Аптека госпожи Лиркиной была уже закрыта для посетителей, но Черепанов не смутился. Пока Самсон бессмысленно пялился на витрину, уставленную грушевидными, подсвеченными сзади сосудами с красной водой, своим жутким, таинственным видом походившими на реторты средневековых алхимиков, пока он изучал подсвеченную золотистую табличку с надписью «Аптека Pharmacie», Фалалей поблагодарил эскулапа, сунув ему зелененькую, и дождался, когда карета тронется с места. Затем, ухватив Самсона за рукав, шагнул к дверям, украшенным двуглавым гербом, и со злостью нажал на кнопку звонка.

Через минуту-другую за дверьми послышались легкие шаги.

– Римма Леонидовна, откройте, не бойтесь. Нам нужна срочная помощь.

После паузы, заполненной скрежетом замка и отодвигаемой щеколды, дверь приоткрылась. В образовавшейся щели показалась стройная молодая женщина в цветастой шали, накинутой на темное домашнее платье. Она поднесла к глазам руку козырьком и всмотрелась в поздних посетителей. Только после этого откинула дверную цепочку и, впустив гостей, осведомилась строго:

– Чем могу служить, господа?

Самсон непроизвольно отшатнулся от Фалалея и выпрямился: перед такой красавицей ему не хотелось выглядеть инвалидом, а если она и вправду сестра злобного музыкального обозревателя Лиркина, можно навеки стать редакционным посмешищем.

– Дорогая Римма Леонидовна, – Черепанов расплылся в улыбке, – мы боимся инфлюэнцы, полгорода подкосила, проклятая. Готовы выпить по литру спасительных лекарств, тем более приготовленных вашими нежными ручками.

Аптекарша немного успокоилась. В ее практике случалось, что в поздний час в аптеку заглядывали и хулиганы. Потому за шалью, которую она придерживала у пояса, прятался на всякий случай браунинг. Хозяйка перевела волоокий взор на Самсона – от него веяло свежестью, морозом, юностью.

– Прошу вас, присядьте, – мелодично отозвалась она, заметив возрастающее восхищение в мужских глазах, и указала свободной рукой на мягкие кресла и шестигранный столик на витой ножке в углу освещенного электрическим светом холла. – Я сейчас вернусь.

Она удалилась скользящей походкой, плавно покачивая стройными бедрами, и журналисты рухнули в кресла, вытянув ноги, натруженные за день.

– А ты ей понравился, – шепнул Фалалей. – Где мои девятнадцать лет?

– Недаром Константин Петрович ее с Суламифью сравнивал, – так же шепотом отозвался стажер, настроение которого заметно улучшилось.

– Интересно, наведывается ли к ней мудрый Соломон? – Фалалей покосился на дверь. – Хочешь, расскажу анекдот? Идет судебный процесс. Судятся еврей с армянином. А журналиста в зал не впустили. Стоит он у дверей и мается – кто выиграет тяжбу? Из зала заседаний выходит судья, журналист у него спрашивает: «Ну как? Что решил суд? » А судья отвечает: «Как что? Дали пятнадцать лет прокурору!» Ха-ха-ха…

Римма Леонидовна вплыла в холл с фарфоровой вазой в одной руке и с вечерней газетой в другой.

– Милостивые господа! – Прекрасная аптекарша раскрыла вишневые медоточивые уста, оттененные сверху черным пушком. – Мне нужно время приготовить лекарства. Чтобы не скучать, почитайте газету. И начинайте профилактику инфлюэнцы. В этих плодах содержатся живительные вещества, лучшее средство от простуды.

Она поставила вазу на стол прямо перед Самсоном. Он, подобравшись, сидел прямо и растерянно глядел на хозяйку. В углублении вазы, в белоснежной ее впадине лежали очищенные апельсины…

– Мой брат тоже пишет в одно издание. – Римма Леонидовна стрельнула увлажнившимися глазами на Самсона, видимо, довольная растерянностью юноши. Она привыкла к восхищению мужчин, но такие красивые, такие породистые, такие преисполненные жизненной мощи и энергии встречались на ее пути нечасто. – Но оно не для мужчин, слишком слащавое.

Шаль на плечах новоявленной Суламифи уже отсутствовала, и мужчины смогли оценить красоту ее телесных форм, умело подчеркнутую портнихой. Римма Леонидовна удалилась в свои колдовские апартаменты, и за ее спиной Фалалей хитро подмигнул стажеру.

