивом бреде, правдоподобно ее подменявшем.

Самое умное было бы сочинить фантастический роман. Жаль, что я не умею сочинять романы. И вообще не умею сочинять. Кажется, я ровным счетом ничего не умею...

И вот, каждое утро подхожу к зеркалу и всматриваюсь в отраженного человека, гадая, кто он: умалишенный либо избранник, удостоившийся истины?

Препарирую каждую черточку столь непохожего на меня супермена, а потом спохватываюсь и отхожу от зеркала с мыслью, что когда-нибудь разобью его вдребезги. Может, тогда избавлюсь от наваждения?

Ах, если бы это было так просто!

Однажды мне попался на глаза популярный журнал со статьей об известном психоаналитике-хирурге профессоре Греме. По словам автора он творил чудеса: разбирал на части психику пациента, исправлял (или заменял?) негодные и ставил на свои места.

Я никогда не верил восторженным журнальным статьям и поэтому принял информацию к сведению без энтузиазма. Но фамилия профессора меня заинтересовала. И к моим неотвязным размышлениям добавилось еще одно: тот это Грем или нет?

Похожая на робота сестра с лицом без выражения и голосом без интонаций пригласила меня в кабинет профессора. За столом, у окна, спиной ко мне сидел человек и что-то писал. И хотя я не видел его лица, мгновения оказалось достаточно, чтобы понять: это мой Грем!

Сутулая спина, волосы ежиком - традиционная докторская шапочка сидит словно на иголках...

Профессор обернулся и, ей-ей, обоих нас ударило током, только Грем, как всегда, сумел это скрыть, а я - нет.

- Здравствуй, старина, - произнес он буднично, как будто мы расстались, самое большее, вчера.

Кажется, я немного испачкал белоснежный профессорский халат и уж, во всяком случае, помял его, неуклюже тиская Грема в объятиях. Бывает так: люди теряют друг друга из вида, не встречаются годами, не переписываются, но остаются близкими друзьями. Наша дружба была из таких.

В тот день я был последним пациентом профессора. Мы проговорили до ночи. Как водится, вспоминали школьные годы, наш факультет, первые шаги на Марсе.

Грем почти не изменился, лишь слегка поседел и обзавелся очками с массивными дужками. Я заметил, что стекла в них без диоптрий, и гадал, зачем они, для респектабельности? И тут меня осенило: теперь Грему не приходится чесать за ухом ногтями, достаточно пошевелить очки - привычка вполне интеллектуальная!

А вот его излюбленная присказка сохранилась в неприкосновенности.

- Дыши носом, старина, - проговорил он, когда я, впервые нарушив обет молчания, рассказал о случившемся со мной на Марсе. - От этого не умирают.

- Вылечишь? - спросил я с надеждой.

- Не знаю, - ответил Грем, терзая очки. - Я не уверен, что это были галлюцинации.

- Что же тогда?

- Не знаю, - повторил он.

- Скажи прямо: я сошел с ума?

- Не думаю.

- Можешь подробнее?

Он снял очки и принялся протирать и без того чистые стекла - удобная уловка, чтобы оттянуть ответ. Пытаясь унять волнение, я прошелся взглядом по кабинету. Прежде для этого не нашлось времени.

Кабинет Грема можно было принять за небольшой вычислительный центр: электронная аппаратура почти всегда безлика, не выдает своего назначения.

- Нет, - буркнул наконец Грем: покончив с очками, он, очевидно, не знал, чем занять руки.

- Ну и черт с тобой! - крикнул я зло.

- Необходима операция... Сложная... В глубине мозга...

- Читал! Статейка что надо. Маг и волшебник реставрирует психику!

- Ты пробовал хоть раз оперировать друга? - огрызнулся Грем. Фифти-фифти, это тебе о чем-нибудь говорит?

- Плевать!

- Я тебя знаю как облупленного, можешь не хорохориться! Думаешь, ты личность?

Я направился к двери.

- Вернись! Сядь. Ты, старина, не личность, а все четыре. Как они еще уживаются одна с другими! Пойми: случай архисложный. Но если настаиваешь...

Я промакнул рукавом лоб. Возбуждение мое угасло, уступив место тривиальному страху. Прав Грем, никакая я не личность... Что же делать? Отступиться? Рискнуть?

- Обдумаю и...

- Обдумай! - обрадовался Грем. - Решишь твердо, - буду оперировать.

И вот я отпраздновал сорокалетие. Отпраздновал... Как бы не так!

"Полжизни позади", - говорю своему двойнику в зеркале (еще одна личность!).

Всё! Хватит! Завтра пойду к Грему. И скажу:

- Я решил. Твердо.

- Вот и всё!

Я произношу эти слова вслух, смакуя их, точно изголодавшийся корочку хлеба.

Никогда не чувствовал такие ясность, определенность, душевное спокойствие. Грем действительно маг и волшебник! Но странно, что он избегает меня. Появляется в сопровождении синклита почтительных белых халатов, обращается ко мне официально:

- Как самочувствие, больной?

Потом поворачивается и уходит.

Не знаю: обижаться на него или молиться, словно на материализовавшегося бога?

Но на десятый день, перед выпиской, Грем пришел один, и не в халате, а в потертой замшевой куртке, как в давние студенческие времена, молча сел рядом и принялся усердно дергать очки.

- Что-нибудь не так? - спросил я.

- Дыши носом... - начал он неуверенно и оборвал свою присказку, не договорив Фразы.

- Выкладывай!

Честное слово, его лицо побелело как в ту ночь на Марсе.

- Это не галлюцинации, Ваня! - он впервые за время нашего знакомства назвал меня по имени.

- Что же?

- Мы поменялись ролями, старина. Теперь сумасшедший - я.

- Брось!

- Я видел твои "галлюцинации" на мониторе и даже записал их. Однако кто поверит, что это не фальсификация?

Мне стало смешно.

- Ну и черт с ними. Сотри и забудь.

- Не смогу!

- Ладно, не стирай. Тогда что это, если не галлюцинации?

Грем колебался, затем махнул рукой.

- От тебя скрывать незачем. Мы с тобой опять бредем черной ночью по Марсу. Так вот, есть одна гипотеза. Ты можешь сказать, что такое время?

Я ответил, словно школьник урок:

- Одна из форм существования материи. И еще... четвертое измерение.

- А можешь ты представить себе это?

- Конечно, нет, - признал я.

- То-то. Мы представляем время абстрактно. Для нас оно как масштабная линейка. Понятие времени лишено физически ощутимого содержания.

- Ну и что?

Грем сделал паузу, как будто собирался с духом. Я машинально отметил, что он не прикасался к очкам, даже отложил их в сторону.

Помолчав, мой друг продолжил:

- Я задал себе вопрос: а что, если время - одна из форм существования не просто материи, а материи мыслящей? А мы, люди, лишь результат ее творчества, вернее, эксперимента...


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: