Это обычно не то, что я делаю, когда дело доходит до женщин.

Я профессионал в постели с женщинами, используя свой статус, привилегии и богатство, чтобы пробраться в их трусики. Белль не должна быть исключением.

Но каким-то образом мне удалось погрузить её в меланхолию вместо радости.

Я – принц-раздолбай, безответственный человек, который не хочет быть королём. Я ни к чему не отношусь серьёзно, потому понятия не имею, почему у меня с Белль состоялся серьёзный разговор о смерти наших родителей.

Это чертовски угнетает.

Это прямо противоположное, что я должен был сделать, чтобы попасть в её трусики.

Ной давит на тормоза, по мере того, как мы въезжаем в небольшую деревню, и движение машины замедляется. Баннер, с цветными флагами, растянут по арке в начале главной дороги через город, дорога, вымощенная камнем, которая обычно закрыта для движения. Сегодня этот участок дороги переполнен пешеходами, семьями, которые приехали на летний фестиваль.

Я нажимаю на кнопку, и перегородка опускается. – Поверни прямо здесь, Ной.

- Я проеду дальше и вокруг города, - не соглашается Ной, покачав головой. Это не первый раз, когда мы приезжаем в деревню, и Ной лучше меня знает просёлочные дороги и пути для обхода затруднённого движения.

- Ты много раз сюда приезжал? – наконец, спрашивает Белль, нарушая тишину между нами. Не знаю почему, но я чувствую облегчение.

- Алекс и я всё время прятались здесь летом, - отвечаю я. – Она пользовалась этим, чтобы позлить нашего отца.

- Он не хотел, чтобы ты дружил с простолюдинами? – спрашивает она.

- Нет, - смеюсь я. – Это больше касалось вопроса безопасности, чем чего-либо ещё. Он постоянно был уверен, что меня убьют.

Белль поднимает брови. – Учитывая, кто ты, наверное, это обоснованное беспокойство.

Я пожимаю плечами. – Он чересчур опекал, - произношу я.

Она смотрит на меня краем глаза. – Говорит парень, который уехал в Афганистан?

- Я летал на вертолётах, - говорю я. – И благодаря моему отцу, я так и не смог подобраться к каким-либо реальным действиям.

- Есть кое-что, что говорит в пользу того, чтобы остаться в живых – не рисковать, - произносит Белль, поворачиваясь, наконец, и смотрит на меня. Уголки её губ слегка приподнимаются, но улыбка не достигает её глаз. Даже после этого, то, как она смотрит на меня: её карие глаза широко раскрыты, неуверенно она прикусывает уголок нижней губы - непреодолимое желание поцеловать её рикошетом проходит сквозь меня.

Блядь. Я хочу сделать гораздо больше, чем просто поцеловать эту девушку.

- Не рисковать – это скучно, - отвечаю я, не желая отводить от неё взгляд. Я смотрю, замерев, как она делает глубокий вдох, а её грудь поднимается под тонкой тканью футболки, и я клянусь Богом, что одно такое дыхание делает мой член твёрдым.

Чёрт побери, если девушка никогда не могла сделать мой член твёрдым, как скала, с одного взгляда, с одного вздоха.

Затем Ной громко откашливается, напоминая мне, что Белль и я не единственные в машине. – Мы на месте, сэр, - говорит Ной. – Мисс Кенсингтон.

Рядом со мной Белль смеётся, её смех непринуждённый. Я думаю, что это самый лучший звук, который я когда-либо слышал. – Я не Мисс Кенсингтон, - произносит она. – Так зовут мою мать. Меня же все называют – Белль.

Ной кивает. – Да, мэм.

- Хорошо, мэм – ещё хуже. Пожалуйста, никогда больше меня так не называй. Я не такая старая, - говорит она, прежде чем повернуться ко мне. – Куда мы направляемся?

- Это начало летнего фестиваля, - отвечаю я. – Это настоящая Протровия.

Ной держится в хвосте на приличном расстоянии от нас, когда мы проходим через фестиваль, среди семей и туристов, которые играют в карнавальные игры, слушают музыку и едят традиционные блюда Протровии.