– Ишь ты, знаток прессы выискался, – зашипел фельетонист, когда шаги Риммы затихли, – как бы она запела, если б узнала, что и мы во «Флирте» подвизаемся! Бери апельсинчик!

– Ни за что! – ужаснулся Самсон. – А вдруг она нас узнала? А вдруг она специально начинила их иголками?

– Чего это ты, брат, взбесился? – Фалалей пожал плечами и протянул руку к золотистому шару, источающему соблазнительный аромат. – Нельзя быть таким впечатлительным! Забудь!

– Меня-то она не знает, – зашипел Самсон, выхватывая из руки друга апельсин, – а вас-то, может, ей братец на улицах показывал! Остерегитесь!

– Да ну тебя, запугал совсем, – Фалалей обиделся. – Впрочем, давай ради приличия хотя бы по одному возьмем. Я тоже в карман засуну, а потом исследую… Самое главное, – продолжал он, шурша газетными страницами, – про замороженную Эльзу еще ничего не написано. В полицейской хронике две строки: найдено мертвое тело мещанки Е. М. на Куликовом поле. И все.

– А при чем здесь хроника?

– Как при чем? Ты забыл, что ли? Или действительно сотрясение мозга схлопотал? Мы же собираем материал для твоей журнальной публикации! Затем сюда и приехали! А Римма может знать об Эльзе кое-что пикантненькое.

– И как же вы это выясните?

Увидев Римму, юный провинциал уже не испытывал уверенности в том, что найденная на Куликовом поле Е. М. не его тайная жена! Такая обворожительная женщина, как Эльза Куприянская, несомненно, водила знакомство с подобными Римме женщинами – эффектными, отважными, современными.

– Что-то неладно на извозном дворе Макарова. – Фалалей, не ответив Самсону, оторвался от газеты. – Здесь написано, что вчера Макаров до полусмерти избил жену. Ревнует, что ли?

– Современные мужья совсем потеряли человечий облик. – Римма Леонидовна с пузырьками на серебряном подносике бесшумно возникла в дверях. – Макаров избил беременную жену, и она выкинула.

– Действительно? – Черепанов бросился навстречу Римме, галантно освобождая ее от подноса. – А я думал, от плода другими способами избавляются.

– Да, народ дикий, – заметила мягко Римма. – Грамотные люди, и мужчины, и женщины, чтобы решить эту проблему, обращаются за порошками в аптеку.

– Я в курсе, – Фалалей приятно улыбнулся, ставя подносик с лекарствами на стол, – моя подружка мадемуазель Медяшина рассказывала. И вашу аптеку хвалила.

– Вот как? – Римма Леонидовна подняла смоляные дуги бровей. – Вы знакомый Эльзы? Теперь понятно. А я все думаю: откуда мне ваше лицо знакомо? И откуда вы знаете мое имя? Как она?

– Увы, мадемуазель, Эльза дала мне отставку, – Фалалей понурился, – но я не смирился, признаюсь вам. Не могу отказаться от своей судьбы. Хочу выследить плутовку и вступить в поединок с соперником.

Римма Леонидовна оглядела Эльзиного псевдолюбовника с ног до головы.

– Должна вас огорчить, сударь. Насколько мне известно, Эльза нашла себе состоятельного покровителя. Советую вам отступить мирным путем. Тем более что вы сами виноваты: почему под венец не звали?

Прекрасная аптекарша перевела волоокий взор на Самсона. Молодой человек, вскочивший при ее появлении, откровенно любовался ею: по лицу его блуждала таинственная улыбка. Однако госпожа Лиркина неправильно оценила внутреннее состояние гостя – Самсон в этот момент воображал себе простолюдинку в шиншилловой шубке, торгующую пирожками. Он гадал: привезла Е. М. шубку из Казани или ее подарил ей покровитель?

– Благодарю вас за живительные апельсины, – вымолвил он и с удивлением услышал в своем голосе нечто, что услышала и Римма: матовые щеки ее порозовели.

– Надеюсь, вы сохраните здравье в целости и сохранности, – пропела она. – Впрочем, при необходимости заходите в любое время суток. Познакомлю вас с братцем. Он добрейшей души человек, а как готовит! Он знаток музыкальной жизни, ни одного концерта не пропускает.

– А я? – Черепанов игриво обиделся.

– А вы приходите после того, как сводите Эльзу под венец! – Римма следила, как мужчины распихивали по карманам пузырьки с привязанными к ним сигнатюрками.