К. Саймак

БОЛЬШАЯ УБОРКА НА СОЛНЦЕ

Я ждал, когда рассыльный принесет из типографии первую пачку газет, и сидел совершенно без дела, закинув ноги на стол и надвинув шляпу на глаза. Чувствовал я себя довольно скверно.

У меня все еще стояло перед глазами, как этот парень вмазался в тротуар. Двадцать этажей -- высота немаленькая, и когда он упал, то вроде как разбрызгался и все это выглядело крайне неопрятно.

Проклятый дурак резвился и вышагивал по карнизу с раннего утра, целых четыре часа, а уж потом сиганул.

Со мной отправились Герб Гардинг, Эл Джарви и еще парочка фотографов из "Глобуса", и мне пришлось выслушивать их рассуждения на тему, как распределить съемку. Если птичка вспорхнет, то времени каждому хватит только на то, чтобы заснять одну пластинку, так что работу следовало спланировать заранее.

Эл должен был сделать телеобъективом первый снимок, в самом начале прыжка. Джо засечет летящего на полдороге. Гарри щелкнет как раз перед тем, как тот ударится о тротуар, а Герб поймает момент первого соприкосновения с асфальтом.

Я слушал их, и по коже у меня бегали мурашки.

Как бы то ни было, план сработал, и "Глобус" получил замечательную серию снимков прыжка, призванную проиллюстрировать мой очерк.

Мы знали, что если "Стандарт" и заполучил снимок этого инцидента, он вряд ли воспользуется им: "Стандарт" претендовал на звание семейной газеты и делал все возможное, только бы их чтиво подходило для всех и каждого.

Но "Глобус" мог опубликовать что угодно, и не упускал никаких возможностей. Мы давали самые животрепещущие новости без всяких прикрас.

-- Этот парень был просто психом, -- входя, сказал Герб и уселся рядом со мной.

-- Весь этот чертов мир состоит из психов, -- ответил я. -За последний месяц это шестая птичка, вспорхнувшая с небоскреба. Я бы предпочел, чтобы меня засадили в отдел некрологов, или деловой хроники, или еще куда. Я сыт кровью по горло.

-- Вот так всегда и бывает. Сперва не знаешь, что снимать, потому что ничего достойного, а потом опять же не знаешь, потому что чертовщина прет изо всех дыр.

Герб был прав. С новостями всегда так: они идут полосой. Волна преступности, волна дорожных происшествий и волна самоубийств. Но тут было что-то не то. Кроме прыгавших с высоты кретинов, было много всякого другого.

Один парень перебил всю семью, а потом направил дуло на себя. Другой во время медового месяца зарезал молодую жену. А третий окатил себя бензином и чиркнул спичкой.

И всякие такие бессмысленные идиотизмы.

Ни один здравомыслящий репортер не станет возражать против некоторой доли насилия, потому что без этого новости -- не новости. Но насилие уже перехлестывало через край, и это было чуточку мерзко и тревожно, вполне достаточно, чтобы замутило даже заработавшегося охотника за новостями, которого подобные вещи трогать не должны.

Но тут пришел рассыльный с газетами, и, скажу без ложной скромности, вся редакция прямо-таки упивалась моим очерком. Да так оно и должно быть -- я тщательно продумал и скомпоновал его, пока наблюдал, как эта птичка скачет по карнизу.

Снимки тоже были хороши. Отличный комплект для торговли в разнос. Я почти явственно видел, как Дж. Р. потирает руки, облизывает губы и похлопывает себя по заднице от удовольствия, что мы сделали такой выпуск.

Наш научный редактор Билли Ларсон небрежной походкой подошел к моему столу и раскинулся на нем. Билли -- парень довольно-таки курьезный. Носит большие роговые очки и шевелит ушами, когда возбужден, но зато знает массу всего о науке. Может взять пересушенную, пресную научную статью и всыпать туда столько перца и соли, что даже интересно будет читать.

-- У меня идея! -- провозгласил Билли.

-- У меня тоже. Я иду к Датчмену и угощаю себя бокалом пива, а то и двумя-тремя.

