А там попадется болото, в котором можно будет устроить привал... Что за чудесная вещь - привал в болоте! И прохладно, и не слишком глубоко. Освежайся, набирайся сил, чтобы ползти в океан. Ведь, наверно, можно приползти в океан, если так ползти - от болота к болоту?
КАРАСЬ - НЕ ИДЕАЛИСТ
Карась, которого некоторые считают идеалистом, на самом деле далеко не идеалист. Он понимает, что щука - это щука, но что же прикажете помирать? Конечно, лучше, чтобы без щук, чтоб во всей реке не было ни одной щуки. Но ведь могли бы быть одни щуки, и что тогда?
Допустим, все рыбы были бы щуками. И пескарь был бы щукой, и окунь, и плотва... Куда бы тогда Карасю податься?
Да и не в одних щуках дело. Бывает, как занесет в какой-нибудь горячий источник, где температура почти пятьдесят градусов, кто такое выдержит? Конечно, выдержать невозможно, но что же прикажете - помирать?
Карась не собирается помирать. Он понимает, что горячая вода все же лучше, чем совсем без воды, и грязная тоже лучше, чем совсем без воды, и много щук лучше, чем одни только щуки.
Нет, Карась не идеалист, просто он умеет сравнивать. И хотя его считают самой живучей рыбой, никакой он не живучий, далеко не живучий. Просто он не собирается помирать.
СМОТРИТЕ В ОБА
У рыбы Четырехглазки два глаза, но каждый из них смотрит в оба: и вниз, откуда на Четырехглазку могут напасть, и вверх, откуда на Четырехглазку могут напасть, - и сверху и снизу на Четырехглазку могут напасть, поэтому каждый ее глаз смотрит в оба.
Глаза у нее устроены так: нижняя часть держит в поле зрения воду, верхняя контролирует воздух. А сама Четырехглазка - между воздухом и водой. Между воздушной и водной опасностью.
Нужно только смотреть в оба - и туда смотреть в оба, и сюда смотреть в оба... И тогда между ними, двумя опасностями, между огромной верхней и огромной нижней опасностью, между воздушной и водной опасностью проляжет тонкая, тончайшая линия - безопасность.
ПЛЕЧО ДРУГА
Проперодес, морской червь, приучен к соленой воде, и он тяжело переживает ее опреснение.
Но в компании он уже не так переживает: он видит, что я другим тяжело, а когда червь видит, что другим тяжело, то от этого червю становится легче.
ПТИЦА КЕКЛИК
Кеклик не любит витать, как другие птицы. Сколько ни витай в облаках, а кормиться вернешься на землю. И пока ты там витаешь, на земле все лучшее скормят другим.
Поэтому Кеклик старается не покидать землю. Но, как всякой птице, ему нужна высота. А что такое соединение земли с высотой?
Это горы. Кеклику горы заменяют небо. С камешка на камешек, с уступа на уступ...
Это он так кормится: поднимаясь все выше и выше.
Другие кормятся, опускаясь на землю с небес, а Кеклик - поднимаясь все выше и выше.
Большое искусство - кормиться, не опускаясь до этого, а, наоборот, поднимаясь. Чем выше поднимешься, тем больше съешь. Еще выше поднимешься еще больше съешь.
Так и живешь, поднимаясь с уступа на уступ, от подножного завтрака возвышая себя до обеда.
ПЛОВЕЦ В ПУСТЫНЕ
Песок струится под ветром, вздымая волны барханов, он покрывается зыбью, зыбучей, словно вода. И уходит за горизонт, не скованный берегами, с тихим шуршанием - сухим плеском... Тот, кто в этом шуршании не слышит плеска воды, никогда не полюбит пустыню так, как любит ее игуана Ума.
Там, где того, кто не любит, подстерегает опасность, того, кто любит, ожидает спасение. Игуана Ума в случае опасности ныряет в песок, как можно нырять только в воду, и плывет под песком, как плывут под водой те, для кого вода - родная стихия.
Когда стихия родная, она ведет себя, как родная, - будь то вода, воздух или песок. А когда стихия чужая, она тебя иссушит в воде, утопит в самой безводной пустыне.
Такова природа вещей. Такова природа. Либо она родная стихия, либо стихийное бедствие.
СКОРОСТЬ КАЛЬМАРА
Кальмар пятится со скоростью пятьдесят километров в час, развивая не переднюю, а заднюю скорость.
Можно, конечно, упрекнуть Кальмара в том, что он движется назад. В то время как все движутся вперед, он уступает позицию за позицией...
Если бы не скорость Кальмара.
Когда развиваешь такую скорость, мир замирает, восхищенный твоим движением, и его не интересует, куда ты движешься: вперед или назад.
ДЯТЕЛОК
Карликовый Дятелок умеет поднять такой стук, какой не поднимет даже очень большой дятел. И о нем говорят:
- Вот это дятел! Умеет поднять стук...
Хотя вообще-то он даже не дятел, а Дятелок, ростом меньше воробушка. Но если нужно поднять стук, тут уж прямо к нему обращайтесь.
Дятелок умеет. Он не станет долбить какой-нибудь дуб - долбить дуб, как говорится, себе дороже. Дятелок выбирает бамбуковый стебель, сверху крепкий, а внутри пустой, и стучит по нему, как по барабану. Лучше всего стучать по барабану, если хочешь поднять настоящий стук.
Другие дятлы считают, что он долбит пустоту, другим дятлам подавай сплошную породу. И они долбят сплошную породу - разнодеревщики, древопроходцы. А кто о них слышит?
Нет уж, если хочешь, чтоб тебя слышали, нужно долбить пустоту, стучать в барабан - вот тогда будет далеко слышно. Даже если ты маленький, не больше воробушка, тебя будет далеко слышно.
И о тебе скажут:
- Вот это дятел! Умеет поднять стук...
АКСОЛОТЛЬ
У саламандры Амблистомы сынок Аксолотль еще совсем дитя, а уже размножается.
- Перестань размножаться! - делает ему замечание Амблистома. - Разве ты не понимаешь, что хорошие дети так себя не ведут?
Аксолотль ничего не понимает, но думает, что он все понимает. Он думает, что он уже взрослый. А какой он взрослый? Он еще ни на шаг от воды, даже по земле не научился ходить. А ведь для того, чтоб стать взрослым, нужно сначала стать на ноги.
- Может, вырастет - поумнеет, - утешает себя его бедная мать.
Но Аксолотль не растет и не становится на ноги. Чтобы ему стать на ноги, нужно, чтобы в пруду высохла вода или произошло еще какое-то бедствие...
Неблагоприятные условия действуют на Аксолотля благоприятно, и он перестает быть легкомысленным Аксолотлем - теперь он саламандра Амблистома, этому научила его нелегкая жизнь. И он говорит своему сыну Аксолотлю, для которого, кажется, созданы все условия: