– Я чародейка, не забывайте. Профан.

– Я еще больший профан чем Вы, поверьте. Совершенно не разбираюсь в колдовстве. У меня… э-э-э… талант.

– Лазить в чужие мысли? Заставлять людей делать глупости?

– Не только. Но Вы правы в том, что пользоваться им открыто я не могу. Это запрещено.

– Кем запрещено?

– Инквизицией. Слыхали о Черном Эдикте?

– Нет.

– Это что-то вроде карманной шпаргалки для инквизиторов. Там написано, кто есть первейшие враги рода людского – в подробностях и даже, кажется, с картинками. Такие как я, Марина, этот список возглавляют.

– Что-то Вы не похожи на жуткого монстра. Скорее, даже, наоборот.

– Спасибо.

Некоторое время они сидели молча. Марина, которой было холодно, прижалась к Виктору, и он машинально обнял ее за талию.

Наконец она сказала:

– Все равно не понимаю. Допустим, есть колдун, который умеет бросаться огненными шарами. Его же не хватают и не тащат на виселицу! Чем Вы хуже?

– Все не так просто, – он закусил губу. – Понимаете, я… такие, как я могут, к примеру, взять под контроль чиновника высокого ранга… Даже короля.

– И что с того? Ну, будет вместо одного короля другой. Что изменится? Короли и министры и так травят друг друга ядом, подсиживают собственных братьев, пишут доносы… Это просто борьба за власть. Побеждает самый хитрый и подлый. Допустим, захватили Вы управление над каким-нибудь министром. А что, если Вы будете лучше его? Умнее?

– А если нет?

– Хуже, чем наши министры? Виктор, чтобы быть настолько феерическим жлобом и мракобесом нужен талант. Вряд ли у Вас получится, даже если Вы будете стараться.

– Марина, я могу заставить человека разбить себе голову о стену.

– А превратить его в кучу пепла, стало быть, гуманнее? Или пустить ему пулю в живот? Не смешите.

– Марина… – лицо Виктора стало каменным, – …А что бы Вы сказали, если бы узнали, что мне доводилось убивать людей?

– Виктор, – она поморщилась, – мой отец был на войне. Он как раз и занимался тем, что убивал людей. Помню, как он сказал: «Когда я стрелял по ним, я понимал, что они ничем от меня не отличаются. Эти ребята тоже любили выпить с друзьями, у них тоже были жены, дети… Просто, если бы я в них не стрелял, они пристрелили бы меня, причем даже не задумываясь». Так-то, Виктор. Я не думаю, что Вы можете прибить человека только потому, что он Вам не понравился.

– Не могу… Эх, Вас ничем не прошибешь… Смотрите, Марина, – белка!

На ветке дерева, как раз у них над головами, сидел пушистый зверек и внимательно рассматривал их своими глазами-бусинками. Белка была большая и важная; было видно, что ее часто подкармливают гуляющие в парке парочки и мамаши с детьми.

– Красивая…

– Тише, Марина… Смотрите…

Виктор поднял руку, поманил белку пальцем, и та неожиданно прыгнула прямо ему на ладонь. Марина охнула от изумления.

– Вот. Держите. Не бойтесь, не укусит. – Он посадил белку Марине на плечо. Белка, не проявляя ни малейших признаков испуга, взобралась ей на шляпку, потом спустилась на грудь и принялась обнюхивать лицо, комично балансируя на задних лапках. Марина засмеялась, чувствуя, как тонкие усики зверька щекочут ей подбородок.

– Невероятно… Вы ей… приказали это сделать?

– Приказал? Нет, что Вы. Просто объяснил, что нас не стоит бояться.

– Ой! Убежала…

– Пусть бежит. У нее свои дела, у нас – свои… Вы все еще меня не боитесь?

– А должна?

– Фу ты… А если так – я большой и страшный Хозяин Марионеток! Я заполучу полный контроль над твоим телом! Ты будешь повиноваться мне!

– Боже мой, как романтично!

– О, дьявол… Кстати, Марина, мы ведь с Вами вчера так и не поужинали.

– Это приглашение?

– Конечно. Или Вы против?

– Ни разу. Знаете что? Пойдемте в «Киску»! Вы так и не попробовали знаменитый гаспачо господина Торреса, а тамошняя винная карта Вас приятно удивит.

– Хорошо. Пойдемте кушать Ваш знаменитый гаспачо.

– И обнимите меня, черт возьми! Мне холодно.

