– Да знаю я, − фыркнул Польсий, сплевывая в снег, − думаете, я их мало перебил, кровососок ентих? Я человека видел.

– Человека? − Фигаро почувствовал легкое любопытство. − Вора, что ли?

– Да нет, − Польсий досадливо махнул рукой, − какого там вора… Прилично одетый господин, с бородой и палкой как вот вы себе выдрали. Ночью слышу − идет кто-то. Я, ясное дело, во двор бегом, и вижу: заходит, значит, за хлев. Я туда, а его и след простыл, точно сквозь землю провалился. Я тут и подумал, может вам любопытно будет.

– М-м-м… И как выглядел этот… господин?

– А не разглядел я толком. − Польсий развел руками. Ростом пониже моего, но повыше вашего, с бороденкой такой куцей, что твой козел − в городе сейчас такие в почете. Палка в руке… да я уже говорил. И шляпа чудная, будто ведро пожарное себе на голову нацепил. Вот и все, что видел. Темно было.

– Ну ладно, − кивнул следователь, − хорошо. Спасибо за информацию, может, чем и поможет… А больше вы точно ничего той ночью не видели?

– Не, − покачал головой фермер, −ни души. И не слышал ничего… Скажите, господин Фигаро, это ж кровососка, да?

Следователь пожал плечами.

– Черт ее знает. Похоже на кровососку, да не похоже…

Польсий важно кивнул и веско заметил:

– Пиявка это, вот чтоб мне водки не выпить! Железа не боится, шуму не учиняет, хряка утоптать может на раз − пиявка как есть!.. Ладно, пошел я, господин Фигаро. Ежели что, то ищите во-о-он в том хлеву, где лошади.

Следователь перепрыгнул через высокий сугроб, зачерпнул сапогом легкий пушистый снег и чертыхнулся.

– Пиявка! Ну, блин горелый, − пиявка! Вот дурень!

Под «дурнем» Фигаро, как ни странно, имел в виду самого себя. Ему было досадно, что он, такой весь из себя специалист по Другим существам, даже не подумал о пиявке, сиречь водянице дерганной, а дремучий деревенский мужик сразу понял, что к чему.

«Оно-то, если так посудить, и понятно: в этих местах с детства учишься отличать полянку от выверта, а уж пиявку так точно за версту чуять нужно, а то, неровен час, сходишь на речку искупаться, да там и останешься… Но каков болван, право слово! Да и пиявка тоже… Пиявка это плохо, эту заразу железо не берет, да и колдовством не всяким возьмешь. И для человека она опасна, так что тут только группой действовать нужно… Придется ехать в город и покупать у алхимиков „кротовую желчь“ − не люблю…»

Пиявки были далеко не самыми опасными созданиями, но уж наверняка одними из самых мерзких. Эти кожистые трубы могли вымахать до размеров локомотива, жили в озерах и одинаково легко лопали как коров так и неосторожных людей. Пиявки обладали крайне высокой устойчивостью к заклинаниям, жрали железные прутья, равнодушно относились к огнестрельному и холодному оружию и могли часами шастать по берегу. У них была всего одна слабость: пиявкам для жизни требовалась исключительно чистая вода. «Кротовая желчь» − по сути, просто отходы самых токсичных алхимических процессов − убивала пиявку за две минуты, попутно уничтожая всю прочую живность в озере.

Оставалось только найти доказательства ночного визита пиявки.

Фигаро, наконец, обогнул угол хлева и перевел дух. Здесь снега почти не было и кое-где между извилистыми линиями поземки чернели полосы мерзлой земли.

Следователь медленно двинулся вдоль стены, внимательно глядя себе под ноги. Он искал след пиявки − широкую, покрытую слизью траншею. Разумеется, как и многие родственные Другим существа, пиявки умели «уходить в фазу», то есть временно становиться нематериальными, но долго перебывать в этом состоянии они не могли − только-только чтобы преодолеть стену-другую. В остальное же время передвигающаяся по суше пиявка пропахивала землю не хуже парового трактора.

Свежий снег здесь, за высокой стеной хлева, лежал тонким хрупким слоем, являя собой прекрасно читаемую рукопись даже для неопытного следопыта: вот мелкие «крестики» протянулись линией вдоль невысокой ограды − ворона. Вот здесь птица копалась в земле, очевидно, в поисках пищи, но потом резко взлетела − взмахи крыльев разметали снег… А вот и причина вороньего бегства: аккуратные «звездочки» кошачьих следов у зарослей малинника − разбойник подкрадывался аккуратно, но не заметить кота на этом белом покрывале было сложно. Вот кошачьи следы протянулись к старому сараю, где, очевидно, хранился фермерский скарб: усатый хищник плюнул на ворон и отправился мышковать. А вот…

Фигаро остановился и удивленно поднял брови.

