Горбачев строго погрозил Никонову пальцем: это как же так? Да разве можно мешать писателям в наше-то время?

Больше Никонов в наши экологические публикации не вмешивался. Кроме того, интересно было наблюдать, как грозящий палец генсека действует на члена Политбюро! (Вот бы написать-то!).

Второй случай: выступая на очередной встрече, я вручил М.С. петицию об отмене строительства азотного комбината (вторая очередь) в Новгороде. Эта вторая окончательно погубила бы город, первая уже нанесла ему (и наносит ежедневно) непоправимый урон. Петицию эту при входе в ЦеКа вручил мне новгородский писатель Борис Романов, который менее чем за сутки сумел побывать и в Новгороде, и в Ленинграде и вот примчался в Москву. Под петицией стояли подписи новгородцев и академиков Д.С. Лихачева, В.Л. Янина, еще много подписей, в том числе и моя.

И опять помогло — строительство второй очереди азотного комбината было отменено.

Естественно, это внушало мне определенные надежды и в деле с «Архипелагом».

В перерыв заседания подхожу к Горбачеву:

— Михаил Сергеевич, ну а как же насчет «Архипелага»?

— И речи нет! Забудь! (М.С. — со всеми на «ты», особенно — когда один на один).

Так было раз пять или шесть: нет разговора — и только. Но мы «Архипелаг» готовили к печати. Готовить его, собственно, было нечего, но мы всюду раззванивали о том, что готовим, что вот-вот…

В одну из таких же встреч Горбачев сердито и мимоходом сказал:

— По этому вопросу будешь беседовать с Медведевым — он теперь главный идеолог!

А это была уже уступка: Медведев не Бог весть как умен, с ним проще. Горбачев как бы отстраняется от непосредственного участия. Но — Боже мой — о чем можно было договориться с В.А. Медведевым? Более бесцветной, безличностной личности я, кажется, не встречал. Наш Резниченко был против него талантом!

Однако же мы встречались. И многократно. Я говорил: готовим. Он говорил: нельзя. Я говорил: готовим. Он говорил: нельзя. Я говорил: ставим в такой-то номер. Он говорил: снимем! Я говорил: скандал на весь мир! Он: мы общественное мнение подготовим. А типографии печатать запретим — типография государственная! А надо будет — на любой скандал пойдем, советские люди нас поймут.

Советские люди засыпали нас в редакции письмами: вы что, твари этакие, не печатаете Солженицына? Собственные шкуры, твари, бережете? А мы-то думали, что вы, Сергей Павлович, порядочный человек!

И другие письмена: Солженицын такой-то и такой-то, и ты такой же! Вы что — Россию хотите погубить? Гражданскую войну хотите в СССР устроить? Хватит с нас угрозы со стороны США, не хватало еще со стороны «Нового мира»! Тов. Медведев В.А. (член Политбюро, член-корреспондент АН СССР, член, член, член) имел-таки основания нечто подобное произносить, опираться на советских людей.

Тем временем движение в поддержку Солженицына ширилось. 75-летний юбилей его широко отмечался. Меня на такие собрания приглашали — я не шел. Не знаю уж, правильно ли я поступал, но если это и было ошибкой, то тактической, а не стратегической. На таких собраниях я не хотел говорить все, но и о чем-то умалчивать — тоже не хотел. И еще: я знал — наша возьмет, а это уже ощущение счастья, а счастливый человек — он глуповат и очень странно выглядит на публике. И вполне может сказать «гоп!», еще не перепрыгнувши.

Затем я собрал редколлегию (расширенную, помнится, были Д. Гранин, П. Николаев и др.) и поставил вопрос так:

— Иду к Медведеву и говорю ему: мы печатаем Солженицына. Вы — против? Снимайте главного!

Редколлегия — единогласно «за»! С энтузиазмом. Мне даже подумалось: легко же мои коллеги подставляют своего главного! Может быть, и зря, но так подумалось. Один только Даниил Гранин сказал:

— И охота тебе… — Хорошо зная Даниила, я хорошо понял и то, что он не сказал.

Пришел к Медведеву. Он меня выслушал и сказал:

— Дайте мне срок две недели. За две недели мы вопрос решим. На всех ступенях. Вплоть до Политбюро.

Я:

— Согласен. Но через две недели вы будете разговаривать с другим редактором «Нового мира».

