Бывали случаи, что враги, с вечера засев где-нибудь поблизости, с рассветом шли штурмом на аул. Осажденные делали вылазку, и перестрелка завершалась рукопашной схваткой. В этой отчаянной игре страстей женщина в трауре была настоящим талисманом, — стоило ей только в самый разгар кровопролития войти в толпу ожесточенных врагов, как все расступались, вкладывали окровавленные шашки в ножны и расходились.

Для окончательного прекращения вражды врагам предлагали свои услуги, в качестве посредников, представители двух других сильных фамилий для того, чтобы достигнуть перемирия ввиду похода в Грузию, для разгромления какого-нибудь княжеского поместья, или наступления полевых работ.

На случай нарушения договора о перемирии поручители должны были выдать лучшего из своей фамилии тем, за неприкосновенность которых они ручались, — в противном случае потерпевшие имели право зарезать собаку на их фамильном склепе. С какого бы дня ни начиналась порука, она оканчивалась всегда в воскресенье вечером. Когда срок оканчивался и когда последние лучи солнца достигали горных вершин, приходили поручители и говорили своим доверителям: «Смотрите, солнце зашло», т. е. срок поруки окончился. Однако наши предки этим не удовлетворялись и очень часто достигали окончательного мира.

За неумышленное убийство убийца отвечал так же, как за предумышленное.

Если преступление было совершено чужим оружием, то владелец оружия отвечал уплатою 18 коров.

Если ружье, которым было совершено преступление, было заряжено одной пулей, то мститель не имел права зарядить ружье двумя пулями, иначе он отвечал также 18 коровами. Истязание не имело места, — средства кровомщения не должны были превышать жестокости первого убийства; не исполнившие этого отвечали во время примирения соответственным числом коров.

Убийство женщины никогда не наблюдалось, хотя оно могло быть, благодаря шальной пуле, во время перестрелки. За нее не мстили, потому что сам убийца делался мучеником такого непредвиденного несчастья. Кровь женщины оценивалась в 18+9 коров, которые делились между мужем и ближайшим родственником ее по рождению. За мальчика мстили, как за взрослого мужчину, за девочку платили, как за женщину. «Взять свою кровь» было обязанностью до того священной, что выполнение ее сопровождалось празднеством.

Примирение кровников. Старики выдающихся фамилий, игравшие как в семейном, так и в общественном быту первенствующую роль, заменяли осетинам высшее судебное учреждение. Предварительно убедив врагов заключить перемирие, старики усиленно старались уговорить согласиться на окончательное примирение. Получив согласие, они назначали день, в который весь мужской персонал враждующих должен был явиться на переговоры. Обе фамилии являлись вооруженными и занимали назначенные им пункты на расстоянии 1/2-1/4 весты одна от другой. Начинались переговоры, во премя которых должен был выясниться состав присяжных. Лицо, не пользовавшееся полным доверием обеих сторон, не могло участвовать в составе присяжных. Число последних зависело от сложности дела: обыкновенно их было от шести до восьми человек; помимо них истцу предоставлялось право выбора еще одного судьи. Главное затруднение было в выборе членов присяжного суда, а самое судопроизводство не составляло особенных затруднений, благодаря точности требований осетинского обычного права. Надо было только точно подвести итоги причиненных враждовавшими друг другу повреждений и убытков. Самая кровь имела строго определенную ценность.

Кровь наиболее почетных фамилий ценилась 18+22 коровы.

Кровь влиятельных фамилий оценивалась в 18+20, фарсаг — 18+15; для кавдасард'а не было установлено никакой ценности, да и убить его никому не было охоты.

Уплату потерпевшему вышеприведенной пени считали недостаточной — надо было враждовавших, насколько возможно, гарантировать от столкновений и на будущее время. Для этого старались породнить их посредством брака, выдав ближайшую родственницу убийцы за такого же родственника убитого. Если это удавалось, то для ирад'а с оценки крови скидывали 18+2 коровы. Остальная ценность крови распределялась между убийцей и его родственниками так: самые отдаленные родственники уплачивали 15 коров; более близкие — 18 коров. Все остальное распределялось поровну. Нетрудно понять целесообразность такой круговой ответственности.

Убийцами в большинстве были молодые люди, но их зависимость от старших была настолько сильна, что они почти никогда не совершали преступления без ведома старших и без семейного совета всех родственников. Вот почему за их «шалости» отвечали три поколения как соучастники, а две родственные ветви как оказавшие им содействие.

Уплата штрафа за убийство распределялась следующим образом: одна треть — скотиной, другая — оружием, третья — медными котлами. Оценка всего имущества предоставлялась тем же присяжным. Вещь, побывавшая в уплате крови, шла по прежней цене. Рассрочка устанавливалась на срок от одного до полутора года с определенными промежутками и строго установленными размерами взноса.

Когда оставалось выплатить только 18 или даже 9 коров, словом, приближался окончательный срок «погашения штрафа», убийца приступал к приготовлению большого фынг’а: варил пиво в котле, розал быка, пять баранов, гнал соответственное количество арак'а и пек потребное число пшеничных хлебов.

Собирались все лучшие представители враждовавших фамилий. Наиболее почетные места занимают присяжные. Место председателя занято старейшим из фамилии убийцы, дальние родственники стоят и прислуживают. Убийцы нет в хадзар'е. Голод и жажда утолены, разговор оживился. В хадзар входит молодой человек, держа обеими руками над головой турий рог, прикрытый куском шелковой материи, локтей десять длиною. Все встают, водворяется глубокое молчание. Вошедший — убийца, он останавливается против ближайшего родственника своей жертвы и с волнением говорит приблизительно следующее: «Прости мне… я поступил необдуманно… одной рукой я отрубил себе другую… я сознаю свою вину, но сделанного не вернешь, а потому прости мне… не отворачивайся от меня… говори со мной… считай меня преданным другом, — я оправдаю твое доверие» и т. д. С этими словами он передает ему турий рог.

«Да простит тебе Бог, — отвечает тот, принимая от него „тура“, — а я тебе прощаю в присутствии вот этих свидетелей; никакого зла я тебе причинять не буду. Перед Богом и людьми с сегодняшнего дня ты мой друг». Затем, передав материю соседу и сделав несколько глотков из рога, наполненного пивом, он передает его гостям. Затем начинаются тосты, и мир заключен.