Следующая встреча с командой Парголово. Счет 22:0 в нашу пользу. Из 22 мячей, забитых противнику, 16 забивает Сева Бобров. Он электризует всю команду. И если я в этой игре беру два девятиметровых, то скорее всего это тот «стресс», которым заражен и я.

Мы выходим в финал первенства Ленинградской области. Играем с Череповцом. Счет 3:0. Все три гола забивает Бобров. К нам начинают присматриваться. О нас начинают говорить.

Даже внешне мы выглядим иначе, чем год или два назад. У нас уже своя форма и настоящие клюшки – подарок за первое место в первенстве. Между прочим, одеты мы весьма своеобразно. Мальчишки выходят на лед в белых отутюженных рубашках с… галстуками и в гольфах. Поверх надеты пуловеры зеленого цвета с открытым воротом. В белых воротничках и галстуках было что-то от нашего отношения к спорту…

Спорт нашей юности был спортом переполненных трибун, этого огромного зрительного зала под открытым небом. Существовали не только «спортивные» дворы, улицы и районы. Существовали «спортивные» города.

Сестрорецк не Москва и не Ленинград. Но маленький Сестрорецк выставлял только по футболу девять команд. А из восьми команд по хоккею с мячом одна была… женской.

На играх школьных коллективов непременно присутствовали тренеры и ведущие игроки первой и второй команд завода имени Воскова – полноправных участников городских и областных первенств. Мы, естественно, выкладывались во время игр полностью, зная, что спортивная карьера каждого из нас во многом зависит от впечатления, которое мы произведем на наших старших товарищей.

Судьбу решал тренерский совет, заседавший обычно по пятницам. Составлялось расписание игр, обсуждались составы команд. Но особым вопросом был вопрос о включении в основные составы ребят-школьников.

Представляете, что значило для нас играть в команде, соперниками которой были ленинградское «Динамо» или «Сталинец», где играл сам Петр Дементьев!

Первым из нас был включен в состав заводской команды Сева Бобров. Спустя тридцать лет он вспоминал: «В 1939 году в моей спортивной биографии произошло очень радостное событие: меня включили в состав первой команды завода имени Воскова. Это уже был настоящий, большой хоккей. Мы встречались в официальных матчах с самыми лучшими, самыми сильными командами Ленинграда: «Динамо», «Красная заря», Кировского завода и другими. В их составах было много игроков, имена которых гремели на всю страну. В «Динамо», например, играли знаменитые Федоровы – Валентин и Виктор, в воротах стоял Паша Забелин, в линии защиты играл Павел Сычев, которого за исключительную храбрость и самоотверженность на поле товарищи называли «отчаянным».

Он действительно был отчаянным, этот прекрасный парень. Спустя всего три года, во время страшных дней ленинградской блокады, он будет находиться на са мых опасных участках и погибнет смертью героя, защищая свой город…

Бобров входил в большой спорт размашисто, ярко, темпераментно, вдохновенно. Уже тогда он, обладал способностью увлекать игрой не только товарищей по команде, но и зрителей, превращая их в страстных, неугомонных болельщиков. Сейчас, вспоминая эти первые игры большого спорта, я понимаю, что уже тогда Боброву с его знаменитыми проходами, пасами, молниеносными и мощными ударами было дано предугадать почерк будущего футбола и будущего хоккея. И этот прорыв через время не мог не поразить воображения, не мог не увлечь.

Остальные тоже, видимо, играли неплохо, если сразу шестеро из нас – в том числе и я, были включены во второй состав. Конечно же, для мальчишек это был предел желаний…

…Играть с каждым годом становилось в каком-то смысле и легче и труднее. Легче оттого, что росло наше мастерство, оттого, что с нами работали мастера. А труднее оттого, что вместе с мастерством росла и требовательность к себе. То, что еще недавно на «бочаге» или в играх школьных команд считалось верхом совершенства, теперь нас не устраивало.

