Я кивнула. Уилинг был в темно-синем костюме, бледно-голубой рубашке и неброском сером галстуке. Я даже поймала себя на мысли, что он мне, пожалуй, нравится. Интересно, а если бы он не был женат… “Прекрати немедленно, — приказала я себе, — нельзя терять бдительность! ”

— Факт остается фактом, — продолжал он, — вы заявили, что на месте преступления находился детектив из нашего отдела, и это меня, конечно, удивило. Но это вовсе не означает, что я автоматически отмахнулся от ваших слов, просто нужно во всем разобраться.

“Черт возьми, хорошо, что я не слишком расслабилась! Надо быть начеку! ”

— Кстати, Рейдин говорила о детективе Нейлоре?

— Нет, — ответила я, глядя ему в глаза, — надо знать Рейдин, у нее в голове все путается. Рейдин общалась с детективом Нейлором прошлым летом, когда он расследовал убийство, возможно, она это имела в виду.

Я с ужасом почувствовала, что моя шея краснеет, как когда-то в католической школе, когда сестра Клод-Мари требовала домашнее задание, которого у меня не было.

— Кьяра, — миролюбиво произнес Уилинг, — я же вас ни в чем не подозреваю, просто пытаюсь собрать факты. Если у вас с Джоном есть личные отношения, меня это не касается.

Я услышала машину Рейдин еще до того, как увидела. Рев “плимута” шестьдесят второго года выпуска с не совсем исправным глушителем, несшегося на большой скорости, заставил и Уилинга поднять голову. Старушка спешила в сторону лавки — без сомнения, для того, чтобы спасти меня из лап инопланетного злодея. Я уже могла разглядеть ее лицо, выражавшее решимость, и съехавшую набок шляпу, закрывшую один глаз. Рейдин приближалась, причем очень быстро. Между ней, мной и бордюром было единственное препятствие: машина Уилинга, бежевый седан “таурус” без опознавательных знаков полиции.

Детектив осознал этот факт одновременно со мной и выскочил на середину улицы в тщетной попытке предотвратить неизбежное. Уилинг отчаянно замахал руками, закричал, чтобы она сворачивала, но Рейдин либо не слышала, либо не слушала. Переднее крыло “плимута” с пронзительным звуком прочертило тонкую ровную полосу по всей длине бежевого бока “тауруса”. Рейдин, по-видимому, заметила свою ошибку, потому что сразу же дала задний ход. В результате второй попытки на левом боку машины Уилинга образовалась длинная вмятина.

— Господи, да что же это такое! — простонал он. Я посмотрела на “таурус”.

— Ничего страшного, детектив, думаю, некоторое количество полирующей смазки поправит дело, и вы сможете спокойно ездить на нем.

Уилинг свирепо воззрился на меня.

— Полирующей смазки? Вы что, издеваетесь? Да у меня на боку вмятина глубиной в дюйм!

Рейдин нетерпеливо просигналила. По-видимому, она не видела ничего страшного в том, что произошло. Ей хотелось как можно быстрее уехать самой и увезти меня подальше от пришельца.

— Что ж, детектив, — продолжила я, — может, вы хотите, чтобы я объяснила ей…

— Нет, черт побери, не нужно. Бесполезно пытаться убедить ее, что я не инопланетянин. Просто поезжайте, я сам о себе позабочусь.

— Спасибо, детектив, — тихо сказала я, — считайте, что за мной должок.

— Должок? — Уилинг посмотрел на Рейдин, и на губах у него появилось некое подобие улыбки. — Вы мне не должны, но должок вовсе не один! Предлагаю объявить перемирие, сесть со мной за стол и спокойно поговорить без участия сумасшедших соседок или адвокатов.

— Согласна. Один на один. Встретимся в вашем кабинете завтра утром.

Уилинг кивнул и снова переключил внимание на свой пострадавший “таурус”.

Двигатель “плимута” угрожающе заурчал — таким образом Рейдин напоминала мне, что мы зря тратим время. Я и сама не хотела мешкать, кто его знает, вдруг детектив передумает и решит осложнить нам жизнь? Я побежала к “пли-муту” и быстро забралась на пассажирское сиденье.

Рейдин дала задний ход и выехала на улицу, даже не подумав посмотреть в зеркало заднего вида. Со всех сторон слышался скрип тормозов и гудки автомобилей, но мы не оглядывались.

