– А известна фамилия визитера? – спросил фельетонист.

– Фамилия его – Синеоков.

В первую минуту Самсон ничего не понимал – ему казалось, что продолжается бесконечный ночной кошмар, мучивший его с того момента, когда он рухнул на вожделенную софу в буфетной «Флирта». Конечно, Данила ворчал, отпирая дверь новому сотруднику, пожаловавшему домой далеко за полночь, но шума особого не поднял, а снова угнездился на сундучок и укрылся ватным пальтецом. Правильно догадался, что молодчик есть не попросит, а завалится на боковую.

Теперь сердитое лицо Данилы нависло над слипшимися глазами Самсона, цепкие пальцы старика трясли его плечо. И из сознания юноши медленно улетучивались смутные образы: огромные курганы, сложенные из мертвых тел татаро-монголов на Куликовом поле под Петербургом, тысячи шиншилловых шубок, развешанных в аптеке Суламифи, пирожки с грибами у бледных ступней Христа, снимаемого с креста…

– Самсон Васильевич, проснитесь, пора, – бубнил Данила. – Просыпайтесь. Барыня гневается.

Самсон вынырнул на поверхность реальности и, сбросив одеяло, сел на постели. Он потер ладонями предплечья, потом помассировал мускулистые ноги, на которых от холода шевелилась короткая золотистая шерстка, и, подняв взор, окаменел.

В дверях буфетной в бесформенном светлом одеянии стояла грозная госпожа Май.

Самсон, словно парализованный, замер. Лечь? Неприлично! Подняться во весь рост? Еще неприличней!

– Что все это значит, милостивый государь? – сердито вопросила редакторша.

Самсон съежился и натянул на колени одеяло.

– Кто позволил вам возвращаться домой за полночь? И вообще, где вы были? Чем занимались? Где развлекались?

Госпожи Май гневалась не на шутку.

– Позвольте мне одеться? – прошептал дрожащим голосом Самсон.

– Чтоб через пять минут был в столовой, – отрезала госпожа Май, отправляясь на свою личную половину.

Самсон вскочил и стал спешно натягивать брюки, рубашку, галстук, носки…

– Вы бы хоть, Самсон Васильевич, позаботились о своем гардеробе, – жалостливо заныл Данила, – рубашек и носков прикупить надо да прачке белье носить вовремя.

– Ты прав, Данила, прав…

Юноша вынул из карманов апельсин, пузырьки с лекарством от инфлюэнцы и несвежий носовой платок.

– Так вы простудились, голубчик. – Данила покачал головой. – К нашей столичной гнилости организм привыкает не сразу. Я скажу Ольге Леонардовне, чтобы пока вас дома подержала, поберегла.

– Мне болеть некогда, – возразил Самсон, – деньги надо зарабатывать, а то и рубашки купить не на что,

Он со злостью вывернул карманы. К его немалому удивлению, из левого кармана выпала трехрублевая бумажка.

– Вот так так, – Данила присвистнул, – уже урожай собираешь? Молодец! А говоришь, денег нет. Так что? Пополним гардероб?

Самсон в растерянности протянул Даниле купюру.

– Подскажи, будь добр, откуда они берутся? Неужели Ольга Леонардовна?

Старичок потянулся вверх и похлопал Самсона по плечу.

– А ты припомни, припомни, сокол мой ясный, кому вчера говорил, что во «Флирте» подвизаешься?

Самсон задумался. У аптекарши Лиркиной свое занятие скрыл, у баронессы тоже.

– В полицейском участке…

– Нет, вспоминай еще!

– В медицинской карете, доктору.

– Вот он и сунул тебе денежки.

– Странно, – удивился Самсон, – а я этого не заметил, хотя рядом с ним сидел. Зачем он это?

– Что ж тут странного? Хотел, чтобы ты о нем в журнале пропечатал! Заплатил тебе за рекламу. Фамилию-то его запомнил?

– Он говорил, да я не запомнил, – увял Самсон.

– Не падай духом, – ободрил юнца Данила. – Это поправимо. Откуда карета взялась?

– Детишек вызволяли, головы их в кроватных перекладинах застряли.

– Все ясно. Газетку почитаем, там, в полицейской хронике, и будет фамилия твоего героического доктора. А то и целая статья о дурном воспитании подрастающего поколения. На будущее знай, нельзя забывать тех, кто платит. Пропечатывай фамилии.

