Ей стало стыдно – ведь она сделала ему больно, но одновременно почувствовала облегчение. Что сказать, когда он придет в себя? Простите, я в вас стреляла, милорд, но я постараюсь исправить свою ошибку, только ведите себя тихо.

Вглядываясь в темноте кареты в красивое лицо маркиза, Кейт с опаской подумала, что этого человека не так-то легко заставить вести себя тихо. Ее обуяли сомнения. Наверное, Том был прав, и ей не следовало бросать вызов неустрашимому маркизу Роуту. А что еще ей оставалось?

Никогда раньше Кейт не стремилась домой с таким нетерпением. Но облегчение при виде неяркого света в окне ее комнаты было недолгим, так как Том, открыв дверцу кареты и увидев маркиза, лежащего на коленях у Кейт, выругался и пробурчал:

– Смотри не попади в такую же переделку как твоя сестра, Кейти, девочка моя.

Кейт смерила Тома холодным взглядом и равнодушно произнесла:

– Я остановила кровотечение, но нужно хорошенько промыть и перевязать рану, чтобы он не умер от заражения крови. Устрой его в папиной комнате, Том.

Неодобрительно хмыкнув, Том взвалил маркиза на спину.

– Осторожней! – не удержалась от возгласа Кейт, но Том на нее так взглянул, что она тут же замолкла.

Выпрыгнув из кареты, Кейт заторопилась к двери. Если ей удастся уложить маркиза в постель, не привлекая внимания Люси, то она сможет спокойно заняться его раной, а разговор с сестрой отложит до утра.

Но, к несчастью, ей снова не повезло – только она отворила дверь, как услышала с лестничной площадки неуверенный шепот Люси:

– Кейти, это ты?

Кейт почувствовала вину за то, что оста-вила сестру одну в доме.

– Да, это я. Иди спать, дорогая.

– Что ты делаешь в такой поздний час? С тобой Том? Господи, что он несет?

Кейт с ужасом увидела, как Люси спускается по лестнице со свечой в руке. Том стал подниматься наверх, неся маркиза на спине.

– Иди спать, Люси, – приказала Кейт, зная, что та все равно не послушается, поскольку отличается упрямством, свойственным всем Кортлендам.

– Что это у тебя, Том? Господи, да мужчина! Что случилось? Кто он?

Том, надрываясь под тяжестью тела маркиза, с трудом одолел последние ступени лестницы.

– Это ваш ухажер, мисс Люси.

– Мой?.. Кейти, что ты натворила?

– Произошел несчастный случай. Я нечаянно в него выстрелила.

Кейт метнулась мимо разгневанной сестры и открыла дверь в спальню. Она вошла в комнату вслед за ворчащим кучером, который со стоном сбросил маркиза на кровать. У нее за спиной раздался пронзительный крик Люси, ухватившейся за проем двери, чтобы не упасть:

– Ты убила его! Кейти, как ты посмела? Не обращая внимания на сестру, Кейт приказала Тому помочь ей снять с маркиза фрак.

– Не смей прикасаться к нему! – завопила Люси, бросилась к кровати и оттолкнула Кейт. – Роут! Что они с тобой сотворили? – закричала она, собираясь обнять неподвижное тело маркиза.

Кейт бесстрастно наблюдала, как Люси, всегда озабоченная состоянием своих немногочисленных нарядов, замерла на месте при виде окровавленного фрака. Ресницы у нее задрожали, словно она вот-вот упадет в обморок, но вдруг она широко раскрыла глаза ужасом на миловидном личике уставилась на маркиза. Отпрянув от кровати, Люси оперлась руками в бока и негодующе заявила, тыча пальцем в раненого:

– Это не Роут.

– Это именно он, – сказала Кейт.

– Мне-то лучше знать. Это не он! – не соглашалась Люси. – Роут молодой и красивый, а этот – старая уродина.

Взвинченная событиями последних часов, Кейт не удержалась и громко, с раздражением возразила:

– Этот человек вовсе не старый и не уродина!

Она взглянула на лежащего маркиза. Он, конечно, выглядел далеко не кротким, властность характера и решительность читались в резких чертах лица, но это было лицо честного человека. Красив ли он? Кейт в жизни не видела более красивого мужчины.

– Говори что хочешь, но это не Роут!

– Тогда кто же он? – спросила Кейт.

– Не знаю и знать не хочу!

– Девочки, девочки! – раздался укоряющий голос Тома.

Кейт и Люси повернулись к нему.