-- Надеюсь, -- вмешался Герб, -- теперь-то это не связано с доком Аккерманом и его машиной времени.

-- Не-а, -- ответил Билли, -- другое. Машина времени теперь не диковинка, людям надоело про нее читать. По-моему, старый плут раскрыл еще не все карты, да что с того? Машина времени никому не нужна, все ее боятся.

-- А что же на этот раз? -- спросил я.

-- Солнечные пятна.

Я попытался отмахнуться от него -- очень уж хотелось пива, я почти чувствовал его вкус, но если у Билли завелась идея, он впивается, как клещ, и не выпускает, пока не выложит все без остатка.

-- Как широко известно, -- начал он, -- солнечные пятна воздействуют на человека. Много пятен -- и начинается веселая жизнь: акции и облигации подымаются, цены лезут вверх. Но с другой стороны, растет и нервное напряжение. Растет число вспышек насилия, народ приходит в возбуждение.

-- Силы зла выходят на свободу, -- подсказал Герб.

-- Вот именно, -- согласился Билли. -- Русский ученый Чижевский* указал на это лет тридцать назад. По-моему, это он обнаружил, что активность на фронтах первой Мировой войны четко связана с появлением на Солнце больших пятен. А апоплексические удары в 1937-м вызваны самым быстрым взлетом кривой солнечной активности за последние двадцать лет.

_______________________________________ * Чижевский Александр Леонидович (1897-1964) -один из основоположников гелиобиологии. -- прим. перев.

Меня это как-то не тронуло, зато Билли охватил азарт. Такой уж он человек -- энтузиаст своего дела.

-- Народ буквально встает на голову! -- восклицал он, а в глазах его пламенел огонек фанатизма, как бывает всякий раз, если Билли почует материал, от которого читатели "Глобуса" затаят дыхание. -- И не просто народ, а народы -- нации, культуры, цивилизации. Если устроить экскурс в историю, легко обнаружить параллели между циклами солнечной активности и значительными историческими событиями. Возьмем, к примеру, год 1937-й, когда было много апоплексических ударов. В июле этого года цикл активности Солнца взлетел до максимума, а индекс Вольфа* равнялся 137!

__________________________________________ * Индекс Вольфа -- показатель, связывающий число солнечных пятен и количество их групп, введенный швейцарским астрономом Рудольфом Вольфом. -- прим.перев.

Ученые абсолютно уверены, что периоды возбуждения народных масс объясняются резким изменением нервных и психических характеристик человечества, происходящим во время максимума солнечных пятен, но никто толком не знает причин подобных изменений.

-- Ультрафиолетовые лучи, -- выговорил я сквозь зевоту, припомнив, как читал что-то эдакое в журнале.

Билли пошевелил ушами и продолжал:

-- Очень вероятно, что ультрафиолет играет здесь немалую роль. Сами пятна не являются центрами значительной эмиссии ультрафиолета, но они могут являться причиной изменений в атмосфере Солнца, что, в свою очередь, влечет увеличение продукции ультрафиолета.

Большая часть попадающих на Землю ультрафиолетовых лучей расходуется на преобразование кислорода в озон, но на поверхности колебания его интенсивности могут достигать двадцати процентов.

А ультрафиолет вызывает определенные изменения в человеческих железах, особенно в эндокринной системе.

-- Чушь собачья, -- равнодушно заметил Герб, но Билли ничто не могло удержать, и он выложил козырь:

-- Ну, тогда скажем, что колебания солнечной активности, связанные с пятнами, влияют на характер психики и интеллектуальный облик всех людей Земли. Иными словами, поведение людей определяется циклами солнечной активности.

Сравним, скажем, усредненные показатели Доу-Джонса* с солнечными пятнами, и тогда обнаруживается, что они явно подвержены воздействию Солнца. В 1928-м и 1929-м годах было много пятен. Осенью 1929-го солнечная активность резко снизилась, и рынок лопнул. В 1932-м и 1933-м он скатился на самое дно, и то же самое случилось с пятнами. Уолл-стрит** следует за солнечными пятнами.