– Леонора еще не встала, – смущаясь, сообщила девушка. – Она сказала, чтобы я показала тебе гараж. Там у нее открыт счет на бензин. И еще. Вчера вечером Леонора дала мне много денег. Больше, чем нужно. После того как ты выиграешь тест, я поведу тебя на обед.

– Пилар, английское слово «выиграть» употребляется, когда кто-то побеждает в соревнованиях, – улыбаясь, поправила ее Эмма. – Надо было сказать «пройдешь тест». Но знаешь, я могу его и не пройти. Я так боюсь… И нервничаю.

– И все равно я уверена, что ты его выи… пройдешь, – бодро ответила Пилар. – Ты же такая умная и к тому же очень спокойная. Я могу поехать с тобой куда угодно!

Они обе громко засмеялись. На пути в центр города Пилар радостно воскликнула:

– Ну вот, я же знала, что ты прекрасно водишь! Так уверенно и спокойно. Совсем не так, как Леонора. Ты бы видела, как она делает повороты. Фу! А когда ее обгоняют машины, она жутко злится. Даже сеньор Трайтон и тот недоволен, как она водит. Возможно, он за нее просто боится. Я читала, что мужчины всегда беспокоятся за своих любимых…

Возле гаража, рядом с которым располагалось кафе, Эмма остановила машину. Пилар пообещала ждать ее в кафе.

– Ходить одной в кафе мне не разрешается, – неожиданно став серьезной, сказала Пилар. – Но я займу столик, закажу себе кофе и буду сидеть тихо, как мышка.

Эмма оставила ее в кафе и поехала на экзамен. Волнения ее были напрасными – тест на вождение она с успехом прошла. Инструктор-американец, принимавший у нее экзамен, даже похвалил ее. Он был крайне удивлен тем, что на незнакомых ей улицах она совсем не растерялась. Приободренная его словами, Эмма поехала назад.

Пилар, однако, была не одна: рядом с ней под большим зонтом от солнца сидел молодой испанец, которого девушка представила как друга ее и Леоноры. Звали его Рамон Галатас. Вскочив, молодой человек протянул руку Эмме и, галантно склонив голову, произнес:

– Encantado, senorita![7]

«Да, именно таким и должен быть типичный испанец: красивый, узкобедрый, с тонкой талией и длинной грациозной шеей танцора, – подумала Эмма и поймала на себе его нагловатый взгляд. – Вот только рот у него неприятный. Слишком уж у него капризные губы. И вообще, этот молодой человек какой-то слащавый».

– Рад с вами познакомиться, мисс Редферн! – добавил он, но уже на хорошем английском. – Надеюсь, что на вилле «Мирадор» мы будем часто видеться.

– Эмма, мне даже не надо спрашивать тебя, прошла ли ты тест, – это видно по твоему счастливому лицу! – радостно воскликнула Пилар. – А теперь мы можем отпраздновать твой успех. Правильно? Я уже попросила Рамона отвести нас в какой-нибудь приличный ресторан и вместе с нами пообедать.

– Нет-нет, – запротестовал Рамон. – Я пойду с вами, но при условии, что плачу я.

И тем не менее, когда Пилар сказала ему, что для такого случая Леонора снабдила ее деньгами, он быстро согласился.

Они втроем сели в маленький автомобиль и поехали в «Эль-Минзах». У ресторана под открытым небом Пилар с Рамоном вылезли из машины и пошли занимать столик, а Эмма отъехала, чтобы припарковаться.

По тому, как это делал Гай, она знала, что здесь на стоянках билетов владельцам машин не выдают – просто охраннику надо дважды заплатить: на въезде и на выезде. Эмма дала марокканцу пару песет и тут заметила, что дверца машины с его стороны не закрыта. Она уже потянулась, чтобы взяться за ручку, но охранник ее опередил. Он с силой захлопнул дверцу, и та больно ударила Эмму по пальцам.

Увидев, что девушка поморщилась от боли, марокканец начал изливать ей потоки извинений на смеси испанского, арабского и еще какого-то языка, которого Эмма совсем не знала. Улыбаясь, она сказала ему, что ничего страшного не произошло, но, когда пришла в ресторан, пальцы ее немного распухли, а под тремя ногтями появились фиолетовые пятна.

Пилар ждала ее за столиком в саду. Она сообщила Эмме, что на входе они встретили Марка Трайтона и тот пригласил Рамона в бар.

