* Афоризм поэта, писателя, философа Александра Трофимова.
Не знаю, насколько моя бессвязная речь была целебна, однако произвела должный эффект. Корчи прекратились, и я увидел, как из выемок мертвых глазниц выкатываются боллинговые шары зрачков. Смысла в них хватило ровно настолько, чтобы воспринять меня, как явление родное и дружелюбное.
- Живем, Илюша, - натягивал на него майку. - Все будет хорошо, родной.
- Ыыы, - кособочился ртом, словно жалуясь.
- Сейчас погуляем, покушаем...
- Ыыы.
- Никто больше обижать нас не будет, - утверждал, поднимая за руку. Пойдем! Делай - раз!
Аустист встал на ноги, как исполин после долгого беспробудного сна, совершил первый шаг, потом второй:
- "Раз! О человек! Слушай! - забормотал. - Два! Что говорит глубокая полночь? Три! Я спала. Четыре! Пробудилась я от глубокого сна. Пять! Мир глубок. Шесть! И глубже, чем думал день. Семь! Глубоко его горе. Восемь! Радость превозмогает боль. Девять! Горе говорит: Погибай! Десять! Но всякая радость хочет вечности. Одиннадцать! Хочет глубокой, глубокой вечности."
Вот такая вот бодрая поступь под словесную безумную капель о "глубокой вечности". Кто не понял - я невиноват, поскольку сам находился под впечатлением этой философско-сумасбродной считалочки. Однако добился я главного: жизнь возвращалась в тело нашего другу.
Когда мы, наконец, выбрались на природу, то стало ясно, что имеется положительный результат. Плохонький позитив, но он имеется: худощавый лик Ильи, осиянный солнцем, дробящимся в листве, приобрел некую запредельную святость. От таких заметных перемен господин Сухой впал в младенческий восторг: ай, да Слава, желтые ботинки, ай, да миллионы будут наши!
- Карл украл у Клары коралл, - произнес аутист с непередаваемой мимикой страдания.
Это заявление вконец развеселило Васьк`а: ну, Илюха, выступать тебе с отдельной программой на Арбате. Я же насторожился и спросил:
- Карл украл у Клары коралл?
- Карл украл у Клары коралл, - подтвердил аутист.
- Ну, вы, пацаны, даете, - развел руками Василий. - Выступать будете на пару.
- Дурак, - проговорил я. - Илюшу надо показывать специалисту.
- Какому специалисту?
- По голове, - и вспомнил, что Лидия оставляла мне адресок профессора Карлова Карла Карловича.
- Шутишь? Что за Ф.И.О.?
- Нормальное Ф.И.О., - огрызнулся. - Василий Степанович Сухой - лучше?
- Ыыы, - вмешался аутист. - Летающие тарелки всегда в поисках летающего стола.
И я прекрасно понял Шепотинника: лакейский человечек сервировал стол под соснами. Я ещё раз убедился: Илья видит наш мир по-своему, как залетный небожитель, который угодил в космическую аварию, и теперь вынужденный принять внешность землянина. Представляю, что думают представители внеземных цивилизаций о нашей аминокислотной жизни?
Во время обеда проблем, слава Богу, не возникало. Конечно, аутист вел себя за столом ни как джентльмен в лондонском клубе миллионеров, но вполне терпимо. Жадно глотал куски пищи, и был похож на птеродактиля.
Поглядывая на него, мы с Василием решали текущие вопросы. Я был убежден: необходимо пригласить профессора Карлова для осмотра Шепотинника, если мы хотим продолжить нашу акцию "Миллион". Тем более этого требует сам Илья.
- Как он может знать, что ему нужен этот Карлов с Кларой и кораллами? - не понимали меня.
- А как он "работает" с валютой на бирже?
- У меня он не "работал".
- А я предупреждал: мы с ним в связке дело делаем. И только.
- Ну, хорошо-хорошо, - сдался мой собеседник. - Что предлагаешь?
Я отвечал: адресок, где проживает врачеватель, находится в моей квартире. Надо позвонить соседу Павлову. Опасно, возразил Вася, а вдруг слушают? Пенсионера, удивляюсь я. Сейчас всех слушают, и пионеров, и пенсионеров. Тогда не знаю, что делать?
Бывший спортсмен задумывается - не человек: глыбище. Через минуту заявляет: коль наш Илюша лечился в Кащенко, засылаем туда трех "быков", они этого профессора из-под землей откопают. В его предложении был свой резон, и я соглашаюсь, предупредив:
- Только без насилия. С уважением-с.
- Нет базара.
Кто бы не поверил, а я поверил. В очередной раз. Удивительное свойство доверять тем, кто тебя уже не раз подводил. Как я не мог понять, что "спортсмены" живут своими представлениями о мире, существуя в параллельном от нормального, как те же аутисты.
Это выяснилось после того, как бойцы выполнили задание. Они выполнили, но как? Через жопу свою они его выполнили. Лучше бы я сам отправился за профессором. Да побоялся оставить Илью одного. И мы с ним битых два часа собирали из пазлов парусник.
Это были странные и чудные минуты единения. Возникало впечатление, будто два наших мира пересеклись в одной точке. Пересеклись в отличие от параллельных линий, не могущих этого сделать никогда.
Покой и безмятежность исходили от Ильи - кошмары душевной дисгармонии и маеты закончились. Мое явление рассеяло прочь черных чудовищ, пытающих уничтожить океанский простор, где вольно на волнах мчал парусник. Именно он, этот кораблик, и представлялся материализованным символом нашего союза.
Потом раздался шум машины - на территорию въезжал лакированный "Мерседес", нарушающий тишину нашего парадиза.
Из лимузина выбрались трое "спортсменов". А где же профессор? Неужто не нашли? Слабы, "быки", позлорадствовал я, слабы.
Но когда подошел Василий, его друзья открыли... багажник. Из багажника был извлечен некий предмет, похожий на кокон.
Дурные предчувствия объяли меня, как свежий жидкий бетон свидетеля по кремлевскому делу "Мабитекс".
Да, тупые трупоукладчики нашли профессора в лечебнице? За что им, конечно, отдельное спасибо. Однако зачем пихать в багажник светилу психиатрической науки, уважаемого члена народного общества и члена АН России, прилежного семьянина?
Все эти вопросы я задал Василию. Тот - своим болванам. Разматывая кокон смирительной рубашки, бойцы отвечали: профессор Карлов не пожелал совершить моцион на природу и даже успел вызвать медицинских братьев.
- Замочили кого? - поинтересовался господин Сухой с такой интонацией, будто спрашивал о белье, которого надо было замочить в баке.