В долголетней или в краткой спортивной биографии есть события особой значимости. Они остаются в памяти и больших спортсменов и тех, чей спортивный путь был лишь ярким жизненным эпизодом. Таким событием для нас был матч, в котором мы встретились с одной из сильнейших команд страны тех лет – ленинградским «Динамо».

В первую группу розыгрыша первенства Ленинграда входило 10 команд. Для того чтобы остаться в ней на следующий розыгрыш, нужно было занять место не ниже восьмого.

Игра 6 февраля 1940 года была для нас решающей: в случае проигрыша наш коллектив Сестрорецка должен был покинуть первую группу.

Перед окончанием первенства ситуация на соревнованиях сложилась не в нашу пользу. Неудачи преследовали нас.

Уже далеко не молодыми, седыми полковниками, успевшими многое повидать на своем спортивном и житейском веку, мы вспоминали иногда с Всеволодом Михайловичем эти первые игры большого хоккея.

С улыбкой, которая всегда сопровождает далекое, но близкое воспоминание, Бобров спрашивал меня:

– Ты помнишь игру со «Спартаком»?

– Проигрыш 11:0 трудно забыть.

– Алик, ты не поверишь, у меня при воспоминании об этой игре до сих пор холодок по спине пробегает.

Ситуация действительно была не из приятных. И вот тогда тренерский совет нашего клуба принял решение о переводе части игроков второй команды завода в первый состав. Мы вновь с Севой оказались в одной команде. В той самой, которой предстояло через несколько дней встретиться в финальном поединке с ленинградским «Динамо».

К моменту встречи положение в турнирной таблице выглядело так: мы сделали ничью с кировцами и проиграли «Сталинцу» со счетом 2: 4, причем один из голов мне забил сам Дементьев. (Странная штука время: сейчас я этим почти горжусь, но тогда мне было не до гордости.)

Игра была назначена у нас дома, в Сестрорецке, на городском стадионе.

Для города, который любил и ценил спорт, это был матч престижа.

Что там говорить, волновались мы здорово. За нас болел завод, болел город, и мы это чувствовали и во взглядах, и в разговорах, и в том особом, почти нежном внимании, которое оказывали одни, и той требовательности, которую чувствовали в других.

Но когда перед игрой к нам приехали директор завода и секретарь партийной организации, мне почему-то показалось, что они волнуются в еще большей степени, чем мы.

Задолго до игры с окраины города, из района Промстроя, с улицы Горького, с побережья стал стекаться к стадиону людской поток. Многие приехали из Ленинграда… На улицах царило приподнятое настроение, оживленно комментировались шансы обеих команд. Земляки держались молодцами. Они делали отчаянные и мужественные усилия, чтобы похоронить в глубинах своих благородных сердец сомнения относительно нашей победы. Иногородние скептики предпочитали вслух не высказывать своего мнения: спортивный патриотизм Сестрорецка был им хорошо известен.

На самом стадионе задолго до начала игры творилось что-то невообразимое: сидели буквально друг на друге, стояли и сидели в проходах, на крышах близлежащих строений, у самой кромки поля и за воротами. Такого наш Сестрорецк еще не видел. Свистки, неумолчный шум голосов, то сбегающий вниз, к самому полю, то вновь взлетающий вверх к последним рядам. Возбужденный смех, выкрики.

Уже по этому возбуждению чувствовалось, что должно произойти что-то важное и значительное. Через несколько минут должно было произойти нечто, благодаря чему возникает единое, коллективное, массовое сопереживание с происходящим. Чувство соучастия рождает этот волнительный канун. Потом, много лет спустя, на Олимпийских играх и мировых первенствах, всесоюзных чемпионатах, уже присутствуя на играх в качестве врача, я буду свидетелем все того же сопереживания, начинающегося еще до свистка судьи, когда спокой ствию спортсмена, выходящего на поле, силой воли подавившего волнение, сопутствует эмоциональная раскрепощенность болельщика, предвкушающего азарт борьбы.

В раздевалке Севка толкает меня в бок и подмигивает:

– Видал, что на трибунах творится? Ох и отлупят же нас, если проиграем.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: