...Крестный прежде всего позаботился, чтобы у Ивана не возникло проблем. Он легко убедил его покинуть надину квартиру, доказав что ее недавно ограбили, о чем совершенно недвусмысленно свидетельствовало отсутствие телевизора и магнитофона. Грабанули квартирку-то! Грабители могут вернуться, в квартире еще осталось, чем поживиться, убеждал Ивана Крестный. Иван, конечно встретит их с должным уважением к их личностям и вывалит их кишки в унитаз, но это же будет шум, а возможно – и стрельба...

Упоминание о стрельбе напомнило Ивану о пистолетах и деньгах, которые он не обнаружил на антресоли над кухонной дверью. Теперь это Ивана очень насторожило.

Он дал Крестному себя увезти на какую-то тихую улочку за Павелецким вокзалом. Позволил перемазать свои ожоги какой-то мазью, от которой боль в руках и в самом деле немного затихла, и дал обещание два дня не выходить из квартиры, поскольку вид обгоревшего черепа Ивана слишком уж бросался в глаза.

Крестный снабдил Ивана продуктами, поставил в холодильник какие-то бутылки с выпивкой, хотя и знал, что Иван в одиночку не пьет, пообещал через два дня привезти одежду и оружие, и, главное, информацию о Никитине. И вслед за этим – исчез.

Его не было и в самом деле двое суток. Иван маялся от безделья, лечил свои ожоги, пытался заставить себя смотреть телевизор и часами валялся на кровати, вспоминая Чечню...

При одной фамилии Никитин, когда она всплывала в памяти Ивана, он чувствовал зуд в руках и желание немедленно куда-то бежать и в кого-нибудь стрелять. Все равно – в кого...

Крестный приехал возбужденный и озадаченный одновременно. Он сразу же заставил Ивана переодеться во вполне привычный джинсовый костюм, выложил перед ним на выбор три пистолета «макаров», из которых Иван выбрал два, и повел на кухню.

– Я, Ваня, чуть с ума не съехал, когда до меня доходить начало, что этот недоносок задумал, – начал Крестный. – Он из-под меня почву хочет выбить. Понимаешь, Ваня? Хочет, чтобы я в воздухе повис, как шарик воздушный. Чтобы любая сопля, еще кровушки не отведав, могла меня из рогатки сшибить...

– Короче, Крестный, – без прибауток своих, – перебил его Иван. – А то мы тут еще двое суток просидим без дела, языки прочешем...

Иван щелкал предохранителем «макарова». Ему не терпелось проверить его в деле, приспособиться к прицелу, испытать на отказ и скорострельность... А тут эти байки, без которых Крестный никогда обойтись не может... Вот болтун хренов...

– А ты, Ваня, не торопись за игрушку-то хвататься, успеешь...

Крестный достал из холодильника бутылку сухого гаванского рома, плеснул по трети стакана. Иван сразу понял, что момент серьезный. Крестный к этому напитку редко прибегал, только по праздникам или, когда предстоял очень важный разговор...

– Я Москву не узнал, Ваня, – сказал Крестный, выпив и вместо закуски понюхав свой кулак. – Ты знаешь, что придумал этот драный генерал? Он тебя, Ваня, приравнял к предпринимателю. Ты теперь налоги платить должен. За каждое убийство...

Иван усмехнулся, но идея была настолько дикой, что он не принял всерьез слова Крестного. Балабонит, как всегда... Но Крестный не улыбался, и в глазах у него не было того озорного огонька, который плясал в них, когда Крестный начинал врать. Глаза его были холодные, стеклянные. Обычные его глаза...

Крестный налил себе еще полстакана и залпом выпил, не предлагая Ивану. Знал, что тот пьет редко. Захочет – сам нальет.

– Я, Ваня, не шучу. Вот ты, к примеру, Кроносова завалил... Так с тебя за это дело всего сто двадцать лимонов причитается. А заплатили нам с тобой за него сколько, помнишь? Только твоя доля была раз в пять больше... А вот задавил ты, к слову, ту самую старушку в больнице, с которой одна морока только... Бесплатно, думаешь? Нет дорогой – плати! Копейки конечно, двенадцать с половиной миллионов всего... Не обеднеешь, как говорится. Но прибыли-то не будет... Это же – чистый расход...

Иван, все еще до конца не веря, что Крестный говорит серьезно, ответил:

– Двенадцать с половиной лимонов? Стоит ли говорить об этом...