Белль в основном помалкивает, выглядя задумчивой, но я наблюдаю за тем, что она делает, куда идёт, изредка останавливаясь, чтобы пообщаться с продавцом или провести пальцами по изделию ручной работы, продаваемом на одном из столов. – Эта версия Протровии намного лучше дворцовой, - произносит она, поворачиваясь ко мне.

Позади неё кто-то протискивается мимо, толкая её на меня. Её тело прижимается к моему, но она не отходит, не сразу. Напротив, она задерживается на долю секунды дольше, и, когда я тянусь к её локтям, чтобы придержать, вместо этого, мои руки опускаются на её талию. Это совершенно неуместно, прикасаться к ней подобным образом, посреди всего этого, даже на мгновение.

Она смотрит на меня, глазами, обрамлёнными тёмными ресницами, и я знаю, что она может ощущать незамедлительную реакцию моего тела на её близость. Твердый как камень, мне кажется, будет моим обычным состоянием на то, чтобы эта девочка не делала. Но в данный момент, я знаю, что она хочет меня также сильно, как и я её.

Затем Белль отходит на несколько шагов, опустив взгляд и застенчиво заправляя прядь волос за ухо. Её щёки покраснели, оттенок розового распространился также на скулы, и она пытается сохранить дистанцию между нами, но толпа заставляет её сбавить темп. Затем я подхожу сзади неё, мои губы близко к её уху. – Я знаю, что ты почувствовала, насколько я стал твёрдым для тебя, - произношу я низким голосом.

Румянец у неё, когда она смущена, тот, который обычно появляется у неё на лице, распространяется до самых ушей. Я вижу это с того места, стоя у неё за спиной, и открывшийся вид делает меня необъяснимо твёрдым.

Я спал с моделями, актрисами, светскими львицами. Женщины бросаются на меня. Они предлагают секс втроём и вчетвером. Они предлагают мне всё, чтобы я не захотел.

А одна американская девушка в джинсах, кедах и футболке делает меня твёрже, чем я когда-либо был, всего лишь при помощи одного румянца.

Белль не реагирует. Она прочищает горло и делает тоже самое застенчивое движение, заправляя прядь волос за ухо, когда идёт вперёд, сквозь толпу. Когда я догоняю её, то кладу свою руку на её спину.

- Что ты делаешь? – спрашивает она, смотря назад. – Миллион людей здесь следят за нами.

Я позволяю своим пальцам проскользнуть под низ её футболки, задевая кожу, горячую на ощупь, всего на мгновение, прежде, чем одернуть руку.

Приличия, напоминаю я себе.

Меня должны волновать приличия. Меня должен беспокоить тот факт, что Белль Кенсингтон скоро будет моей сводной сестрой. Она часть королевской семьи. Я должен держать свой член в штанах и руки при себе.

В любом случае, проблема заключалась в том, что я не был силён делать то, что «должен».

Когда толпа продвинулась вперёд, я взял Белль за руку и резко потянул её направо, ныряя между группой крупных мужчин, пивших пиво, прежде, чем исчезнуть в другой группе туристов. Мы поворачиваем в сторону и спускаемся по узкому проходу между двумя кирпичными стенами. Переулок пуст, и Белль останавливается, прислоняясь к стене, и смотрит на меня со смесью тревоги и вожделения.

- Мы потеряли Ноя, - тихо говорит она.

- Ты беспокоишься о Ное? – спрашиваю я.

- Разве ты не кинул своего телохранителя? – спрашивает она, её голос более томный, и я не уверен, что это результат того, что мы убегали через толпу.

- Есть много вещей, которые я не должен делать, - произношу я. Я провожу пальцем по её груди к её ложбинке, и она не останавливает меня. Вместо этого, она делает глубокий вдох, и её грудь поднимается под моим прикосновением.

Это вдох, который уничтожает меня. Этот звук, который она издаёт, когда выдыхает, и то, как она делает – резко, между зубами – это станет моей разгадкой, и я знаю это. Это обещание всего, что неизбежно между нами – мой язык на её коже, солёно-сладкий вкус, переплетение конечностей, её гладкость, когда я проскользну внутрь неё.

Я могу представить всё это – чёрт возьми, я могу практически ощутить её вкус на своих губах, даже не касаясь её – просто слушая этот вдох. Это звук, который я представляю, что она издаст, когда я погружу в неё свой член, мои губы рядом с её, когда я смотрю на выражение её лица.