Гувыртовский тесно сотрудничал с районной газетой. Он усыпил бдительность тамошнего редактора безобидной статьей про Пушкина и получил предложение стать внештатным корреспондентом. С тех пор Гувыртовский снес в редакцию без счета сочинений, среди которых были его стихи, рассказы-«были» и записки краеведа: «Об уточнении числа расстрелянных в бывшей Земляникиной балке», «Братские могилы рассказывают», «В поисках лагеря ВК-679», «О чем поведал пробитый шлем» и другие. В последние годы Гувыртовский увлекся идеей неопознанных летающих объектов. Следствием этого увлечения стали очерки «Мы не одиноки во Вселенной», «Гости на пороге», «Готовы ли мы» и еще несколько.

В Пояркове знали, что Иван Петрович пишет, относились к этому со снисходительной завистью и иногда читали газету с очередной статьей учителя, однако побеседовать о сути изложенного – по-настоящему побеседовать – этого Гувыртовскому было не с кем. Редактор от него прятался и от общения всячески уклонялся. Материалы принимала женщина-ответсек, она же выдавала скудные гонорары. Но ответсек всегда была всегда занята, а кроме того, ничего не знала.

И вот в селе появился поп. Иван Петрович сразу угадал в нем своего естественного собеседника. Он завел привычку являться к отцу Герману вечерами, не реже двух раз в неделю, порой спугивая Стасика, и неизменно приносил к чаю кулек чрезвычайно жестких безвкусных белых сухарей. Гувыртовский считал себя интересным человеком, и это очень чувствовалось.

В самом начале знакомства его с попом Гувыртовский притащил пухлую папку с вырезками своих статей и предложил ознакомиться, поскольку отцу Герману, несомненно, нужно владеть, так сказать, информацией, чтобы полноценно общаться.

Отец Герман честно ознакомился. Многое в заметках показалось ему поучительным и наводило на серьезные размышления. Как это ни странно в отношении священника, но отец Герман Машуков всегда был далек от мистики. «Чудо вообще, – говорил он, – это не феномен, а явленная сущность». В этом они безбрежно с Гувыртовским расходились. Иван Петрович искал чудес вовне – вне предметов, людей, явлений природы – и считал их чем-то наружным, что вдруг обляпывает некую произвольно избранную вещь и делает ее особенной. Отец Герман был уверен в обратном: чудо глубоко скрыто везде и присуще всему изначально – уже просто в силу того, что весь мир был чудесно и таинственно сотворен Богом. Иногда, в силу обстоятельств, чудесная сущность вещей вдруг обнажается перед человеком. И в этом смысле какой-нибудь ручей Понявка не менее чудесен, нежели священная река Иордан.

Некоторые заметки краеведа касались истории Николаевского храма. Рассказывая о жизни «якобы святого» царя Николая, Гувыртовский явно путал его с Гришкой Распутиным. Это особенно разъярило отца Германа, и когда Гувыртовский явился в следующий раз, заранее торжествуя, священник прямо с порога спросил его:

– А убиенного царевича Димитрия вы, вероятно, смешиваете с Гришкой Отрепьевым?

У них так с первого дня повелось: сразу о деле, без ритуалов типа «добрый вечер» или «погоды нынче благодатные».

Гувыртовский от такой атаки растерялся, заморгал. Отец Герман вынес ему двумя пальцами статью «Кровавый царь, кровавый храм» и поболтал ею в воздухе.

– В общем так, – проговорил он, – если вы в ближайшем же номере местной газеты не напечатаете опровержение этой гадости, я вас удавлю, а улики подделаю – сочтут за самоубийство.

Гувыртовский вдруг осознал, что поп не шутит. Он машинально развернул принесенный с собою кулек, сунул в рот сухарь и с чудовищным хрустом перекусил его. Наконец сказал зло:

– Дайте хоть чаю, если вы интеллигентный человек.

