Разин лежал на спине, ладони под затылком, ноги он положил на ветку — тяжёлые ботинки чернели в просвете ярко-красных кустов. Классическая поза отдыхающего туриста! Поодаль валялся рюкзак.

Мешала лишь какая-то неудобная складка скафандра. Но поворачиваться не хотелось. Так приятно было вглядываться в бесконечную даль неба, куда стекали, будто струйками крови, тонкие и прямые, почти без веток деревья.

В первый день эти деревья его поразили и потрясли. Но через месяц он уже совсем привык, а через три месяца смотрел на пейзаж чужой планеты равнодушно. Такова уж сила привычки! Его напарник — Серёжа Зубов прислушивался к тиканью часов.

— Пошли, — сказал он.

Разин поворчал, но поднялся. Работа есть работа… Они шли перелесками, лугами, останавливались, брали образцы трав.

— Нам хорошо, у геологов образцы потяжелей, — почти всякий раз говорил Зубов, бережно укладывая в отделения сумки невесомые травинки.

В первые дни это было спортом: кто принесёт из маршрута больше неизвестных растений. Они упивались классификацией, изощрялись в выдумывании звучных латинских названий. Но вскоре надоело; на десяток находок меньше, на десяток больше — велика доблесть на планете, которую приходилось открывать всю с начала и до конца. В таких условиях легко вообразить себя Гумбольдтом, но ребята самокритично понимали, что действительно их заслуги невелики.

Дул слабый ветер, ласково, совсем как в Подмосковье, плыли облака, из травы при каждом шаге брызгали насекомые и очень тянуло распахнуть ворот рубашки.

— Дачные условия, — ворчал Зубов.

Да, здесь было уютно и спокойно. Всегда. Тенистый склон был устлан мокрой после недавнего дождя листвой, ботинки скользили. Вскоре склон сделался круче.

— Тряхну-ка стариной, — сказал Разин.

Он оттолкнулся, заскользил по склону в безудержном падении, держа курс на ствол ближайшего дерева. Подлетел к нему, раскрыл объятия и, резко затормозив, опять заскользил вниз от дерева к дереву.

Их снесло чуть левее от направления маршрута.

— Гляди, какая лужа! — сказал Зубов.

— Скорей болото, — поправил Разин.

Слева за деревьями в котловине лежало озерцо грязи. Она жирно и черно блестела. Кусты на берегу топорщили голые ветки.

— Может быть, целебная? — предположил Зубов.

— Обычная топь. Надо будет сказать геологам.

— Как же, заманишь их этим, У них объекты поинтересней.

Было очень тихо, ветер сюда не долетал.

— Озеро Спящей грязи — как, ничего название? — спросил Зубов.

— Подходит. Интересно, кто обглодал эти кусты?

— Небось анки. Они стригут чище наших лосей.

— Надо бы взять образец.

— Время, дорогой, время. Кроме того это типичное место водопоя. После больших дождей здесь наверняка много воды.

— Да, ты прав.

Разин достал фотоаппарат, прицелился. Как всегда с досадой подумал, что снимок не передаст главного: молчаливого спокойствия пейзажа. Чтобы лучше скадрировать, он поднялся немного выше.

— Ну, пошли, — сказал он, пряча камеру.

— Сейчас.

Зубов поднял с земли рюкзак, а заодно и камень (он стоял на каменистой косе возле берега). Повертел в руках голыш и, размахнувшись, с присвистом бросил его в грязь.

Они не сразу поняли, что произошло. Камень не поднял фонтанчика, не дал кругов, он ушёл в глубину, будто проглоченный. И тотчас грязь колыхнулась, поднялась бугром и вдруг стремительно выбросила на берег бесформенный обрубок. Обрубок слепо метнулся влево, вправо, словно нашаривая что-то. К нему не прилипали ни камни, ни даже песчинки. Грязь тем временем выбросила второе щупальце: оно бесшумно рванулось вверх…

“Псевдоподие-ложноножка!” — похолодев сообразил Разин.

Отросток коснулся Зубова.

— Беги!!! — закричал Разин.

