Дядя Фредди держал в руках сачок, а в сачке, блестя на солнце, выделывал акробатические номера великолепный золотисто-зеленый окунь под килограмм весом.

И без того бледный, мистер Бенсон выглядел так, будто случилась страшная беда. Такое лицо могло быть у человека, который по какой-то чудовищной случайности только что убил ребенка. Руки у него дрожали, челюсть отвисла – он сам сейчас странным образом походил на окуня; вытаращив глаза, он глядел на дядю Фредди, который извлек из губы окуня крючок и швырнул трепыхающуюся рыбину на залитую солнцем траву.

– Боже мой! – вскричала тетя Леонора; она тоже подбежала к нам и, сверкая стеклами очков, взволнованно разглядывала окуня. – Какой красавец! Ну, что я вам говорила!

Последние слова были адресованы Пегги, которая молча приблизилась сзади с таким выражением на лице, словно подходила к разверстой могиле. Казалось, ей не хотелось верить собственным глазам, но тетя Леонора торжественно рассеяла ее сомнения еще одним открытием.

– Голодать вы не будете – это уже совершенно ясно! – заявила она.

Казалось, тетя Леонора сейчас заключит мистера Бенсона в объятия; его уже, можно сказать, принимали в лоно семьи. Он же, с подобающей герою скромностью, молча наблюдал, как дядя Фредди насаживает на крючок еще одного липкого розового червяка; к его пущему смущению, Валери со сладкой улыбочкой прибавила:

– Сам Исаак Уолтон[3], да и только!

Пегги густо, мучительно покраснела. Дядя Фредди, сильно разволновавшись, заявил, что окуни – большие обжоры и уж если начали клевать, им удержу не будет, а потому пусть мистер Бенсон засучивает рукава, и нам всем надо засучить рукава – сейчас мы станем таскать их одного за другим.

– Filets de perche! – вскричала тетя Леонора. – Слава богу, я запаслась черным перцем и маслом.

Дядя Фредди, мистер Бенсон и я лихорадочно забросили удочки, и по закону удачи, которая часто выпадает на долю новичков, мистер Бенсон через каждые три-четыре минуты вытаскивал окуня. И всякий раз, как начинал прыгать поплавок, он цепенел от страха и лицо его делалось белее мела, словно в нем не осталось ни кровинки.

Вскоре в воздухе потянуло дымком.

– Пусть кто-нибудь принесет мне рыбу, надо же ее вычистить и снять с костей, – крикнула тетя Леонора. – Сколько вы уже наловили?

Положив с полдюжины приличных окуней в садок дяди Фредди, я двинулся к костру. Скатерть была уставлена всякими вкусностями: салаты, помидоры, редис, хлеб белый и черный, сыр, пирожки, клубника, сливки и в центре, точно корона, золотисто-коричневый пирог с мясом и почками на большом круглом блюде.

Тетя Леонора, похоже, насмотреться не могла на окуней и не один раз взволнованным голосом спросила: кто же это оказался таким везучим, таким искуснейшим рыболовом?

– Мистер Бенсон, – сказал я. – У нас с дядей Фредди даже ни разу не клюнуло.

– Он же просто маг! Волшебник! Вот что значит настоящий мужчина!

После этого грандиозного фейерверка в честь мистера Бенсона она повернулась ко мне и, всем своим видом являя упрек и укоризну, высказала предположение, что по части потрошения и разделки рыбы на меня вряд ли можно положиться. Ни в коей мере, подтвердил я.

– Вот так и приходится все делать самой, – сказала тетя. – Однако есть же все-таки мужчины, в которых таятся удивительные таланты!

– То же самое можно сказать и про женщин, – буркнул я.

– Что-что? – спросила она. – Опять ты бормочешь себе под нос. Лучше принеси мне воды. Где-то тут была миска.

Пришлось взять белую эмалированную миску и отправиться к берегу. Когда я зачерпывал воду, из прибрежного камыша выпрыгнул зеленый лягушонок и с легким всплеском плюхнулся в воду – точно вздохнул ветерок. Я посмотрел, как он отплывает подальше от меня, потом пошел назад к костру и подоспел как раз к очередной сентенции:

– Дядя Фредди – вот вам еще одна темная лошадка. По виду и не скажешь, какая в нем скрыта сила.

Это, мягко говоря, не слишком скромное заявление было уже не просто враньем – это было черт знает что! К тому же тетушка преподнесла его с таким неприкрытым бесстыдством, что можно было подумать, она в простоте душевной хочет представить мистера Бенсона не только как искуснейшего рыболова, но и намекнуть на то, какой вулкан страсти таится в этом новоявленном Казанове.

