И в этом - о чем не могла подозревать Элизабет Джири - была трагедия Адриана Суортмора. Он из кожи вон лез, но его телевизионная звезда никак не достигала зенита. Сколько он ни расточал улыбок и, демонстрируя свое добросердечие, ни соглашался на все, сколько он, изменив тактику, ни угрожал и ни насмехался, улыбки других были привлекательнее, насмешки остроумнее. Конечно, он был популярен, но главные роли ему почему-то не доставались. Он был на вторых ролях, и многие уже начали это замечать. Ему хотелось полностью завладеть вниманием зрителя, к примеру всю зиму вести серию актуальных репортажей. Чтобы зрители по-настоящему привыкли к его лицу и голосу. Тогда они в силу привычки станут нуждаться в нем...

- Ма, почему ты не подкоротишь юбку? - спросила Анджела Джири, внезапно появившись в дверях спальни.

- Потому что я не твоя ровесница, - отрезала миссис Джири.

- Какая разница? - не унималась Анджела. - Миссис Коркорен разгуливает в юбке короче моей, а ведь ей сто лет.

Пока Элизабет Джири придирчиво изучала в зеркале свои колени, а Артур Джири мирно сидел под вокзальными часами, Адриан Суортмор с нетерпением ждал шефа в приемной "Консолидейтед телевижн лимитед". Здесь было несколько стульев из искусственной соломы, на низком столике лежали журналы, но Адриан Суортмор не мог ни сидеть, ни читать. Он слишком нервничал, вот и торчал посередине приемной. Если бы, кроме него, здесь находились другие посетители, ему пришлось бы изображать спокойствие и безразличие, но он был один и мог не насиловать себя; он метался по комнате, короткими рывками преодолевая лежащий на полу ковер, снимал и надевал очки, хрустел суставами пальцев, с сопением глубоко втягивал воздух, чтобы унять расшалившиеся нервы. Он ждал приема у сэра Бена Уорбла.

Сэр Бен Уорбл был вершиной, наивысшей точкой "Консолидейтед телевижн". К тому времени, когда возникло коммерческое телевидение, у него уже было много денег; в капиталах, ушедших на организацию влиятельного лобби в парламенте, была и его доля; а теперь он разбогател еще больше. Люди, во всяком случае те, кто поддерживал сэра Бена, благоговейно понижали голос, если речь заходила о его деньгах.

Адриан Суортмор упорно пытался получить аудиенцию у сэра Бена, и несколько раз ему это удавалось. Сэр Бен терпеливо выслушивал прожекты Суортмора относительно новой серии передач, которая привлечет внимание зрителя к новостям. Но не более того. Он выслушивал Суортмора и оставлял его слова без ответа, ограничиваясь лишь согласием вернуться к этому вопросу при более благоприятных обстоятельствах. Но сегодня именно такой день. _Сегодня_ все должно решиться.

- Я больше не могу ждать, Бен, - репетировал вполголоса Адриан Суортмор. - _Сейчас_ я в самой лучшей форме. Глупо держать меня на полке. - И, опять-таки для тренажа, расплывался в своей неожиданной, ослепительной улыбке.

Интервью были важной частью его работы. Он обучился приемам этого ремесла, постоянно выручавшим его - перед камерой и без нее, иногда совсем без нее. Секрет этих приемов был прост. Главное - полностью сосредоточить свое внимание на человеке, у которого берешь интервью, отключиться от каких бы то ни было посторонних мыслей и ловить каждое слово, во все глаза следить за малейшей переменой настроения у твоей жертвы. И тогда жертва начинает верить, что все вокруг - пустяки в сравнении с тем, что он - или она - думает, чувствует, говорит или делает. Это все равно что пойманный увеличительным стеклом солнечный лучик; Суортмор всякий раз разжигал пламя таким способом.

Сработает ли это с сэром Беном? Должно сработать.

- Чувствую, что момент настал, Бен, - продолжал Суортмор негромко. Интуиция подсказывает мне, что я постиг психологию зрителя. Именно сейчас. Я знаю, что им интересно, что заставит их фантазию воспламениться. Мы завоюем рекордное за всю историю телевидения количество зрителей. Ну скажите мне, Бен, разве я когда-нибудь ошибался? Я, старый ястреб индустрии новостей?

Нет, последние слова выбросить. Закончу, как собирался раньше, решил он.

- Пойдемте, мистер Суортмор, - сказала подтянутая юная секретарша, она беззвучно вошла и, стоя за спиной Суортмора, должно быть, слышала, как он репетировал, во всяком случае, конец его монолога наверняка достиг ее ушей. Она плавно скользнула к лифту, он последовал за ней, пожав плечами. Ну и что страшного, если эта глупышка услыхала, как он разговаривает сам с собой? Он отрабатывал беседу с Беном, все продумано, он чувствовал, что находится в форме, что готов штурмовать эту крепость.

Сэр Бен сидел в своем кабинете, настороженно поглядывая на посетителя из-под тяжелых век. На письменном столе светлого шведского дерева стояла только большая стеклянная пепельница. Ничего больше - ни чернильницы, ни пресс-папье. Заранее продуманный эффект: сэр Бен слишком важная персона, чтобы что-нибудь делать, достаточно, что он сидит за своим столом, курит сигары и стряхивает пепел в большую стеклянную пепельницу. Ему вовсе не надо вести деловые записи или телефонные переговоры. Он размышляет и курит, вот и все. В кабинете постоянно пахло гаванскими сигарами; когда Суортмор вошел, сэр Бен в знак приветствия выпустил изо рта колечко дыма.

- Вы знаете, Бен, чего я добиваюсь, - сказал Суортмор, после того как они обменялись приветствиями и сэр Бен жестом пригласил его сесть. - Я хочу, чтобы вы поручили мне вести новую передачу. Я созрел для этого и хочу знать, когда мы договоримся обо всем.

- Хотите знать? Вот как! - подхватил сэр Бен. Он сохранял полнейшую невозмутимость и неподвижным взглядом сверлил Суортмора.

- Послушайте, Бен. - Суортмор кончиком языка провел по губам. - Мы давно знакомы, и вы имели возможность убедиться, что я всегда довожу до конца то, за что берусь. - Он перешел к основной части своего отрепетированного монолога. Монолог длился минут десять, и в течение всей этой речи сэр Бен ни разу не пошевельнулся, все так же сверля Суортмора глазами. - Больше ждать я не могу, - закончил он. - Сейчас я в самой лучшей форме. Глупо держать меня на полке.

Он улыбнулся - неожиданно и ослепительно.

Наступила тишина, потом сэр Бен стряхнул в стеклянную пепельницу с кончика сигары трехдюймовую серую колбаску, и та упала в нее мертвым зверьком.