– О, проклятье! Марина, какие же у Вас длинные лестницы!

– Тихо Вы! Всех соседей перебудите!

– Хорошо-хорошо… Тс-с-с! Молчу. Но, все же…

– Вчера, когда Вы были при смерти, Вас это не смущало.

– Да не помню я про вчера… Однако же Вы и пьете!

– Я случайно. И потом, не забывайте, что я – дочь солдата.

– Это я заметил.

– Сейчас… Где же эти ключи?… А, вот они.

– Давайте я сам… Есть. Где у Вас лампа?

– Зачем? И так светло.

– И то правда.

– Это был замечательный вечер. Просто замечательный.

– О да. Вы правы.

– Не думала, что Вы так хорошо играете на рояле. Господин Торрес был в восторге.

– А я понятия не имел, что Вы умеете танцевать сальтарелло.

– Я и тарантеллу умею.

– Невероятно!

– Вероятно. Виктор, Вы… О!..

– М-м-м…

– Поцелуйте меня снова.

– Черт, как же это у Вас расстегивается? Понятия не имею…

– Все Вы знаете, не притворяйтесь.

– А, вот, нашел.

– Спальня направо… Нет-нет – возьмите меня на руки и отнесите.

– О, как романтично!

– К дьяволу романтику! Я запуталась в этой проклятой юбке!

– Минутку…

– О, так лучше. Зажгите лампу. Ненавижу темноту.

– Марина?

– Да?

– Ты красивая.

– Врун!

…За окнами шелестел ветер, и мелькали габаритные фонари карет. Ближе к утру взошла луна и тогда город, наконец, уснул. До самого утра на улицах было пусто и тихо, и только одинокий фонарщик, направляющийся домой, размахивал полупустой бутылкой, напевая себе под нос: «…одии-и-ин ра-а-аз в го-о-од, са-а-ады цвету-у-ут…»

Дежурный жандарм высунулся из караулки на углу, проводил фонарщика взглядом, плюнул, и не стал его трогать.

– Приехали, ваше сиятельство! Жестянка!

Фигаро порылся в карманах и дал извозчику серебряную монету.

– Сдачи не надо.

– Спасибо, добрый господин! – извозчик просиял. – Вам к алхимику надыть?

– Знаете, где он живет?

– Знаю, конечно, как не знать, – закивал извозчик. – Пройдете во-о-он до того красного дома, свернете в переулок, где, значится, дорога под уклон, и прямо пойдете, аккурат до перекрестка. Там как раз будет лавка алхимика евойного, он там и живет.

– Благодарю. – Фигаро спрыгнул в утоптанный снег и потянулся за саквояжем. – Он что, живет в лавке?

– Дык весь дом выкупил, супостат! Первый этаж у него – лавка, а во втором он живет, значить.

– Какой, однако, зажиточный алхимик… Ну, бывай.

Извозчик помахал рукой и сани, сорвавшись с места, унеслись во тьму.

Башенные часы глухо пробили половину второго ночи. Фигаро вздохнул и помотал головой. Хмель понемногу отпускал, а вместе с этим возвращались старые сомнения.

Что он тут делает в таком часу?

– Ну нет, – зло процедил следователь. – Взялся за гуж…

Переулок больше напоминал ледяную горку. Дорожки, правда, уже успели посыпать песком, но следователь все равно пару раз чуть не шлепнулся, ругаясь и выписывая ногами кренделя. Было непонятно, как местные жители обходятся без травм, несовместимых с жизнью – телега или сани по этой дороге точно бы не проехали.

Дом алхимика он нашел быстро. Это был аккуратный домик в два этажа: кирпичные стены, выкрашенные в бледно-розовый цвет, резные ставни на окнах и новая оранжевая черепица на крыше – видимо, алхимик, действительно, не бедствовал. Над обитой клепаной сталью дверью висела аккуратная вывеска: «Альберт Сальдо, алхимик – мастер. Открыто каждый день, с полудня до девяти вечера».

Фигаро дернул за толстый красный шнур, и где-то в доме раздалось мелодичное треньканье колокольчика. Следователь немного подождал и снова позвонил. Колокольчик надрывался, однако дверь открывать никто не спешил. Тогда Фигаро принялся барабанить в дверь кулаком.

– Эй, Сальдо! Открывай! Я знаю, что ты дома!

За дверью послышалась возня, а затем скрипучий старческий голос пискнул:

– Не открою!