Маг вздохнул. Это правда, его друг был выходцем из самого низшего сословия. И пока Рилд карабкался вверх по социальной лестнице, ему, в силу обстоятельств, пришлось познакомиться со многими сторонами жизни аристократов. Но ему доставляло какое-то непонятное удовольствие притворяться невежественным обывателем.

— Ну что ж, рад тому, что ты не забываешь о своих корнях, — сказал Фарон. — В стычках с низшими существами я рассчитываю на твое знание трущоб.

— Вот было бы интересно, если бы такое случилось. Мы направляемся в Истмир или прямым ходом в Браэрин?

— Незрячему все равно, куда идти. Нам, первым делом, нужно собрать какие-нибудь сведения.

Фарон считал, что сделать это следует как можно скорее, но… но было бы жаль, если б так и случилось. Когда еще выпадет свободное время, чтобы вот так пройтись по базару? А ведь можно еще забрести к Дэлину в его «Графинчик с Мерцающей Тьмой» с изумительной коллекцией вин и ликеров. Возможно, тогда в голове Фарона просветлело бы.

А может быть, наоборот, добавило бы загадок и поводов к раздумью. Вот, например, всегда славившийся огромным выбором товаров базар сегодня казался не таким изобильным. С чего бы это? И не связано ли это каким-нибудь образом с исчезновением мужчин?

А как быть с демоном-пауком, который материализовался прямо из воздуха у них над головами, когда они сидели над обрывом у крепости, и направился крушить Арак-Тинилит? Эти два явления связаны между собой? Или просто кто-то стремится получить преимущество в какой-нибудь очередной тайной интриге и все это не имеет ничего общего с его, Фарона, заботами?

Он усмехнулся. Он так мало знал. И то немногое, что он собрал по крупицам, едва ли могло служить утешением.

— Вот и она! — воскликнул маг, увидев наконец таверну.

Высеченная в длинном, невысоком каменном выступе, «Бриллиантовая шкатулка» размещалась буквально в нескольких дюймах за чертой, считавшейся границей рынка, где от торговцев требовали, чтобы каждые шестьдесят шесть дней они передвигали свои палатки на новое место. Несмотря на отсутствие вывески, к заведению постоянно стекались посетители. Оба мастера спустились по лестнице, которая вела с улицы к известняковым дверям, и Фарон услышал звуки шумного веселья: смех, оживленный говор и задорную мелодию, исполняемую трио, состоявшим из барабана, длиннорогого трехфутового лонгхорна и яртинга. Третья струна яртинга безобразно фальшивила.

Рилд стучал медным молотком до тех пор, пока в центре двери не открылось окошко. Пара глаз уставилась на них, потом исчезла. Дверь распахнулась.

Фарон усмехнулся. Он ни разу еще не видел, чтобы кого-то сюда не впустили. Видимо, смотровое окно являлось лишь внешним атрибутом «Бриллиантовой шкатулки». Хотя, кто знает, может быть, привратник и попробовал бы отговорить женщину, вдруг решившую войти в заведение.

За порогом, в комнате с низким потолком, сладко пахло благовониями. Три музыканта расположились на крошечной площадке у дальней стены. Несколько посетителей прислушивались к музыке, но остальные предпочли ей другие удовольствия. За одним из столов полдюжины взъерошенных парней отодвинули свои стаканы, готовясь затеять драку. Несколько других мужчин, игнорируя безопасность сидящих рядом, метали кинжалы в прикрепленную к стене мишень. Слышались стук игральных костей, шелест карт, звон монет, когда счастливый игрок сгребал свой выигрыш.

Рилд оглядел помещение, подмечая любую возможную угрозу. Фарон был приятно удивлен, заметив, что взгляд друга изредка задерживался на досках для сава-игры. Похоже, Рилд отслеживал происходящее сразу на четырех досках.

Сава была довольно замысловатой игрой. По сути своей, она отображала вечную борьбу дроу с другими расами. Но в нынешнее время это была игра в войну между двумя благородными Домами, так как уже не находилось желающих играть, например, за дворфа.

