— Кто такой синьор Монтелли? — удивился Заноза.

— Итальянец, наш учитель танцев, которого пригласила мама, — отвечала я. — Он поцеловал меня в библиотеке и сказал, что я похожа на картину Тициана.

— Что-что он сделал?

Ну вот, слишком поздно я осознала свою ошибку.

— О, это был всего лишь один поцелуй. Он захватил меня врасплох. И я предупредила его, чтобы он больше так не делал, не то ты его застрелишь! Он больше так не поступал.

Заноза закатил глаза к небу. Эта отвратительная гримаса должна была означать, что я сказала или сделала что-то ужасное.

— Поверь, я очень удивилась, — продолжала я. — Ведь он довольно стар.

— Мне мгновенно вспомнилась та сцена в библиотеке. — И потом, у него такой слюнявый рот, — добавила я брезгливо.

Заноза фыркнул:

— Ну и сколько ж ему?

— Наверное, лет тридцать как минимум.

— Боже милосердный, Дина, ты невыносима! Тридцать лет — это совсем не старый!

— Для меня — старый, — отрезала я с безукоризненной логикой. — Ведь мне только что исполнилось восемнадцать.

Заноза убрал руку с моего рукава, выпрямился и тронул лошадь.

— Ну вот, — сказал он, — этот твой итальянский танцор, возможно, и стар, и рот у него слюнявый, но ведь его не остановили твои волосы. Ты хотя бы об этом подумала? Он пытался поцеловать Кэролайн?

Я почувствовала, что глаза у меня чуть не вылезли из орбит.

— Нет, ты что!

— Ну вот видишь, — веско сказал Торнтон.

Я задумалась на несколько минут, а потом проговорила:

— Что ж, наверное, придется мне искать итальянца. Похоже, они все неравнодушны к рыжим.

— Полагаю, ты вскоре поймешь, как много есть на свете англичан, которым тоже нравится этот цвет, — возразил Заноза.

— Ты правда так считаешь?

— Да.

Мы продолжали молча ехать по аллее. Я почувствовала себя намного лучше. Конечно же, и мама, и Кэролайн много лет твердили мне, что мои волосы не так уж плохи, но я просто не верила им. Заноза — совсем другое дело. Он бы скорее умер под пыткой, чем стал бы мне льстить. И уж если он сказал, что у меня с волосами все в порядке, значит, действительно все в порядке! Я оглянулась. Он смотрел на дорогу перед собой, его фигура легко и прямо высилась в седле, а поводья он отпустил достаточно, чтобы Игрок мог вытянуть шею. Занозе было двадцать два. «Вот примерно такого мне и следует искать», — подумала я.

Наверное, Торнтон почувствовал на себе мой взгляд, потому что поднял глаза и посмотрел на меня. Я испытывала к нему необычайную благодарность и улыбнулась. Он удивился:

— Ты чего?

— Ты придал мне уверенности, — отвечала я. — Спасибо. Он усмехнулся:

— Пожалуй, я отмечу это в своей записной книжке, как только приедем. Так и напишу: сегодня Дина сказала «спасибо».

— И зачем только я стараюсь вести себя мило с тобой? — спросила я. — Каждый раз, когда я прилагаю к этому усилия, ты делаешь из меня дуру.

— Прости, Рыженькая, — снова удивил меня Заноза, но тут же добавил с едва заметной улыбкой:

— Просто я в шоке.

Я задрала нос повыше и отказывалась разговаривать с ним всю обратную дорогу.

Пришло время рассказать о нашем первом бале.

Начался он обедом «для избранных». Во всяком случае, так называла его мама.

Избранных набралось аж двадцать шесть человек.

Главными гостями на этом обеде были дядюшка Джордж и тетушка Гарриет. Достопочтенный Джордж Лайден вовсе не приходился мне дядей, но милостиво позволил мне называть его так вскоре после того, как я поселилась в Торнтон-Мэноре. Он был младшим братом отца Занозы и Кэролайн и занимал пост какого-то министра в правительстве. Кроме того, он опекал Занозу, пока тому не исполнился двадцать один год.

Дядюшка Джордж был довольно чванлив. Заноза говорил, что это типичный тори (сам Заноза принадлежал к вигам). Однако ко мне дядюшка всегда относился по-доброму. Однажды даже подарил мне куклу. Я никогда не играла в куклы и предпочла бы получить в подарок новую уздечку, но так и не призналась ему в этом. Я отдала куклу Кэролайн, тем самым пополнив ее внушительную коллекцию, а кузина на день моего рождения подарила мне новую уздечку.

