В солдатском блиндаже остались секретные уставы и журналы метеорологических наблюдений.
Судя по жилым помещениям, здесь находилось несколько десятков человек. Можно предположить, что база была покинута с большой поспешностью. Склад продовольствия, жилье и механизмы остались неуничтоженными…
Когда я узнал об этих находках, вспомнил разговор с И. П. Мазуруком в 1942 году о подводных лодках противника.
В октябре того года их обнаруживали в самых разнообразных местах — у новозамельских проливов и на пути следования транспортов из Арктики в Белое море. Для наших сторожевиков лодки были неуязвимы. В надводном положении они делали более семнадцати миль в час и запросто уходили, даже не погружаясь, и от наших и от английских охранных кораблей.
Вскоре в тех местах, где были замечены вражеские лодки, начали взрываться поставленные ими мины: контактные, магнитные, акустические.
А у нас близилось время возвращения ледоколов и транспортов с Диксона.
14 октября — радиограмма: у Югорского Шара на мине подорвался «Щорс». Он шел в кильватерном строю пароходов. Капитан А. Т. Кудлай сошел со створов для определения девиации и в результате потерял судно. По другой версии, мины таились на створах. Людей и имущество со «Щорса» снял экипаж теплохода «Волга». В том же потоке наскочил на мину буксирный пароход «Шквал». Этим наши потери и ограничились.
Заслуживает внимания благодарственное письмо от имени экипажа «Щорса» команде «Волга», написанное по прибытии в Архангельск. Приведу его здесь:
«Командованию и личному составу теплохода „Волга“
Дорогие товарищи!
Большое горе и тяжесть мы переносили из-за потерн своего судна, которое могло бы многое сделать полезного для Родины и фронта в войне против самого низкого и кровожадного врага-грабителя, издевавшегося над нашими советскими людьми, временно подпавшими под иго фашизма на захваченных территориях. Это все неудача временная, и нас нисколько она не устрашила и не демобилизовала. В наших сердцах только усилилась ненависть и жажда мести к врагу. Мы будем везде стойко драться за порученное нам партией и правительством дело и уверены, как бы ни была тяжка борьба с подлейшим врагом, народы Советского Союза выйдут победителями. Порукой в том — единение и товарищеская спайка людей в труде, борьбе и беде. Порукой в том — наша крепнущая Красная Армия, останавливающая самые крепкие удары врага. Порукой в том — наша великая партия, руководящая этой армией и всем советским народом.
Мы сердечно благодарим вас, дорогие товарищи, за оказанную нам помощь и прием на теплоходе «Волга» и желаем вам дальнейших успехов в производственной работе, чтобы вы во всесоюзном социалистическом соревновании завоевали первое место среди судов бассейна.
Куда бы нас ни послали, мы тоже будем бороться за выполнение задания.
Вперед же, товарищи, к борьбе и победе над фашизмом.
По поручению экипажа парохода «Щорс»
капитан Кудлай, помполит Песьяков.
24 октября 1942 года».
Письмо приведено с незначительным сокращением. Оно выражает чувства и мысли советских моряков в самый трудный период войны…
От порта Диксона суда выходили группами, по три — пять, в охранении кораблей Беломорской флотилии.
Эскорт состоял обычно из двух-трех эсминцев плюс тральщики. Беломорская флотилия провела десять караванов. На ледоколе «Адмирал Лазарев» 24 октября вернулся Михаил Прокопьевич Белоусов. Встретились мы с ним, как всегда, сердечно. Поселился он в одной гостинице со мной.
Весь вечер обменивались новостями. В конце беседы Михаил Прокопьевич предложил:
— Сергеич, переходи на Беломорскую ледовую проводку конвоев. В Архангельске будет образовано специальное управление этими операциями. Меня прочат в начальники, тебя — первым заместителем.
Я дал согласие. Предложение желанное. Зимние перевозки — мое кровное дело.
Михаил Прокопьевич сказал еще:
— Будь там осторожнее. Зимой сорокового года я брюхом ледокола прощупал беломорские камни. Как остался цел, и сам не понимаю. В дрейфе нас вынесло на отмель, а лед все жмет и жмет на борт, под ногами что-то трещит и лопается. Через пятнадцать минут лед полез на палубу и через ледокол! Страшное зрелище. Просто повезло, что ледокол протащило по камням и мы оказались на плаву.