— Ну, Сергей Павлович, ну зачем же так?.. Или вы нас не уважаете? — И он перечислил тех, кого я не уважаю. (Среди них были и те, кто меня поддерживал, А.Н. Яковлев и Горбачев).

— Но я сыт вашими отказами. И читатели «Нового мира» тоже сыты.

— Дайте мне два дня…

— И через два дня будет то же: другой редактор.

— Ну, Сергей Павлович, это уже неоправданное упрямство.

— А с вашей стороны — оправданное?

Возвращался я в редакцию с плохими предчувствиями. Думал: есть основание снять Залыгина — он не хочет разговаривать. Мне же в этот момент уходить не хотелось: дело-то все-таки двигалось, а назначат другого редактора — ему начинать сначала, и как-то он начнет? Да у меня и дальнейшие были замыслы, достаточно серьезные.

Но предчувствия мои далеко не всегда оправдываются.

Только вошел я в свой кабинет — звонок. Ответсекретарь (главный администратор Союза писателей) Ю.Н. Верченко:

— Сергей Павлович, вы уже вернулись из ЦеКа? Очень хорошо! Медведев выносит вопрос о публикации «Архипелага» на Секретариат Союза писателей, а мы вас поддержим!

Не могу это толком объяснить и догадываюсь так: Медведев понял, что «Архипелаг» все равно будет вот-вот напечатан, снимать меня он побаивается — скандал. Он находит такой выход: «Архипелаг» разрешит печатать не он, а Секретариат Союза писателей. И только я вышел из его кабинета, он звонит Верченко:

– «Новый мир» — ваш орган. Вот и решайте, как поступить. ЦеКа больше не вмешивается (примерно так).

Но Союз писателей, сколько бы ни говорил Марков о том, что Солженицыну не место на страницах журналов Союза писателей, запретить публикацию официально уже не может — не то время.

Через два дня Секретариат СП постановляет: на усмотрение главного редактора. Председательствовал Верченко. Секретарей-столпов не было, эпопея с «Архипелагом» завершилась. А.И. Солженицын был прав: только так и надо было действовать. Кое-какая переписка у нас с А.И. на этот счет была, но больше — телефон и оказии.

Дня через два я был в поликлинике. Зашел к врачу, а тот:

— Зайдите в такой-то кабинет, там телефон, вас по телефону разыскивают.

Захожу. Мне называют номер (кажется, знакомый?), звоню, голос отвечает тоже знакомый:

— Сергей Павлович? Горбачев говорит. Сможешь зайти ко мне? Сейчас же?

Через двадцать минут я на Старой площади, в кабинете, в котором уже приходилось бывать.

Горбачев смеется (мне кажется, он доволен):

— Я тут своим давно объяснял: надо Солженицына печатать, надо без изъятия. «Архипелаг» — значит «Архипелаг»! Конечно, было бы лучше сделать дело постепенно, подойти к «Архипелагу» через «Раковый корпус», через «Круг первый», но это уже право автора. Какой тут у меня разговорчик на ПэБэ был! Кое-как объяснил своим. Дошло!

Я Михаилу Сергеевичу поверил — так и было дело, казалось мне. Он ведь и отказывал-то мне будто бы нехотя.

Мы еще долго в тот раз сидели. М.С. и всегда-то любил больше говорить, чем слушать.

Помню, по какому-то поводу я сказал: «Это такое дело — интриги будут!» Горбачев засмеялся (весело): «Ну в этом деле они меня не проведут!».

Конечно, «Новый мир» хлопотал, настаивал на своем, но главное — время, оно и работало на нас. И Горбачев менялся под влиянием все того же времени.

Однако же вслед за тем, тотчас, возникала еще одна публикация, она далась нам ничуть не легче «Архипелага», тем более что вокруг нее не было общественного мнения, никто о ней и не знал, никто поначалу ее не поддерживал.

Речь идет об атомной теме, об АЭС, о Чернобыльской катастрофе.

В № 4 за 1988 год мы напечатали небольшую статью Алеся Адамовича «Честное слово не взорвется», из этого названия уже ясно, о чем речь.

В последующие годы мой приятель, честно-активный Алесь, сделал много. Правда, в одном суде выступил как обвинитель, а мне кажется, что писатель в этой судебной роли выступать не может, он обвиняет только за своим письменным столом, пусть на собраниях, но не более того. Но это уже его дело.[3] Я же считаю его главным делом именно эту статью, она пробила первую брешь, и, когда брешь была пробита, атомщики спохватились: «Тревога! Всем в контрнаступление!»