– Черта вам лысого, – сказал отец Герман и плюнул, – а не моего чаю. Сперва прилюдно извинитесь и напишите правду, а пока и близко к моему дому не подходите.

– Вам надо, вы и пишите, – огрызнулся Гувыртовский.

– Ну уж нет! Вступать с вами в полемику я не буду. Вы у нас писатель, вот и постарайтесь.

Гувыртовский замялся. Дело в том, что с отцом Германом ему было интересно. По-настоящему интересно – как еще ни с кем не было, даже в Академии Культуры, где его считали занудой. А кроме того, хоть Иван Петрович и был аскет, но пирожки с клюквой, выпекаемые Анной Владимировной… но машуковский обжитой дом, где у Гувыртовского уже образовался «свой угол»… Как всего этого лишиться?

– Сделаю, – буркнул он. – Только книжку мне какую-нибудь дайте, с информацией… Я же больше с местными преданиями работаю…

Отец Герман нырнул в дом и скоро вернулся с тоненькой книжкой.

– Вам хватит, – сказал он.

Гувыртовский породил новую статью, «Правда о святом царе», снес ее в редакцию и целый месяц почти ежедневно ходил на почту – звонить туда и интересоваться: как? Он боялся, что статью отвергнут. В конце концов статья вышла в одном из воскресных номеров. Иван Петрович отправился к попу мириться.

Тот даже обрадовался его приходу. Все творения Гувыртовского были к тому времени отцом Германом изучены, и он вполне подготовился к разговору.

Иван Петрович безмолвно вручил отцу Герману газету и был допущен в дом, где сразу уловил сдобный запах.

– Сегодня с яблоками, – объявила Анна Владимировна.

В магазине ей сказали, что у Ивана Петровича в Петербурге есть жена, но они со студенческих времен не виделись и даже не переписываются. Матушку это сильно огорчило, и она воплотила свое сочувствие к Ивану Петровичу в пирог. Уж на что Герман Васильевич всегда любил ее пироги, но такого благодарного едока, как бесприютный Гувыртовский, матушка в жизни своей не видела.

– Я вам, Анна Владимировна, стихи посвятил, – объявил он, насыщаясь, и полез в карман пиджака, где сыскалась бумажка из школьной тетради. На обороте Анна Владимировна ясно видела выведенное детской рукой слово «ДЕКТАНТ».

Стихи начинались так: 

Далее излагались во всех подробностях впечатления Гувыртовского от пирогов. Например, одна строфа перечисляла достоинства теста: 

Закончив читать, Иван Петрович спрятал листок, но обещал переписать красиво и в следующий раз преподнести.

– То, что вы пишете про НЛО, очень любопытно, – сказал отец Герман, резко меняя тему разговора.

Что в Гувыртовском было хорошо – он никогда не требовал обстоятельного разбора своих поэтических произведений. Их можно было даже не хвалить. Они существовали сами по себе как объективная реальность. Другое дело – статьи.

– Откуда вы брали материал? – поинтересовался для начала отец Герман.

– Отчасти из центральных изданий, – ответил Иван Петрович. – Кроме того, здесь несколько лет работала группа уфологов из Москвы и Пензы. Они много интересного рассказывали, давали литературу. Они и личным опытом делились, кстати. С ними был еще один американец, так это вообще кладезь информации.

– Я анализировал описанные вами случаи похищения людей инопланетянами, – сказал отец Герман. – Много общего. Во-первых, сами жертвы. Как правило, это домохозяйки или мужчины с неустроенной личной жизнью, проживающие в глубинке. Москвичи, как я понял, больше их исследуют, а похищаются разные – обобщающе говоря – поярковцы. Как правило, жертвы обитают кучно – в одном регионе.

– Ну и что? – насторожился Иван Петрович. – Это вполне объяснимо. Генетический материал в провинции чище!

– Только водкой порчен, – вздохнул отец Герман. – Что до Америки, то там вообще нет и не может быть «чистоты», ни расовой, ни даже национальной. Нет, генетическая чистота – это не объяснение.