Следы. Большие, явно мужские. Кто-то, обутый в модные туфли с острым носком, прошел тут сравнительно недавно, скорее всего, вчера ночью. Дюк? Нет, у Дюка тяжелые ботинки на толстой подошве, да и нога явно пошире. Человек, которого видел ночью Польсий?

Следователь встал на четвереньки и принялся изучать следы, едва не касаясь их носом. Да, точно: мужские туфли сорок второго или сорок третьего размера с насечкой-«елочкой» на подошве. Странный выбор обуви для этого сезона, кстати… Отпечатки неглубокие, значит, мужчина не слишком-то крупный… Ага, а вот отверстия в снегу слева от цепочки следов − он опирался на палку… Стоп, нет, не опирался − нет характерного «хвостика», делающего след от палки похожим на длинную запятую. Мужчина не использовал опору, а резко вбивал палку в землю… Длинные размашистые зигзаги по обе стороны от следа: на том, кто здесь прошел, был длинный, до самой земли, плащ.

Фигаро поднял голову и почесал затылок: цепочка следов тянулась вдоль стены, никуда не сворачивая. Он попытался представить себе эту картину: ночь, метель, глухомань и прилично одетый господин в летних туфлях, отмахивая изящной тросточкой шагает посреди снежного безумия, уходя… куда?

Следователь встал на ноги и пошел по следам.

Вот человек идет вдоль стены… идет медленно, слегка припадая на носки. Крадется? Очень может быть. Но зачем красться, когда вокруг кромешная темень и снежная пелена?.. Хотя погоди-ка: следы не замело, значит, он пришел сюда уже после бури, ближе к утру.

Вот здесь он остановился, и некоторое время стоял, переминаясь с ноги на ногу. Кого-то ждал? Закурил? Непонятно. И почему следы тут заканчиваются? Он что, улетел?

Следователь огляделся, окинул взглядом пустое заснеженное поле, прищурившись, зачем-то посмотрел в выцветшую голубизну неба, затем на стену хлева… и пораженно застыл.

На стене чернело большое, почти до самой крыши пятно, которое Фигаро поначалу принял за следы давнего пожара. Но теперь было видно, что от того места, где стоял, чего-то ожидая человек в остроносых туфлях, к стене протянулось… нечто вроде широкого конуса. Это тоже был след: снег в этом месте казался подернутым легкой гарью и был испещрен расходящимися веером полосами. Словно кто-то включил огромный дуговой прожектор, лучи которого расплавили снег и выжгли на дереве стены похожую на звезду блямбу.

Следователь достал «мерило» и поднес к тому месту, где сходился веер «лучей» − как раз там, где заканчивались следы странного ночного гуляки. Стрелка прибора тут же прыгнула в дальний конец желтого сектора, где и зависла, нервно подрагивая.

Тут творили заклятье, настолько сильное заклятье, что его эфирный след был подобен воронке от взрыва фосфорной бомбы, все еще тлеющей даже спустя сутки. На негнущихся ногах Фигаро подошел к черному пятну на стене и, достав из кармана перочинный ножик, слегка ковырнул кончиком лезвия потемневшее дерево. Тут же открылась белая поверхность сосновой доски; стена была не обуглена, как поначалу подумал следователь, а просто покрыта чем-то вроде тонкого слоя краски. И это была не экто-пыль − безмолвный свидетель неполного использования вложенной в заклинание силы. Это было… что-то другое.

Человек, зачем-то явившийся сюда посреди ночи, ждал здесь кого-то… или что-то. А затем, очевидно, дождавшись, направил на свою жертву заклятье огромной мощи, но при этом почти никак не проявившееся в мире материальном.

Заклинаний, большая часть энергии которых приходилась на «низкий», эфирный спектр, существовало великое множество, но большая их часть применялась для воздействия на Других. Запусти в Голодного Беса шаровую молнию − тварюка даже не почешется, а заклятье, скорее всего, просто поглотится ее жизненной эссенцией без всяких последствий. А вот «Гордиев Топор» (если, конечно, хватит сил и умений его сотворить) развеет Другого без следа, разрушив эфирные сплетения, составляющие его псевдо-тело.