– Что еще? – вскрикнула Люси. Кучер тяжело вздохнул:

– Лучше перестаньте спорить и что-нибудь сделайте с этим парнем, иначе он своей кровью перепачкает чистые простыни.

Грейсона преследовали кошмарные сновидения. Едва у него в голове немного прояснялось, как он чувствовал удар, сопровождающийся резкой болью, и снова впадал в беспамятство. Он не хотел уступать болезни, но его убаюкивал тихий женский голос, мягкая рука гладила лоб. Это было похоже на ласковое материнское прикосновение. Неужели мать? Но она давно умерла. Ему казалось, что женщина шепчет какие-то соблазнительные слова. Неужели он в борделе, хотя подобные заведения не посещает? Либо его чем-то опоили, либо на него напал головорез, который после схватки убежал. А откуда появилась женщина? С невероятным трудом Грейсон приподнял веки. Сначала он ничего не мог разглядеть, но потом различил лицо и глаза цвета аметиста. Ее глаза. Но кто она? Он хотел было спросить, но тут чьи-то руки схватили его, подняли… и дальше он провалился в бездну.

Грейсон почувствовал, как она снова дотрагивается до него. Нежные, но умелые пальцы касались плеча – она перевязывала его. Значит, он ранен. Грейсон этого не помнил.

– Я не собираюсь стоять здесь и смотреть, как ты трогаешь грудь чужого мужчины! – Это был другой женский голос, пронзительный и резкий. Затем послышались удаляющиеся шаги.

– По-моему, именно из-за того, Люси, мы и попали в беду, – фыркнув, пробормотала знакомая ему женщина, – что ты трогала чужого мужчину.

– Черт возьми, Кейти, если бы она только до его груди дотронулась, ничего бы не случилось! – с усмешкой произнес низкий, грубоватый мужской голос.

Сколько же здесь народу? Грейсон попытался сосредоточиться, но ощутил женскую ладонь у себя на лбу. Он сразу узнал эту руку – она была мягкая и успокаивающая.

– Лучше всего дать ему настойки опия, – сказал мужчина.

Грейсон в негодовании хотел привстать.

– Он ведь без сознания, – возразил нежный женский голос.

Вот умница, подумал Грейсон, откинувшись на подушки.

– Скоро он очнется и тогда задаст нам жару. Вот увидишь, – пробормотал мужчина.

Тут ты прав, мрачно подумал Грейсон.

Придя в сознание, Грейсон решил этого не показывать, так как был окружен, как он считал, недоброжелателями и кто-нибудь из них вполне мог ему навредить. Тупая боль в голове и плече свидетельствовала о том, что он ранен серьезно. Постепенно он все вспомнил. Грязный мальчишка, который потом оказался девушкой; затем – выстрел. Грейсон смутно помнил, как он разговаривал с этим щенком. А потом? Неужели он лишился чувств? Черт возьми, трудно представить, но он едва не повстречался со смертью. Хотя этого не произошло, но сейчас он беспомощен, словно младенец, а это для него непривычно. Он решил, что долго оставаться в таком состоянии не станет и возьмет ситуацию в свои руки: подчиняться кому бы то ни было он не намерен. Грейсон был совершенно уверен, что кто-то нанял девушку, чтобы та его застрелила, так как ничьих сестер он не соблазнял. За исключением Шарлотты Троубридж, девственницы его не пленяли, и уж точно ни одну из них он не наградил ребенком. Отец рано прочитал ему нравоучение об ответственности мужчины, и никаких незаконнорожденных детей у него не было.

Стараясь дышать ровно, притворившись спящим, Грейсон прислушивался к звукам в комнате. Он смутно помнил о присутствии мужчины и женщины, а также девушки с нежными руками и приятным голосом.

Стояла тишина, лишь за окном чирикали птицы. Грейсон осторожно приоткрыл глазе и бросил быстрый взгляд вокруг. Рядом с ним никого не было. Прежде всего он осмотрел плечо, на котором обнаружил чистую повязку. Невзирая на жуткую боль, он подвигал рукой и поблагодарил Бога за то, что пуля не прошила его ниже. Затем он увидел, что лежит до пояса голый, и вспомнил легкие прикосновения девичьих рук. Но тут же обругал себя дураком, так как девчонка наверняка была уличной воровкой, готовой за деньги убить безоружного человека. Правда, он находился не в грязной лачуге, а в просторной комнате, освещенной утренним солнцем, струившимся из-за откинутых штор. Стеньг были обшиты белыми панелями с позолотой, на потолке виднелась искусная лепнина, а немногочисленная мебель, включая огромную кровать, на которой он лежал, была в стиле эпохи Людовика XIV.