Вспомнились и мои плавания. Я тоже много раз видел в Белом море, как льды ползут на льды. В одно мгновение вырастал холм в тридцать — сорок метров. Горы льда громоздились, словно по мановению волшебной палочки, там, где отмели задерживали движение ледяного потока.
С Белоусовым наши пути сходились не раз. Но по-настоящему мы узнали друг друга на «Красине» в 1935—1936 годах. Ледокол был укомплектован, как я уже говорил, в основном комсомольцами, коммунист Белоусов возглавил молодежный экипаж.
Плавание в зимнем Охотском море на «Красине» было хорошим испытанием для нашего капитана. Быстро освоиться Михаилу Прокопьевичу помогли острый ум, хороший морской глаз, способность к логическому мышлению.
На ледоколе осталось несколько старых специалистов, которые очень ревниво относились к своей профессии и несколько недоброжелательно смотрели на тридцатилетнего капитана. Однако Михаил Прокопьевич сумел не только овладеть ледокольной техникой, но и нашел правильный путь к объединению сил старых и молодых красинцев. К приходу во Владивосток он завоевал уважение всего экипажа.
Нелегко дался Белоусову его первый арктический рейс. В Чукотском море мы плавали по единственной и далеко не точной карте. Остров Геральд, например, был нанесен с ошибкой в 80 миль; некоторые мысы на Чукотском побережье и на острове Врангеля были помечены далеко не на своем месте. О глубинах я уже не говорю — они были указаны на карте не густо и тоже не всегда точно. По Чаунской губе мы шли, выслав вперед шлюпку с промером, почти как во времена Чирикова или братьев Лаптевых.
Здесь следует помянуть добрым словом и дублера капитана — Дмитрия Никаноровича Сергиевского, всегда помогавшего добрым советом.
Через пять лет еще одна памятная встреча. Наш дрейф на «Седове» подходил к концу. Мы находились на широте 82°02'. Посланный к нам «И. Сталин» под командованием Михаила Прокопьевича Белоусова достиг 80°27'. Дальше ледокол продвигался с огромным трудом: его окружал сплошной лед, вместе с «Седовым» из центральной части Ледовитого океана дрейфовали огромные торосистые поля. Круглые сутки была ночь, озаряемая лишь полярным сиянием.
Не так-то просто двигаться ночью среди льдов Арктики. Летом, когда видимость хорошая, безопасную дорогу по разводьям отыскать нетрудно. Опытному судоводителю много скажет цвет льда, небо над горизонтом. Другое дело зимой. Самый сильный прожектор «И. Сталина» высвечивал льды впереди не больше, чем на полмили.
Работая вслепую, Белоусов попал в разводье, которое при изменении ветра закрылось и зажало ледокол. Понадобилось большое мастерство, чтобы во мраке полярной ночи найти правильное решение и благополучно выбраться из ледовой ловушки. За годы работы на «Красине» и «И. Сталине» Михаил Прокопьевич стал первоклассным арктическим капитаном.
В 1940 году М. П. Белоусов опубликовал книгу «О тактике ледового плавания», впервые обобщив опыт ледокольной работы. Небольшая по размеру, книга эта не потеряла значения и в настоящее время.
Михаил Прокопьевич неизменно оказывался на самых трудных участках. В 1941 году он был назначен заместителем начальника Главсевморпути и в этой должности находился до последних своих дней.
Имя капитана Белоусова у моряков связано с представлением о хорошем товарище, о жизни, отданной морю, освоению Арктики.
Тяжело доставались нам, сотрудникам архангельского штаба морских операций, последние месяцы года. Мы старались использовать каждый оставшийся день. Однако природа неумолима. Зима все больше вступает в свои права, днем и ночью с моря дует свирепый ветер.
Вместе с Александром Сергеевичем Будановым я отправился в порт Северодвинск определить его готовность к зимним перевозкам. Недалек день, когда в Белое море выйдут ледоколы для проводки пароходов и теплоходов.