После чего я преисполнилась благодарности к Наташе Д., ее подруге Свете, их ужасному покровителю, его заму по связям с общественностью, охране, любовницам охраны, экипажу самолета и вообще ко всем живым существам, населявшим в тот момент Землю, территорию нашего отеля и окрестности замечательного города Сочи.

Утро принесло с собой отрезвление. Я проснулась рано и, как ни странно, во все том же благостном настроении спустилась на пляж. Там, под большим полосатым зонтом от солнца я обнаружила “капо ди тутти капи” Юрия К. с охраной. Юрий Анатольевич, в отличие от меня (и непроницаемой охраны), принимал солнечные ванны в весьма расстроенных чувствах. Чувства эти были написаны на его лице и, как и положено, весьма отчетливо проявлялись в языке. С приближенными он вообще разговаривал только матом, а со мной (я едва не написала “даже”!), поздоровавшись вроде нормально, по мере развития разговора употребил всего два-три ненормативных выражения, правда, сославшись в виде извинения на дурную погоду. Несмотря на этот явный знак благорасположения, мое благостное настроение как рукой сняло. Я поняла, что все, весь этот лоск, море, номер, ночной бассейн и мальчики на пляже, подносящие шезлонг, увы, не просто так, а связаны вот с этим немолодым, неприятным, возможно опасным и матерящимся с похмелья господином. Осознание этой зависимости сильно испортило мне настроение.

- Что там у них?.. - думала я, войдя в воду, машинально совершая короткие замахи руками и малодушно сожалея, что не искупалась на другом пляже. Честно говоря, я терялась в догадках, что бы могло значить плохое настроение Юрия Анатольевича. Мне было ясно, что у него что-то не заладилось с Наташкой, но что?

Всё выяснилось в нашем номере, когда я, искупавшись, пришла будить спящего Каштанова. Оказалось, что фотограф Каштанов уже не спит, как было, когда я уходила, а со счастливым выражением лица сидит на кровати, а рядом, в кресле и на полу в вольных позах расположились ослепительная Наташа Д. и ее безумная подруга Света в легких летних нарядах а ля художник Клод Моне или кто там еще из курса “Французское искусство конца ХIХ - начала ХХ века”. Вся композиция смотрелась очень хорошо, хотя меня почему-то неприятно задела излучающая радостный свет физиономия фотографа Каштанова. - Хоть бы раз старым товарищам так улыбнулся! - с удивившей меня неприязнью подумала я, но остановила себя. Все мужики одинаковы, будь то хоть страшный мафиози Юрий К., держащий в страхе полгубернии, хоть скромный мастер фотографии А. Каштанов, известный в узких кругах нашего города своей рафинированной интеллигентностью. Им ведь что надо? Ноги два метра, талия шестьдесят и грудь не менее третьего номера - вот и всё…

Впрочем, мы отвлеклись. Выяснилось, что в нашем номере происходит что-то вроде совета в Филях. Что Наташа Д. и ее подруга, продинамив мужиков в предыдущий вечер, пришли к нам советоваться - как им быть дальше. И я вошла как раз на том самом интересном месте, где девчонки, покатываясь со смеху, рассказывали, как вчера, напившись в верхнем гостиничном баре на 14 этаже, не напрягаясь, избежали домогательств гендиректора компании “Объединенные механические заводы” и его зама по связям с общественностью, напившихся там же еще более, и спрашивали у счастливого Каштанова, что же им делать сегодня.

А Каштанов, изумляя меня все больше и больше, с серьезным лицом нес какую-то ахинею про то, что-таки им делать сегодня, - и даже на вопрос безумной подруги Светы: “а можно мы в случае чего спрячемся у вас?” - без запинки отвечал: “ну, конечно!”… После этого “ну, конечно” я, представив, как папа Юрий со товарищи поздно вечером, стреляя из всех стволов, ищут у нас Наташу Д. и ее подругу Свету, бросила на Каштанова огненный взгляд и уронила на пол японскую пудреницу “Мияки”.

Увидев на полу дорогую вещь, фотограф Каштанов частично стряхнул наваждение, и улыбка его стала более осмысленной. Он сказал, что спрятаться, оф кос, можно и у нас, но он подумает, где это сделать лучше. В смысле, чтобы не нашли, а то к нам, хм… к нам каждый дурак заглянуть догадается, да.