Кроме дядюшки Джорджа и тетушки Гарриет, за столом сидели их друзья и знакомые. Мама, как вы понимаете, почти ни с кем не была знакома в Лондоне, так что для завоевания собственного положения в обществе ей приходилось рассчитывать на связи семейства Лайденов. Гвоздем программы, как выразилась мама, должен был стать приезд леди Джерси, приятельницы тетушки Гарриет. Леди Джерси была как раз той патронессой Олмака, которая прислала нам приглашения, и, судя по всему, на ее покровительство весьма рассчитывали.

Обед проходил мучительно скучно. Заноза и мама сидели друг против друга на хозяйских местах. Кэролайн и меня усадили в центре, но нечего и говорить, что за этим огромным столом из полированного красного дерева мы очутились далеко друг от друга. Я сидела между старым красноносым графом и молодым человеком, говорившим исключительно о каком-то пари, которое он заключил недавно. Мне вовсе не интересно было слушать про это глупое пари, но я из кожи вон лезла, чтобы показаться любезной, и улыбалась, и кивала головой, будто действительно слушала его болтовню. Гораздо интереснее пошла беседа с красноносым графом, который, к счастью, оказался отчаянным охотником. Весь оставшийся обед мы рассказывали друг другу охотничьи истории, и оба получили от беседы удовольствие, на которое ни один из нас явно не рассчитывал вначале.

После обеда все пошли наверх, чтобы встречать прибывающих гостей в маленькой передней перед бальным залом.

Мама сотворила с ним настоящее чудо. Зал был декорирован свежими цветами, воздух изумительно благоухал. Полированный паркет сверкал, что твой лед. Сияющие хрустальные канделябры и свечки в настенных подсвечниках отражались в зеркалах. Все это действительно выглядело роскошно. Но я должна признать, что мы с Кэролайн были ничуть не хуже.

Кэролайн всегда была хорошенькой, но сегодня при взгляде на нее захватывало дух. Платье на ней, как обычно, было белое, украшенное голубыми лентами точно такого цвета, как ее глаза. Высокая линия талии подчеркивала ее стройность. Я всегда завидовала этим нескольким дюймам ее роста, которых не хватало мне. Белокурые волосы были уложены вокруг лица пушистыми кудряшками, а на затылке схвачены красивым блестящим узлом. Когда мы с ней занимали свои места, я улыбнулась Кэролайн, и она стиснула мою руку, шепнув:

— Ты выглядишь потрясающе. Она вообще очень щедра на похвалы.

— Ты тоже, — шепотом ответила я. Мы встали между моей мамой и Занозой, и, пока ждали объявления первого из прибывших гостей, я оглядела себя.

Поверх моего бледно-зеленого платья был надет полупрозрачный белый чехол. Такого прелестного туалета у меня еще не было. Столичный парикмахер причесал меня не хуже, чем Кэролайн, заколов непослушные кудри жемчужными гребешками и подрезав так, что они легли каскадом завитков, а не торчали, подобно дикорастущему кусту. На шею я повесила нитку жемчуга, а к ней надела маленькие жемчужные серьги, и, хотя мне не суждено быть такой красавицей, как Кэролайн, я подумала, что выгляжу отлично.

Вообще-то во время этого светского дебюта я чувствовала себя гораздо лучше, чем предполагала. Заноза предупредил меня перед обедом, что все его друзья обещали непременно танцевать со мной, так что я могла быть уверена, что по крайней мере половину вечера буду занята. Это было невероятным облегчением, ведь накануне я провела несколько бессонных ночей, представляя себе разочарование мамы, если меня вообще никто не пригласит.

— Виконт Эддингтон, — объявил мажордом, и молодой человек, оказавшийся одним из приятелей Занозы, приблизился к выстроившимся в линию хозяевам бала.

— Лорд и леди Риверс, — снова объявил мажордом, и еще два гостя направились в нашу сторону.

Вскоре на лестнице образовалась целая толпа приглашенных, которые ждали», когда объявят их имена, а в передней просто невозможно было протиснуться. Очередь стояла даже на улице! Мама была на седьмом небе от счастья. Ведь об этом вечере уже говорили как о событии сезона! Ну о чем еще могла мечтать хозяйка светского приема?