Поздно: скафандр прилип. Бесшумно, распухая наростами, близился новый обрубок. Зубов рванулся: напрасно. Его тянуло в озеро. Каблуки вспахивали глубокие борозды. Грязь вспухла близ того места, где находился ботаник, выходила на берег. С противоположной стороны обнажалось гладкое дно.

Зубов упал, руками, коленями вцепился в плоскую каменную плиту. Металл шлема скрежетал по камню.

— А-а-а! — кричал Зубов, теряя силы.

Крик вывел Разина из столбняка. Машинально он схватился за пояс: пусто. Вот уже месяц, как они “забывали” пистолеты — кому охота тащить в маршруте лишнюю тяжесть? Но все равно, что могли сделать пули этому бесформенному существу (или веществу)?

Он скатился вниз, ударил каблуком по отростку. Каблук мгновенно прилип, будто его охватило клеем. Разин упал. Отросток ослабил хватку — теперь Зубов мог хотя бы держаться за камень, в кровь обдирая пальцы, — и выбросил в сторону Разина тупой, безглазый аппендикс. Мерно покачиваясь, лоснящийся, гладкий, он тянулся к шлему. Сзади тяжеловесно близилась основная масса

Разин бешено рванулся и освободил ногу. Вскочил, увернулся от змеиного броска другого щупальца. Задыхаясь, побежал что есть силы вверх. Споткнулся о камень. И тут мелькнула надежда.

Он поспешно хватал камни, набивал ими рюкзак, забыв о криках товарища, об отростках, которые ползли за ним.

Наполнив рюкзак, он побежал что есть мочи на другой конец “озера”, схватил сразу пригоршню камней и швырнул их в зловещую чёрную “грязь”.

Опять, как и в первый раз, камни исчезли без плеска. Место удара немедленно вспухло, выстрелило щупальцами. Разин с радостью увидел, как заполняется грязью обнажившееся ранее дно. Он кидал и кидал камни, то и дело отбегая и стараясь не думать, успеет ли он и поможет ли это Зубову. Тот ещё кричал, значит, был цел. Напротив Разина “грязь” уже грозно встала валом, отростки при всей их медлительности лихорадочно шарили по берегу, и Разин с ужасом видел, как после их прикосновения бесследно исчезают редкие травинки.

Он улучил момент и кинул взгляд на другой берег. Там начинался “отлив”. На суше остался лишь один отросток, который более не тащил, а лишь держал Сергея. Действовало!

Он швырнул последний камень и заплакал от бешенства. Здесь берет был гол. Он бросил ещё компас, кривой нож, которым выкапывал корни. Теперь оставалось только броситься самому.

Ну нет: этот последний гибельный козырь он прибережёт. Разин схватил ближайший ствол низкорослого дерева. С силой, удесятерённой отчаянием, рванул. Почва под деревом напружинилась, но корни ещё держали. Тогда он навалился всем весом, гнул дерево, бил по нему кулаками — и растянулся в обнимку с деревом в опасной близости от щупалец. Но теперь это не имело значения. Он закрутил ствол над головой, как пращу, и метнул. На этот раз “грязь” слабо ухнула. Секунду ствол ещё держался снаружи, потом его заглотнуло.

И тут Зубов вырвался. Опрометью, спотыкаясь, падая, помчался прочь.

Разин не скоро нагнал его. Они долго шли молча, постепенно сбавляя шаг. Вокруг по-прежнему шелестел ветер, на листьях дрожали капельки росы, по небу лениво плыли облака, но теперь друзей заставлял вздрагивать любой шорох, ибо они не верили больше в спокойствие окружающего.

Каждый думал о своём. Зубов о том, что же это такое было, но путного ничего придумать не мог и злился. А Разина природа грязи беспокоила мало: стоит ли ломать голову над тем, что несомненно и скоро перестанет быть загадкой. Пытаясь оправдать свою беззаботность, он размышлял над предательством случая, но успокоения не находил. Ибо все объяснение сводилось к тому, что они — первопроходчики — герои, распираемые сложными знаниями современности, забыли простую, сугубо земную, дедовскую, а потому наивную для них поговорку: “В тихом омуте черти водятся”.