Поэтому я не удивился, когда Валери подмигнула мне. Однако на этот раз я не подмигнул ей в ответ. К тому же я был целиком поглощен захватывающим зрелищем: с ловкостью бывалого рыботорговца тетя Леонора в одно мгновенье вспорола окуню брюхо. Миску заполнило кровавое облако, и мне показалось, что Пегги вот-вот стошнит.

Солнце припекало, становилось все жарче, и я решил, что самое время проверить, хорошо ли охладилось вино. Я пошел к озеру и достал одну из бутылок. От нее веяло дивной прохладой, но тетя Леонора метнула на меня убийственный взгляд.

– Кто разрешил тебе открывать вино?

– Дядя Фредди.

– Выдумщик!

– Это я-то выдумщик? – не удержался я, но все же добавил: – А вам, как видно, вовсе не хочется пить.

– Ах, не морочь мне голову, – сказала тетя. – И смотри не забудь захватить бокал для мистера Бенсона. Вот уж кто заслужил глоток-другой.

Обе девушки между тем удалились куда-то в глубину леса. Кровь, чешуя, плавники, потроха летели во все стороны. Над поляной поплыл какой-то странный запах – пахло то ли рыбой, то ли тиной. Я почувствовал, что разыгравшийся было во мне аппетит начинает понемногу затухать.

Я пошел к рыбакам. Везение стало понемногу изменять мистеру Бенсону – и, может быть, к лучшему. Он изнемогал от жары. По лбу и по носу у него катились капли пота. Дядя Фредди приветствовал бутылку радостными возгласами:

– Отличная идея, мой мальчик! Да благословит тебя Бог. Мы спасены!

Сжигаемый волнением и жаждой, мистер Бенсон сел на траву и в три глотка, точно пил подкрашенную водичку, осушил бокал.

– Еще что-нибудь поймали? – спросил я.

Всего два окуня, и не из крупных, сообщил дядя Фредди. Похоже, им вдруг надоело клевать. Я сказал, что заберу их, положил в садок окуньков, но они были до того маленькие, что на полпути к поляне, скорее из эгоистических опасений, как бы один из них не попал ко мне на тарелку, а может, просто из жалости я незаметно выпустил их обратно в озеро.

Тетя Леонора – с рук у нее капала кровь, очки в золотой оправе съехали на нос – громко спросила меня, как идут дела у несравненного мистера Бенсона. Счастье ему изменило, сказал я, рыба вдруг перестала клевать. Это сообщение, однако, ничуть не уронило героя в тетушкиных глазах, напротив, казалось, вознесло его еще выше, и она разразилась очередной восторженной тирадой:

– Но он же совершил чудо! Что бы мы делали без него? Не правда ли, как ей повезло?

– Кому – ей?

– Этой девушке. Валери.

– О Господи! Ее зовут не Валери. Вот они как раз возвращаются. Ради всего святого, вглядитесь в них. Валери – высокая, золотистая…

Но тетушка меня не слушала. Она смывала с рук кровь. Обтерев их, она начала укладывать филе на сковородку – больше дюжины порций, кусок к куску. Цвет у рыбы был довольно странный, грязно-зеленый, пожалуй не очень отличавшийся от цвета лягушонка, скакнувшего на моих глазах в озеро; с благоговейным восторгом тетя Леонора шлепнула на каждый кусок по щедрому кому масла.

– Подбрось-ка еще хворосту, – сказала она мне. – И в чем дело – где вино? Сдается мне, наши мужчины уже неплохо утолили жажду.

Я подбросил хворосту, сказал, что вино будет незамедлительно доставлено, и только повернулся, как услышал у себя за спиной еще один командный залп – на сей раз распоряжения были адресованы девушкам:

– Режьте хлеб! И зовите дядю Фредди и нашего дорогого мистера Бенсона. На мытье рук – пять минут! Я начинаю жарить.

Когда я вернулся с вином, заодно дав соответствующие указания дяде Фредди и мистеру Бенсону, в воздухе плыл совсем уж странный запах. Дым костра, гарь подгорающего масла, вонь от рыбной требухи, точно с заднего двора рыбной лавки в жаркий день, – все смешалось в тошнотворном духе, плывущем над поляной. Да еще мерзкое шипение, когда тетя Леонора подцепляла лопаткой куски и шлепала их на другую сторону.