— Китнисс…­

— Нет, мама, теперь б­уду говорить я! Я расставлю все точки над ­«i», раз и навсегда. ­Ты бросила меня дважд­ы. Дважды, мама. И ес­ли сейчас я могу тебя хоть как-то понять в­ отношении папы… Я ведь и сама вела себя­ не лучше, когда Пит был в плену… Но… ­Но в этот раз я не мо­гу тебя понять и простить. Ты потеряла одн­у дочь. И отказалась от другой. От единственного оставшегося ро­дного человека! Знаеш­ь, в чем отличие межд­у тобой и Пит­ом? Ты думала о себе, ­ всегда о себе… Теб­е было больно возвращ­аться сюда, а я в списке твоих приоритетов гораздо­ ниже. Думаешь, Питу не было больно вернуться в родные края, гд­е погибли все его род­ные? Но он вернулся ради меня, мама! Потом­у что его единственно­го заботит моё благополучие, несмотря ни н­а что.

— А ты не думала, что­ он приехал, чтобы завершить начатое?..

— Чтобы узнать ответ, ­ тебе следовало бы быть ­здесь, а не вести душещипательные беседы п­о телефону…

— Я всегда думала, чт­о Гейл — твоя судьба.­. Вы так с ним похож­и…

— Мама, если ты выбра­ла шахтера, это не значит, что я хочу тог­о же… Мне не нужен военный или охотник — я сама была и тем и ­другим, и теперь я хочу стать обычным человек­ом. Пит… он тот, кто­ мне нужен. Он несёт ­мир и покой…

— Но охмор, Китнисс! ­

— Мама, ответь мне на один-единственный вопрос. Если бы папа не погиб, а был охморен, ты бы его бросила?

— Нет, конечно, нет. Но… Ты так молода, ты не можешь знать, что…

Китнисс издала горький смешок.

— Мама, я стара как мир… Я успела повзрослеть и даже умереть… И только Пит смог меня возродить к жизни. Неужели ты думаешь, что все, через что мне пришлось пройти, не состарило меня, и я осталась все той же глупой девчонкой? Тебе не понять меня. Только Пит способен на это. Мы связаны с ним невидимой нитью, и я не откажусь от него, потому что кто-то считает, что «для меня так будет лучше».

— Я поняла твою точку зрения и постараюсь её принять. И ещё… Знаю, что просить прощения бесполезно… Но… Не думай, что я тебя бросила. Я каждый день о тебе вспоминаю, и молю Бога, чтобы ты оставалась целой и невредимой. Я просто не могла…

— Верится с трудом, мама. Как раз ты-то и могла, но не хотела. Видишь ли, это я была ограничена в передвижениях, ты свободна, как птица, и ты предпочла меня бросить и закрыться в своём горе… И ещё. Ты так надеялась, что я буду в порядке, так знай… Я бы наложила на себя руки, если бы не надежда и вера в Пита… Благодаря ожиданию, я сумела продержаться до его возвращения… И я постепенно оживаю. Капля за каплей ко мне возвращается жизнь…

— Мне жаль, что я оказалась такой слабой. Из нас двоих ты всегда была сильнее… Милая… Теперь, когда Гейл добился для тебя снисхождения, может быть ты…

— Нет, мама. Я никогда не приеду к тебе, не надейся. Если ты захочешь меня увидеть, тебе придётся пройти тот путь, что прошла я… Тебе придётся приехать в Двенадцатый.

— Я не смогу… — Китнисс услышала ни то вздох, ни то всхлип на том конце провода.

— А меня никто не спрашивал! И знаешь что?.. Если бы тебя сослали в Двенадцатый, я бы поехала за тобой.

— Прости…

— Не стоит… Бесполезный разговор. Прощай…

— До свидания, дочка, — миссис Эвердин явно расстроилась.

Ничего, — подумала девушка, положив дрожащей рукой трубку, — Мне тоже досталось…

До свидания…

А будет ли это свидание когда-нибудь? Сможет ли её мать превозмочь свою боль, ради дочери? И почему ей самой так больно? Слёзы предательски выступили на глазах.

Заслышав шорох, Китнисс обернулась. Пит стоял в дверях, не решаясь войти.

— Кто звонил? — спрашивает Пит наиграно небрежно.

— Мама…

— Я рад. Надеюсь, разговор удался?

— Увы. Она все также лелеет свою боль и жалеет себя… А ещё она пытается учить меня жизни.

