В конце концов ему это удалось с немного бо'льшим успехом, чем он предвидел сам, но в глазах у него оставило ужас, который не покинул их по сей день и не покинет уже никогда.

Однажды вечером, проезжая на лошади через джунгли неподалеку от своего бунгало, он услышал тихое шипение возле уха и, подняв глаза, увидел, как с ветки дерева свесился питон и уползает сквозь высокую траву прочь. Сам он ехал с охоты на антилоп, и заряженная винтовка висела у стремени. Соскочив с напуганной лошади, он еле успел выстрелить в тварь прежде, чем та исчезла. Он не особо надеялся, что при таких обстоятельствах вообще попал в питона. Волей случая пуля поразила того в сочленение позвоночника с головой и убила на месте. Это был экземпляр с хорошей раскраской, и, за исключением ранки от пули, совершенно неповрежденный. Он поднял его с земли и перекинул через седло, намереваясь отвезти домой и препарировать.

Когда он поскакал дальше, то взгляд его то и дело падал на огромную мерзкую тварь, которая раскачивалась и извивалась у него перед глазами, почти как живая, и тут ему в голову пришла блестящая идея. При помощи этого мертвого пресмыкающегося он излечит свою жену от страха перед живыми. Он обставит дело так, что она увидит змею и примет ее за живую - и придет в ужас; тогда он покажет ей, что она переполошилась всего лишь из-за дохлой твари - ей станет стыдно за саму себя, и она излечится от этой глупости. Только дураку могла прийти в голову такая идея.

Прибыв домой, он отнес мертвую змею к себе в курительную комнату; затем, заперев дверь, этот идиот занялся приготовлением своего рецепта. Он расположил чудище в очень естественной и правдоподобной позе. Создавалось впечатление, будто змея вползает на пол через открытое окно, и любому, кто внезапно вошел бы в комнату, вряд ли удалось бы не наступить на нее ногой. Сделано все было с изрядной ловкостью.

Под конец он снял с полки книжку, раскрыл и положил ее обложкой вверх на кушетку. Завершив все к полному своему удовлетворению, он отпер дверь и, весьма довольный собой, вышел.

После ужина он зажег сигару и некоторое время молча курил.

- Ты не устала? - спросил он у нее, наконец, с улыбкой.

Она рассмеялась и, назвав его лентяишкой, спросила, что ему было нужно.

- Да всего лишь роман, который я читал. Я оставил его у себя в "берлоге". Ты не сходишь? Ты найдешь его раскрытым на кушетке.

Она вскочила и легко побежала к двери.

У двери она на мгновение приостановилась, чтобы обернуться и спросить у него название книжки, и он обратил внимание на то, как она прелестна и симпатична; и в первый раз в голове у него забрезжил слабый проблеск истинной природы всего этого.

- Да ладно, - сказал он, приподнимаясь, - я сам...

Затем, очарованный великолепием своего плана, осадил себя; и она вышла.

Он слышал звук ее шагов по половикам коридора, и улыбнулся самому себе. Пожалуй, затея получится презабавной. Думая об этом даже сейчас, трудно его пожалеть.

Дверь курительной комнаты открылась и закрылась, а он все сидел, мечтательно глядя на пепел своей сигары, и улыбался.

Прошло мгновение, быть может - два, но показалось, будто намного больше. Мужчина сдул серое облачко у себя перед глазами и начал ждать. Затем он услышал то, что ожидал услышать - пронзительный вопль. Потом еще один, который, - так как он ожидал услышать хлопанье далекой двери и поспешные шаги вдоль коридора, - слегка его озадачил, и улыбка у него на губах растаяла.

Затем еще один, еще и еще - один вопль за другим.

Слуга-туземец, бесшумно скользивший по комнате, отложил в сторону то, что нес в руках, и инстинктивно подался к двери. Мужчина вскочил и удержал его.

- Не трогайся с места, - сказал он хрипло. - Ничего страшного. Хозяйка твоя напугана - вот и все. Она должна научиться преодолеть эту глупость.

Затем он снова прислушался, и вопли закончились чем-то, странно похожим на приглушенный смех; и вдруг наступила тишина.

И из этой бездонной тишины к мужчине впервые в его жизни пришел Страх, и они со смуглым слугой посмотрели друг на друга глазами, до странного схожими; и по общему инстинкту вместе направились к месту, из которого исходила эта тишина.

Отворив дверь, мужчина увидел три вещи: первое - это мертвый питон, лежавший там, где он его оставил; второе - живой питон, - по-видимому, его спутник, - медленно обвивающийся вокруг мертвого; в-третьих, - груда чего-то раздавленного и окровавленного посреди пола.

Сам он больше ничего не помнил до того момента, когда спустя несколько недель открыл глаза в каком-то полутемном, незнакомом месте, но слуга-туземец, прежде чем с воплями выбежать из дома, успел заметить, как хозяин его набросился на живого змея и вцепился в него руками, а когда в комнату позже ворвались другие и подхватили его, шатающегося, на руки, то обнаружили, что у второго питона оторвана голова.

Таков случай, который изменил характер моего человека - если он изменился, - закончил Джефсон. - Он рассказал мне о нем однажды вечером, когда мы сидели на палубе парохода, возвращавшегося из Бомбея. Себя он не щадил. Он рассказал мне эту историю почти теми же самыми словами, какими рассказал ее вам я, только ровным, монотонным голосом, свободным от какого-либо рода эмоций. Когда он закончил, я спросил: как у него достает сил вспоминать все это?

- Вспоминать! - ответил он с легкой ноткой удивления в голосе. - Да это со мной все время.