Крестный посмотрел на него с сожалением, покивал горестно головой.

– Дурак ты, все же, Ваня, хоть и люблю я тебя, как сынка родного. Не о тебе ведь речь, и не о старушке той, что ты уморил... Речь, Ваня о том, что невыгодно стало мелкую сошку валить, прибыли нет, а налог плати, раз замочился... Теперь понял?

– Нет, – честно признался Иван, все еще принимая рассказ Крестного за хохму и ожидая заключительной изюминки...

Но вместо нее услышал вывод, который его и вправду озадачил:

– Так теперь, Ванюша, все станут крупную рыбу валить, а мелочевкой брезговать начнут... А мы с тобой, Ваня со временем вообще без работы останемся... На бобах сидеть будем...

Иван на минуту задумался, но снова беспечно махнул рукой:

– Да не пизди ты, Крестный, – «без работы»... Кто, кроме нас с тобой, смог бы Белоглазова замочить? Такие заказы от нас не уйдут...

– Ты, Ваня, верхогляд, в корень не зришь, опасности потому и не видишь... Оглянись по верхушкам-то российским – кого нам еще с тобой закажут? Да некого просто! Так шпана одна... Ни заказчиков, ни объектов... Измельчали российские правители – убить некого стало. А ты – «не уйдут...» Они, считай, уже ушли... Выродились... Может, тебе и невдомек, но – никто еще ни разу не заказывал убить какую-нибудь должность... Смерти желают, Ванюша, всегда конкретному человеку, который эту должность занимает... Но, ведь, он личностью должен быть. Таких врагов себе нажить, чтобы те ко мне обратились за помощью... Это, знаешь...

– И что же из всего этого?

– А то, что нашей с тобой рабочей категорией останутся директора банков, да руководители предприятий – то есть люди средней руки, за которых никто так много не платит – это с одной стороны. А с другой – желающих их замочить и без нас очередь выстроится – налог маленький, а сорвать куш можно все-таки побольше, чем за ларечника... Подкосил Никитин наш бизнес...

Теперь Иван налил себе полстакана и выпил, не предлагая Крестному. Захочет – сам нальет.

Ивана беспокоило не грядущее безденежье, которое вырисовывалось в словах Крестного, а невозможность заниматься тем, что он единственное умел в жизни и без чего свое существование не представлял – убивать людей. Ведь если заказов со временем не будет, он же не сможет просто сидеть без дела.

Он начнет сам себе делать заказы, лишь бы не загнить от бездействия и не всадить себе пулю в лоб... Он же в маньяка превратится. Такая перспектива Ивана несколько пугала. В его представлениях маньяк был сумасшедшим, убивающем некрасиво и глупо.

Иван так никогда не работал. И не хотел начинать. Нет... Маньяком он быть не хочет...

Следя за ним, Крестный наблюдал, как меняется взгляд Ивана, и понял, что его номер прошел «на ура!»... Иван сообразил, наконец, что может оказаться не у дел, и это его озадачило...

«Вот и отлично, Ванечка, – подумал Крестный. – Вот и отлично... Вот ты и понял... Тем сильнее ты Никитина ненавидеть теперь будешь... Ведь этот гад не только Надьку у тебя забрал, он и денег тебя хочет лишить, и вообще – дела любимого...»

– Ты узнал, почему он из кабинета не выходит? – спросил Иван, сразу переходя к делу. – Боится что ли кого-нибудь?

– Кто!? – воскликнул Крестный. – Никитин боится? Да иди ты, Ваня, с такими мыслями... Я хоть и не люблю его, очень не люблю, но врать тебе не стану... Этот человек совсем не боится. И знаешь почему? Потому что ему терять нечего.

– И он сам себе хозяин, – продолжал Крестный. – Хочет, в кабинете сидит, хочет на операции ездит. Другой бы жопу поленился от кресла отклеить, а этому – только пострелять дай... Стреляет, кстати, он неплохо. Похуже тебя, конечно, но прилично... С тридцати шагов яйцо тебе запросто прострелит. Даже если ты в штанах будешь... Для него это не помеха.

– Это и все, что ты узнал, Крестный, – Иван сдвинул кожу на лбу, там, где раньше у него были брови. – Я хочу его убить. Я должен его убить. И я его убью! По-другому просто – не будет! Ты меня понял?