Барсук-председатель покопался в бумажках и объявил:

– У кого есть вопросы к докладчику?

Первым откликнулся Хорек:

– Зонтики закупим японские?

– Да, «Три Слона».

– Хорошо! – радостно воскликнул Хорек и потер лапы.

– У кого еще будут вопросы? – строго спросил Барсук.

– М-е-е-е-е-не можно? – нерешительно промычала Коза.

– Можно, но только покороче.

Коза затрясла бородой и оглянулась затравленно по сторонам, как бы ища сочувствие.

– Я же просил покороче, – возмущенно бросил председатель.

Коза еще более затрясла бородой и жалобно заблеяла:

– Я, конечно, обыкновенная коза, и не с моими куриными мозгами лезть в это государственное дело, но скажите мне, звери добрые, что же это теперь будет? Я же и так госзаказ еле выполняю, и детей своих кормлю, а у меня их, как вы все знаете, семеро по лавкам! А раз цены на молоко подскочат, так мне, как производителю, теперь придется платить налог с оборота еще больше?

– Больше-то больше, – радостно ответил Верблюд и смачно плюнул в пролетающего Воробья, но промазал и попал в Ворону, которая это даже не заметила.

Воробей на это оскорбление ответил интенсивным пикированием, но от обиды, а может быть и от недостатка высоты, промахнулся и накрыл не Верблюда, а Филина прямо в глаз, отчего тот конечно же проснулся и пробормотав что-то в духе: «Хорошо, что коровы не летают», начал сосредоточенно протирать очки.

– Больше-то больше, но ведь и доходы у вас, голубушка, тоже возрастут?!

– Какие доходы? – совсем отчаянно заблеяла Коза. – Все, что я произвожу сверх госзаказа, идет на внутреннее потребление, а ведь государству я продаю молоко по госрасценкам, установленным еще при правлении Свирепого Тигра.

– Ну скажем не при Тигре, а при Смелом Орангутанге, и повышались они при Вечно Спящем Медведе, к тому же, вам выплачивается дотация, и весьма немалая.

– Да что мне ваша дотация, молока от этого не прибавляется, а план госпоставок из года в год растет, как и цены на корма, которые к тому же лимитированы! А что за сельхозтехнику нам поставляют? Брак сплошной. По ценам черного рынка. Да я вам, наконец, не дойная корова! – в заключение прокричала Коза и заплакав села на пенек.

Барсук укоризненно посмотрел в ее сторону.

– Товарищи! Мы же договорились воздержаться от эмоций. У кого еще есть вопросы к докладчику? Вы что-то хотите сказать? Пожалуйста. Слово предоставляется, Андрею Отпущеньевичу.

Из толпы зверей тяжело поднялся Старый Козел и почти неслышно начал блеять.

Барсук громко обратился к аудитории:

– Потише, пожалуйста!

Зал никак не отреагировал и замолчал только Старый Козел. Но видя, что говорить ему спокойно все равно не дадут, он продолжил свою так бестактно прерванную речь:

– Мы в недавнем прошлом уже пережили запрет на березовый сок и к чему это привело вы прекрасно знаете: стали пить даже вытяжку из волчьих ягод. Если мы сейчас повысим цены на родниковую воду и сено, кто даст гарантию, что в скором времени нам не придется опять расширять сеть наркологических вольеров и ЛТП? А по поводу такого деликатесного продукта, как молоко, вообще стыдно поднимать вопрос. Мы и так его видим на нашем столе только по праздникам.

(Реплика из зала: «А кое у кого жены в нем ванны принимают!»)

Председатель предостерегающе позвонил в колокольчик, а Козлу с укоризной терпеливо сказал:

– Но ведь канцерогенные вещества…

Но Козел неожиданно бодро парировал:

– Не надо было строить в самом центре леса ядерный реактор, а то скоро не только восьминогие жеребята начнут рождаться, а вообще все мы можем запросто переселиться в Красную книгу.

– Ну до этого мы с вами я думаю не допустим.

– Вот как раз с вами мы и допустили, – с достоинством ответил Старый Козел и сел на свое место.

Барсук только хотел было закончить прения, как к столу президиума неожиданно резво выбежала Корова:

– Я не знаю кому как, а моему Быку это не понравится. А если он освирепеет, то, я думаю, никому и не поздоровится. Я хоть и против алкоголя, но после работы не грех выпить мужику пару бадеек родниковой воды. И сено у нас каждый второй употребляет. А насчет молока вообще стыдно: кто его производит, тот его и не видит. Я вот лично забыла, как оно пахнет! Вот только здесь, рядом с Барсуком я учуяла запах молока. Видно он его недавно пил, или я ошибаюсь? Или он им уже доиться стал? Иль его мой Бык наконец покрыл?

Барсук обиженно начал краснеть.

– Товарищи! Товарищи! – внезапно вмешался Заяц. – Мы же договорились не оскорблять друг друга. Давайте все-таки соблюдать парламентскую этику. Мы ж не на привозе. На нас ведь смотрят миллионы.

Но его речь была прервана выбежавшим из леса Брехливым Псом, который высунув язык так тяжело дышал, как будто за ним гналась свора бешеных охотников.

Председатель Барсук наклонился к нему и шепотом спросил:

– Что случилось?

Пес, видимо не совсем отдавая себе отчет, что его видят и слышат миллионы, отрывисто пролаял:

– Кроты опять объявили забастовку. И их подзуживают Крысы-кооператоры.

Барсук неестественно спокойным голосом сказал:

– Ну мы с этим разберемся в рабочем порядке…

Но Пес, продолжая тяжело дышать, опять загавкал:

– Но это не все. Сюда идет Бык. Ему кто-то сказал, что мы, желая его подразнить, поразвесили здесь красные тряпки, – и кивнул на перестроечные лозунги, которые на самом деле все были выполнены на красном кумаче.

Только он это произнес, как из леса с шумом выскочил Бык, да не один, а в компании с Бобром и Мартышкой.

Бобер-трудяга тащил на плече здоровенный молот, а интеллигентная Мартышка несла самодельный плакат.

«А при Льве мясо было!»

Образовалась немая сцена, поверх которой появились титры:

«Продолжение следует?» и зазвучала милая песенка:

«Спи, моя радость, усни…»

Я сидел потрясенный, а Мурзик, выключив звук у телевизора, повернулась ко мне:

– Уже стало надоедать, кругом одна политика: «Сталин, Брежнев, колбаса!» Лучше б порнушку показали!

Я очнулся.

– Включи звук! Там, как раз, порнуха и идет.

Глупый и доверчивый Мурзик оглянулась к телевизору, но там шло продолжение прерванной нудной передачи.

– Все заседают, – сказал я.

– А бандиты среди белого дня к людям пристают.

Я многозначительно промолчал и нежно прижал ее к себе.

– Как это ты умудрился с ними так разделаться? – спросила она меня.

– От большой любви-с!..

– Милый!

– …к потасовкам!

– Гнус!

И мы не теряя времени даром отдались любовным утехам…

На следующее утро я отвез Мурзика к Зайцеву, а сам поехал якобы по своим делам.

Часа в три я заехал за ней и повез обедать в Славянский базар, потом мы сходили в сауну, а вечер провели на концерте Ивана Реброва.

Или это был Борис Рубашкин. Я их немного путаю.

Ночевать мы опять поехали ко мне.

Ну, что, Димик, дальше будем делать? Все бытовые проблемы решены, никаких препятствий для поступательного движения в области межмурзячьих отношений уже не существует, что же дальше?

Просто наслаждаться жизнью вкупе с Мурзиком и праздновать победу на поприще обид и поражений?

Но ведь это скоро опостылеет и тебе, и Мурзику.

Надо обязательно заняться каким-нибудь стоящим делом.

Я слишком много и сразу дал Мурзилке, и теперь будет очень сложно постоянно поддерживать в регулярном напряжении круговерть впечатлений. Для этого надо придумать что-нибудь такое глобальное и почти неподъемное, чтобы во времени это можно было реализовать не в один-два дня, чтобы в этом деле не смогло помочь простое чудо, а надо было приложить максимум усилий для его реализации.

Ну давай по порядку.

Поле деятельности, где можно получить конечный результат только при помощи долгих и методических действий, находится в области человеческих отношений. Чем больше народу в деле задействовано (замешано) – тем лучше. Следующее: надо чтобы это дело в скором времени не надоело, должно быть актуальным и приносить весомые результаты. И последнее: самое невероятное дело – это то, в которое никто не верит.