Вообще, забегая немного вперед, скажу, что на почве развивавшегося на наших глазах романа у нас с Каштановым по вечерам, перед сном (возможно, как сублимация чего-то “иного”, по Фрейду), стали происходить диспуты на тему “а правильно ли поступает юная модель Наташа Д. с красным миллионером Юрием К.?!”.

(Неплохо, да ? Но, я же говорю, мы все там были немного не в себе).

И вот что меня поразило: фотограф Каштанов неожиданно заявил мне, что лично он понимает и одобряет Наташу Д., не говоря уже о ее безумной подруге Свете. (Sic!) Что она права, и так, мол, и надо поступать с этими новыми хозяевами жизни, которые считают, что всех и вся за свои деньги купить могут. (Sic! Sic!). А на мой вопрос, зачем же она вообще согласилась на эту поездку и не считает ли он, что за все в жизни надо платить, особенно когда об этом предупреждают заранее, фотограф Каштанов отвечал сбивчиво, но горячо: что, мол, с одной стороны и в каком то смысле, “да, соглашаться, возможно, не следовало”, но, с другой и особенно в данном случае, “нет, он так не считает”. Я удивилась, так как Каштанов никогда ранее в левых взглядах замечен не был, хотя… я тихо подозреваю, что дело тут не во взглядах, а в том, что он по ходу дела тоже стал неровно дышать к этой Наташе Д. (дурной пример, говорят, заразителен) и, следовательно, потерял присущую ему обычно адекватность и холодную рассудочность.

(И все-таки: что они все в ней находят?!..)

В общем, вся эта сиеста продолжается на наших глазах, цветет большими белыми цветами, как дикая пальма в оранжерее, а мы с Каштановым, представляете, мы же так до конца и не понимаем, что происходит, нас совесть мучает! Мы же, несмотря на его “левые взгляды”, работать сюда приехали! И хотя совершенно ясно, что все остальные приехали сюда совсем для другого, мы решаем не обращать внимания и в 21.30 того же дня объявляем автоответчику в номере Наташи Д., что завтра, в одиннадцать а-эм у нас съемка.

И странно, но Наташка довольно скоро нам перезвонила, а самое странное, что она, немного поколебавшись, согласилась на наше предложение. Может быть, она подумала, что, с одной стороны, все равно нам днем делать вроде нечего, а с другой, что в случае чего ей наши трудодни пригодятся. Если, например, она совсем доведет своего Крестного отца и он от отчаяния начнет размахивать браунингом. И тогда она скажет: сударь, в чем дело? Я на работе!.. (И тому есть свидетели. Целых два).

Впрочем, сие все мои домыслы, а скорее всего Наташа согласилась просто потому, что тоже, вроде нас, человек пролетарского происхождения и просто так на море кверху пузом долго лежать еще не привыкла.

Короче, проведя весьма беспокойную ночь (Каштанов утром утверждал, что я храпела - ?!.. - ?!!.. - А сам-то ворочался и стонал во сне так, что я была вынуждена несколько раз его окликнуть!), на следующий день мы делаем Наташе Д. макияж прямо в номере. Но делать это очень трудно, так как Наташа сидеть спокойно не может, все время прыгает, крутит головой, порывается встать и рассказывает нам приключения предыдущей ночи. При этом она и присутствующая тут же боевая подруга Света истерически смеются.

Рассказ незамысловат и повествует о том, как опять все напились в гостиничном баре (на этот раз внизу) и как потом девчонки спрятались в своем номере и думали, что им делать, а Юра с замом ломились туда и чуть ли не пинали дверь ногами. - И, - говорит Наташа, - а сегодня-то что мы будем делать?! Два вечера их динамим. Что же будет на третий?..

Под эти рассказы мы ее накрасили и, не отпуская далеко, поехали все вместе на лифте на пляж.

Ну вот. Выходим мы на берег и видим, что взволновано синее море. Шумит недовольно. А, кстати, незамысловатый сюжет предполагаемой живой картины должен был состоять в том, что молодая красивая девушка рекламирует изделия нашего Папы Карло, сидя на пляже в откровенном купальнике и устремив взор на закат. Очень изысканно (и свежо), как видите.