— Китнисс, она твоя мать. Ты ей не безразлична. И мне кажется к её советам стоит прислушиваться…

— Даже если она советует бросить тебя и уехать к Гейлу? — зло проговорила она.

Пит невозмутимо продолжает глядеть ей в глаза. А потом выдыхает…

— Я и сам иногда думаю, что это был бы лучший выход… Как ни крути, но я болен и представляю опасность. Для тебя. Мы ведь прекрасно знаем, как неожиданно может проявиться охмор!

Китнисс подошла к нему вплотную и прижалась к его груди.

— Пит… — нежно произнесла девушка, как только она и умела, — если ты когда-нибудь оставишь меня, считая, что так будет лучше для меня, имей в виду, что я… я… — голос срывался и перешел на шепот, — не смогу… жить.

Так просто. Пит посмотрел в глаза любимой и не смог отвести взгляд — они светились любовью и надеждой.

— Но… В том случае, если тебе будет легче без меня… Если ты чувствуешь, что я плохо влияю на тебя и нарушаю твоё душевное равновесие… Только в этом случае я отпущу тебя и отступлю… Но тебе придётся уехать и исчезнуть из моей жизни. Навсегда.

Что он мог ответить? Мог ли он по собственной воле отказаться от нее?.. Ведь ей действительно стало гораздо лучше с тех пор, как он переехал в ее дом…

— Я не уеду… Если только ты сама не попросишь об этом.

— И не надейся! — с этими словами она мимолетным поцелуем прижалась к его губам.

В эту ночь Китнисс, как всегда, пришла в спальню Пита. Тихая и задумчивая. Что-то ее явно беспокоило…

Он по привычке отодвинулся на свою половину кровати, освобождая ей другую. Обычно они так и засыпали, порознь, а уже во сне, оставив смущение реальному миру, оказывались в объятиях друг друга. Просыпаясь среди ночи, Пит часами глядел на любимую, наслаждаясь ее близостью и теплом.

Если ей снились кошмары, он гладил ее по волосам и нашептывал что-то успокаивающее, и постепенно дыхание ее выравнивалось, и, спустя несколько минут, она уже снова мирно спала.

В особенно тяжелые ночи Пит все-таки будил девушку, крепко прижимая к себе ее дрожащее тело и как заклинание повторяя:

— Я здесь, я с тобой. Все хорошо… — осознав, что Пит рядом, а демоны растворились в ночи, Китнисс, ощущая дикую потребность в нем, снова и снова искала его объятий.

Вопреки его ожиданиям, сегодня Китнисс робко придвинулась к нему, старательно пряча глаза. Пит улыбнулся и раскрыл свои объятия, и она юркнула к нему под одеяло.

— Думаешь о матери? — как бы старательно Китнисс не пыталась скрыть свои переживания, Пит слишком хорошо ее чувствовал.

— Да… Не ожидала, что будет так больно.

— Мне кажется, тебе стоит позвонить ей.

— Это не я ее бросила, Пит, — встрепенулась она.

— Знаю. Но… ей многое пришлось пережить, Китнисс.

— А я страдала меньше, по-твоему? — кажется, она уже начинала злиться.

— Больше. Но ты всегда была сильнее. Может, пора принять ее такой, какая она есть, Китнисс? Ведь она твоя мать…

— Вот именно. В моем понимании мать не должна…

— И я так считаю. Но родителей не выбирают. И знаешь что?

— Что?

— Ты ведь помнишь, что моя мать не отличалась добрым нравом? — Китнисс помнила, а потому согласно кивнула, стараясь держать язык за зубами. — Так вот, несмотря на ее отношение ко мне, я бы многое отдал за разговор с ней… Жизнь слишком хрупкая штука.

Мы теряем близких, Китнисс, кому, как не тебе знать это… А теперь представь, на долю секунды, что и твоей матери неожиданно не станет. Что ты почувствуешь?

Китнисс вдруг действительно удалось представить во всех красках, как ей сообщают о смерти матери. В глазах защипало, а дыхание перехватило.

Боль.

Чувство вины.

Сожаление.

— Я понимаю, о чем ты… И я позвоню ей, только дай мне время. Так сразу… Я просто не смогу.

— Конечно! Главное, чтобы ты примирилась сама с собой и не хранила обиду в сердце, — он сильнее прижал ее к себе, — Нам и так хватает тяжелых воспоминаний.

— Спасибо, Пит… Ты всегда умел найти нужные слова.

— Рад помочь, — он поцеловал ее в макушку, — А теперь спи, тебе нужно отдохнуть от переживаний.