— Догадываюсь, он пытался тебе втолковать, что я сумасшедшая, — спокойно заметила соседка, когда мы оказались на улице.

— Ты сама отлично с этим справилась, — ответила я.

— Иногда ты поймаешь медведя, иногда медведь поймает тебя, — загадочно заметила Рейдин.

Родители Руби Даймонд жили на окраине Уевахитчки в маленьком белом сборном доме. Домик окружала аккуратно подстриженная изумрудно-зеленая лужайка размером с почтовую марку, обнесенная белой изгородью.

По обе стороны улицы стояли машины, некоторые даже заехали на траву, доходившую до самой обочины. Пока мы приближались к дому, подъехало еще несколько машин, они остановились, из них вышли люди и со скорбным видом направились к дому. Женщины несли кастрюльки или горшочки.

— Я не знала… — начала я.

— Зато я обо всем подумала, — ответила Рейдин. Она повернулась и достала с заднего сиденья форму для выпечки, накрытую фольгой. — На всякий случай я всегда держу парочку в морозилке.

Что у нее в этой форме под фольгой, я понятия не имела, да и спрашивать не хотела. Зная Рейдин, можно было ожидать чего угодно, вплоть до печеного аллигатора.

Мы вошли в дом. Нас тут же поглотила толпа друзей и родственников Даймондов, пришедших выразить свои соболезнования. Брата Эверита нигде не было видно, что, наверное, и к лучшему — я была настроена воинственно, а брат Эверит стал бы моей первой мишенью. Рейдин ушла в кухню со своим подношением, а меня оставила отражать атаки в одиночку.

Внутри дом оказался больше, чем выглядел снаружи, но в комнатах все-таки было тесно: казалось, сюда набилось все население городка. Родители Руби сели на диван в гостиной, и процедура выражения соболезнований началась. Женщины в наспех повязанных фартуках принялись быстро сновать в кухню и обратно, и стол в гостиной быстро заполнился едой.

— Кьяра, это вы? — раздался у меня за спиной низкий голос.

Я оглянулась и увидела Толстяка. Гонщик стоял рядом со мной и явно чувствовал себя неуютно в слишком тесных полиэстеровых брюках и белой рубашке с короткими рукавами.

— А ты, кажется, Толстяк? — спросила я. Здоровяк робко улыбнулся и подал мне руку. Он явно потрудился, оттирая пальцы, но они все равно были серыми от въевшейся автомобильной смазки.

— А где остальные ребята? Или ты здесь один?

Мне как-то не верилось, что Толстяку хватит смелости прийти на похороны одному. Я пыталась заглянуть за его спину, но он был такой большой, что совершенно заслонил мне весь обзор.

— Нет, я не один, ребята со мной. Я вас только что увидел, вы стояли одна, как цветок, и я подумал, надо пойти поздороваться.

Лицо Толстяка стало пунцовым. Кто бы мог подумать, что такой крупный парень может оказаться таким застенчивым с женщиной?

— Вот он где.

Я приподнялась на цыпочки и увидела позади Толстяка его приятеля Фрэнка. Этот не очень-то старался привести себя в порядок, на нем были темно-синие рабочие брюки механика, ботинки с носами, окантованными металлом, и светло-голубая рубашка с короткими рукавами, открывавшими на всеобщее обозрение татуировки. Единственной уступкой условностям можно было считать только не по размеру короткий пристегивающийся галстук.

Фрэнк сердито посмотрел на меня, наверное, еще не забыл, как непочтительно я обошлась с его кумиром, Роем Деллом Парксом.

— Пошли, — нетерпеливо сказал он Толстяку, — мистер Роудс сказал, что нам лучше не задерживаться.

Я снова огляделась и на этот раз заметила в углу самого Микки Роудса. Тот стоял с приличествующим случаю скорбным видом, держа в руках свою соломенную шляпу.

— А где Рой Делл? — спросила я, вдруг вспомнив инцидент на мосту.

— Снаружи, ждет в “кадиллаке” мистера Роудса. На кладбище он так убивался, что теперь боится войти в дом, — пояснил Толстяк.

Фрэнк пробурчал что-то в том духе, что Толстяку лучше придержать язык.

— В таком случае давайте выйдем, потому что мне нужно поговорить с ним.