Вообще-то, сава, с ее доской, расчерченной в виде сетки, похожей на паутину, по ячейкам которой должны передвигаться фишки, походила на подобные игры у других рас. Но дроу, прославляющие хаос, нашли способ внести в нее элементы случайности. Один раз каждый игрок мог метнуть фишку в форме паука — сава, — и, передвигая фигуру противника, исключить из игры любую свою. Это правило отражало пристрастие темных эльфов к свержению собственной родни, невзирая на внешнюю угрозу.

Фарон, который в глубине души считал себя умнее Рилда, всегда немного досадовал, что в саве не может сокрушить друга. Мастер Оружия умел обращаться с фигурами на доске так же блестяще, как со своим мечом. После очередного выигрыша Рилд объяснял, что сражение и сава — это одно и то же, но Фарон так до конца и не понял, что приятель имеет в виду.

Маг хлопнул Рилда по плечу и сказал:

— Поиграй. Развлекись. Выиграй у них золото. Только не забывай задавать вопросы. Узнай все, что сможешь. А я пока попытаю удачи в подвальчике.

Рилд кивнул.

Через толпу, заполнявшую комнату, Фарон прошел к бару. За стойкой на высоком табурете сидел хозяин — старый, иссохший, одноногий Ним, который своей злостью мог бы соперничать с любым демоном, вызванным Мастером Магики. Старик беспрестанно рычал, сыпал угрозами, непристойно бранился, отдавал приказания разносившим напитки рабам-гномам и сдерживал свое раздражение лишь для того, чтобы подставить ладони под сыплющееся в них золото, и то только на время, пока наполнялась его горсть. За эту плату он предлагал потертый кожаный номерок с несколькими ключами.

Получив все это, Фарон прошел под арку позади стойки и спустился по нескольким ступенькам. Внизу его ждал истинный бизнес "Бриллиантовой шкатулки", из-за которого Ним и не считал нужным иметь какие-либо наружные вывески.

В Мензоберранзане, где безраздельно господствовали богиня и ее жрицы, несколько женщин из темных эльфов, живших в крайней нищете, сочли возможным продавать свое тело. Соответственно, выбор у мужчин был не большой: либо эти — немногочисленные и на редкость непривлекательные — создания, либо представительницы других рас.

Но для мужчин, обладающих достаточно тяжелым кошельком, была еще одна возможность. Дело в том, что в промежутках между боевыми действиями с иными цивилизациями Подземья города дроу иногда вели войны между собой. Изредка такие конфликты приносили трофеи в виде пленниц. По закону полагалось их пытать, допрашивать и убивать. Это было разумно. Но в некоторых случаях Ниму удавалось подкупить офицеров и получить пленниц. Он тайно приводил их сюда, в подвал «Бриллиантовой шкатулки».

Ним шел на все эти сложности и затраты, точно зная, что найдется много мужчин в городе, готовых щедро заплатить за возможность унизить женщину. В его заведении состоятельный посетитель мог делать с пленницей все, что его душе угодно; постоянных клиентов Ним даже снабжал бастинадо, как он называл специальные палки для битья по пяткам, а также жаровнями с тлеющими угольями, тисками для пальцев и тому подобным. Его единственным условием была дополнительная плата, если на товаре оставались долговременные отметины.

Фарон никак не мог понять, почему верховные матери не прихлопнули публичный дом, как только его существование стало всем известным секретом: на первый взгляд это казалось поощрением вопиющего неуважения к правящему полу. Но, возможно, они оставили его, чтобы у мужчин было убежище, где можно излить свои возмущение и обиды, а потом почтительно вести себя в Доме. Более того, похоже, Ним отдавал им солидную долю выручки.

Во всяком случае, «Бриллиантовая шкатулка» казалась вполне приемлемым местом для сбора нужной информации, особенно если в ней имелся свой шпион. Фарон не был уверен, что он у него еще есть.

Лестница привела в коридор с нумерованными дверьми. Из-за некоторых дверей еле слышно доносились стоны нежной страсти и жалобные вскрики.

Маг дошел по коридору до четырнадцатого номера, помедлил немного, потом нашел в связке самый большой ключ и открыл дверь.

На постели в кандалах, охватывающих запястья и лодыжки, сидела Пелланистра. Она совсем не изменилась с тех пор, как он видел ее в последний раз, те же крепкие ноги, то же лицо сердечком, только чуть больше шрамов, разбитая губа и совсем свежий синяк под глазом; похоже, последний посетитель тоже избил ее.