– Конечно, конечно, – заторопился Самсон. – Но мне еще помыться надо, причесаться, а то Ольга Леонардовна совсем рассердится.

Он побежал в умывальную, где предался водным процедурам. Старичок топтался позади.

– Зачем же ты, Данила, наябедничал госпоже Май о моем позднем возвращении? – не удержался пансионер «Флирта» от упрека, хватаясь за полотенце и растирая освеженное ледяной водой лицо.

– Она сама чуть позже вернулась, – усмехнулся Данила. – Театр посещала с господином Либидом. Потом ресторан. Не женщина, а подлинный ястреб зоркий. Углядела на лестнице ваши мокрые следы, они еще высохнуть не успели. Сразу на меня и набросилась – почему, мол, так поздно пришел? А я откуда знаю? Мое дело журнал в порядке содержать, учет вести по всем направлениям, а не дядькой служить у Петруши Гринева.

– Начитанный ты, Данила, – Самсон скривился, – много знаешь.

– А ты как думал, голубчик? И мы не лыком шиты. Я не одну руку великим писателям пожимал. Так-то. Ну иди, иди, да не робей! Дай-ка я тебя перекрещу.

Самсон с удивлением воззрился на Данилу: тот что-то шептал и выписывал правой рукой в воздухе крестослагаемые линии. Потом нахмурился, легонько подтолкнул освеженного Нарцисса к дверям и шепнул:

– Ты пойми только одно! Она и сама тебя боится!

Озадаченный Самсон поплелся на хозяйскую половину.

Ольга сидела в столовой, отодвинув чашку, и читала письмо. Еще несколько разрезанных конвертов лежало перед ней. В правой руке она держала пахитоску, стряхивая пепел прямо в кофейное блюдце.

– Садитесь, Самсон Васильевич, завтракайте, – предложила она сдавленным голосом, стараясь не встречаться взглядом с сотрудником. – Простите мне мою излишнюю горячность. Сами видите, нервничаю. Неприятности одна за другой. Я сама виновата, забыла сразу же вам сказать главное: завтракаете и ужинаете вы вместе со мной. За исключением особых обстоятельств, на которые будете испрашивать разрешение. Я женщина взрослая. А вы – юноша несовершеннолетний. Мне за вас и отвечать. Пока вам не исполнится двадцать один год.

– Простите, если я вел себя неделикатно, – сказал Самсон и прикоснулся губами к горячему краю стакана в мельхиоровом подстаканнике. – Право, я ничем вчера не уронил репутации издания.

– У вас есть невеста?

Неожиданный вопрос поверг Самсона в шок. Он отрицательно замотал головой. Невесты у него не было! Но имелась тайная жена, о которой он не осмеливался поведать госпоже Май!

– А сколько я должен платить за пансион? – робко спросил он.

– Пока плату взимать не буду. Все равно продукты на моем столе – в счет рекламы магазинов. Обратите внимание на соответствующие публикации в журнале, за них отвечает Треклесов. Там, по указанным адресам, нашим сотрудникам всегда обеспечен кредит. Но имейте в виду: ваши траты учитываются, и выход за разумные пределы влечет неприятные последствия.

– А что касается гардероба?

– Справьтесь у Данилы. Он знает места, где нам делают большие скидки. Так что и одеты будете. Крыша в буфетной над вашей головой – бесплатная.

– Теперь мне мое положение стало понятнее, – вздохнул с облегчением Самсон. – А то столько новых впечатлений…

Ольга Леонардовна, поспешно подвигая к Самсону тарелку с приправленным трюфелями омлетом, обезоруживающе улыбалась.

– Таким вы мне нравитесь. Уверена, когда мы узнаем друг друга поближе, то станем друзьями. – В голосе госпожи Май звучало что-то волнующее, подспудное. – Да вы ешьте, ешьте. Молодые люди должны хорошо питаться.

– Вы ведь спасли меня, Ольга Леонардовна, и я буду благодарен вам по гроб жизни, – с чувством произнес Самсон.

– До гроба, надеюсь, еще далеко, – Ольга схватила пачку писем и похлопала ею по скатерти, – еще надо немало от любви помучиться. И это я вам обещаю.

Самсон, склонившись над омлетом, покраснел.

– Да не смущайтесь вы так, – госпожа Май откинулась на спинку стула, – развивайте чувство юмора. Я шучу. Правда, шучу по делу.