– А когда он услышал, – продолжила Пилар, – что и ты должна прийти, – она сделала ударение на слове «ты», – то сказал, что обед будет за его счет. Он назвал его английским словом, которое означает una fiesta de cuatro.

Эмма перевела это как «праздник на четверых».

Вскоре к ним подошли Рамон и владелец «Мари-тайм-Эр». Обмениваясь с Марком Трайтоном приветствиями, Эмма смотрела на него и не могла понять, рада она этой встрече или нет. В последний раз они виделись в саду пансиона в то самое утро, когда она узнала, что Гай ее бросил. Кроме того, холодный тон письма Трайтона явно свидетельствовал о том, что встречи с ней он не искал. Девушка никак не могла понять, почему теперь, если конечно же Пилар ничего не перепутала, узнав, что она будет на обеде, он захотел к ним присоединиться. Как бы то ни было, но услышать это ей было приятно.

Видя, что Марк Трайтон держится непринужденно, Эмма сразу же успокоилась. За обедом разговор шел на английском языке, но, если Пилар или Рамону было трудно подобрать нужное слово, они переходили на испанский, а Трайтон переводил. Один раз, когда все говорили на родном Эмме языке, Марк сказал ей, что мусульмане верят в бараку – особый дух, которым обладают святые, благородные люди, некоторые животные и даже древние деревья, – и благоговеют перед ним.

– А ваша попытка познакомиться с жизнью простых марокканцев оказалась неудачной, – заметил он. – Ну, это мы когда-нибудь должны исправить.

– Исправить? – переспросила Эмма и невольно поежилась от страха. – Нет, в арабский квартал я больше не пойду.

Марк Трайтон взял свой фужер с вином и в задумчивости повертел его.

– Но вы туда пойдете, естественно, не одна, а в сопровождении, – произнес он. – Так вы сможете узнать, что марокканцы – добрые, сердечные люди. Если они поймут, что вы им друг, то отнесутся к вам с большим уважением. Я…

Марк прервался, поскольку в этот момент к нему подошел швейцар из отеля и сказал, что ему звонят. Трайтон извинился и, поднявшись из-за стола, направился к телефонному аппарату.

О том, что у нее болят пальцы, Эмма не говорила. Во время обеда кровоподтеки на них она старалась не показывать и все время держала руку под столом. Но когда Трайтон вышел на несколько минут, она неосмотрительно постучала пальцами снизу по крышке стола и тут же вскрикнула от боли.

– Дорогая, что с тобой? – встревожившись, спросила Пилар.

Рамон осторожно взял руку Эммы и, увидев, что у нее под ногтями кроваво-фиолетовые пятна, сочувственно поцокал языком.

– Ничего страшного, – заверила Эмма. – Просто, когда я закрывала машину, пальцы прижало дверцей.

– Их надо обязательно перевязать, – решительно произнесла Пилар.

– Зачем? Я же не поранилась. К тому же я несколько минут держала руку под холодной водой. А если перевязать пальцы, мне будет труднее вести машину.

Эмме хотелось, чтобы до возвращения Марка Трайтона разговор о ее пальцах прекратился. Она боялась снова предстать перед ним в жалком виде.

– Но они же у тебя болят, – возразила ей Пилар.

– Я знал, что англичане – стоики, а теперь убедился, что и их женщины тоже! – заметил Рамон и, многозначительно посмотрев в глаза Эммы, – шепотом добавил: – Вам известно, что страстные испанцы все лечат поцелуями? Сеньорита…

И пока подошедший к ним Марк Трайтон выдвигал стул и садился за столик, Рамон расцеловал больную руку девушки от кончиков пальцев до запястья.

Эмма отдернула руку и, смущенно посмотрев на Трайтона, увидела в его глазах неподдельное удивление. Ей ничего не оставалось, как тут же объяснить ему, что у нее случилось с рукой.

– Ну-ка, дайте я посмотрю, что там у вас, – потребовал Марк.

Эмма неохотно протянула ему руку.

– Если начнется воспаление и треснет кожа, может произойти заражение, – внимательно осмотрев ее посиневшие кончики пальцев сказал Трайтон. – Как только это случится, немедленно обратитесь к врачу. Он вам сделает противостолбнячный укол. После обеда я сам отвезу вас и Пилар на виллу.