Летом 14-го года многим в России казалось, что назревавшая европейская война будет скоротечной, как морской бой. Что основные боевые действия развернутся во Франции (как и сорок четыре года назад), что Россия окажет лишь военную помощь союзникам, но никак не будет втянута в затяжную войну сама. Но первые же месяцы боевых действий, в которых после столь обнадеживающего начала генералом Самсоновым, полегли потом десятки тысяч солдат, в которых цвет русской гвардии был втоптан в топь мазурских болот, заставили правительство искать оправдание этим потерям более весомое, нежели союзнические обязательства перед Францией.

Только взятие черноморских проливов придавало стратегический смысл этой войне, навязанную России западными союзниками, только решение этой национально-государственной задачи оправдывало те ужасные потери, которые уже понесла русская армия в Восточной Пруссии, спасая Францию от неминуемого поражение на Марне. (Маршал Фош честно потом признавался: «Если Франция не была стерта с карты Европы, то раньше всего мы обязаны этим России»).

И союзники поначалу благосклонно отнеслись к выходу России в черноморские проливы. В Петрограде как-то сразу уверовали в то, что после войны, после поражения Турции Босфор и Дарданеллы сами собой достанутся России в качестве ее главного военного приза. Но…

Заговорить всерьез о Босфоре вынудили Главную ставку англичане. Когда представитель Великобритании при Главнокомандующим русской армией генерал сэр Вильямс, сообщил Великому князю Николаю Николаевичу – за сутки! – о начале штурма Дарданелл, этого западного входа в черноморские проливы, тот, сохраняя хорошую мину, при столь разительном сообщении (они штурмуют наши Дарданеллы!), едва не обронил едкую фразу об извечном коварстве вечно туманного Альбиона. Однако удержался.

Англичанин, дабы соблюсти союзнические приличия, выразил надежду, что Черноморский флот и эскадра вице-адмирала Кардена ОДНОВРЕМЕННО появятся у Константинополя.

Однако, для того чтобы добиться такой синхронности, чтобы подоспеть к назначенному англичанами сроку, русский флот, никак не готовый к немедленному, почти завтрашнему штурму босфорских твердынь, должен был без десантного прикрытия, без предварительного траления подходов к турецкому берегу, без должной разведки и подготовки идти на расстрел из крупповских орудий германских крейсеров, которые уже успели привести себя в полную боевую готовность после перехода, которому так странно попустительствовал британский флот в Средиземном море.

Союзнические приличия британскому представителю соблюсти, однако, не удалось, так как Великий Князь знал (через российского посла в Париже Извольского, у которого были свои друзья во французском МИДе), что англичане еще месяц назад, то есть 18 января 1915 года, известили французских коллег о своих намерениях захватить черноморские проливы, или по меньшей мере Дарданеллы, до появления там русских кораблей.

И если бы русский Главковерх вдруг высказал свое недоумение по поводу непрошенного участия англичан в решении вековой национально-государственной проблемы России, сэр Вильямс знал что ответить.

«Помилуй Бог! – Воскликнул бы он. – Вы же сами, Ваше высочество, просили нас отвлечь на себя турок, которые те прорвали ваш Кавказский фронт!»

И это было правдой. В декабре 1914 года у Великого Князя не было никаких резервов, чтобы бросить их на помощь Кавказской армии: в Галиции и Польше шли кровопролитнейшие бои. Поэтому 2 января нового 1915 года Николай Николаевич после завтрака в вагоне-салоне отозвал сэра Вильямса в сторону и попросил передать британскому главнокомандованию его просьбу усилить давление на Турцию со стороны Средиземного моря, оттянуть ее войска на себя, точно так же, как русская армия только что оттянула на себя два германских корпуса с французского фронта. Связной генерал пообещал незамедлительно уведомить об этой просьбе Лондон. И уведомил…

Всего через два дня Великий Князь, возможно, пожалел бы о своей просьбе, так как 4 января Кавказская армия, искусным стратегическим маневром разбила на голову турецкую армию и принудила ее не просто к отступлению – к бегству. Так что повод для просьбы Великого Князя отпал сам собой. Но в Лондоне быстро смекнули, какой замечательный повод дает им русский главковерх для того, чтобы решить проблему черноморских проливов в пользу британской короны.

Великий Князь в круговерти дальнейших событий не дезавуировал свою просьбу. Возможно, забыл о ней. Но…

Англия без малейшего промедления уже стягивала свои корабли к Дарданеллам из всех гаваней мира, где они базировались: из Китая и Гибралтара, Южной Америки и с островов Зеленого Мыса…

Английские адмиралы прекрасно сознавали, что у русских есть реальная возможность прорваться к Стамбулу через Босфор, охранявшемуся всего лишь одной турецкой дивизией и старыми береговыми батареями. Именно поэтому они поспешили начать штурм Дарданелл, дабы поставить Россию перед свершимся фактом – над главным выходом в Средиземное море, как и над Суэцем, как и над Гибралтаром уже развевается британский флаг, на всех трех вратах от самого главного в человеческой цивилизации Средимирного моря висят британские замки. А там, где британский флаг был однажды поднят, его уже никогда не спускают.

Вот тут-то из Ставки на флот, из Баранович в Севастополь полетели срочные шифровки: немедленно готовить операцию по высадке на Босфоре! В подкрепление своих директив Великий Князь сообщил адмиралу Эбергарду, что отдал приказание перебросить с Кавказского фронта три отборных дивизии для подготовки в Одессе (пять часов ходу до Босфора) десантного отряда.

Тем временем на английскую эскадру, осадившую Дарданеллы, был направлен для связи и наблюдения капитан 1 ранга Михаил Смирнов. Он изо всех сил пытался установить связь через английские корабельные станции со штабом Черноморского флота. Но несмотря на идеальные эфирные условия и близость Севастополя, связь эта никак не устанавливалась. Поскольку в Ставке никто не сомневался в качестве британских радиопередатчиков и в профессионализме английских радиотелеграфистов, то винить оставалось своих российских, несомненно обученных хуже, чем их английские коллеги. Не могут, понимаешь, принять обычную морзянку.

Никто – ни в Севастополе, ни в Барановичах – так и не знал, что творится у Дарданелл, как далеко уже продвинулась англо-французская эскадра, и как скоро она возьмет на прицел султанский дворец, выходящий окнами в Мраморное море.

Высокая сухопарая фигура Великого Князя мрачно маячила в те дни у вагонов спецпоезда. По вечерам в полном одиночестве вышагивал он по насыпи от паровоза к хвостовому вагону и обратно. Даже разгром обеих армий в Восточной Пруссии не поверг Николая Николаевича в такое уныние, как сообщение о штурме Дарданелл союзниками. Он прекрасно понимал, что отныне эта война теряет для России всяческий смысл, потому что, если даже адмирал Эбергард и совершит некое стратегическое чудо – пойдет и немедленно, не дожидаясь снятых с фронта дивизий для десанта, возьмет Босфор одними кораблями, как удавалось брать вражеские бастионы с моря лишь приснопамятному флотовождю Ушакову, то и тогда эта немыслимая победа теряла свой смысл, ибо выход из Черного моря в Средиземное, последние врата этого выхода – Дарданеллы, навсегда оставались бы в руках англичан. Уж они-то никогда оттуда не уйдут, как не ушли из Гибралтара. И что толку говорить потом о союзнических обещаниях, когда выход из проливов уже будет принадлежать британцам по праву «beati possidentes» – «блаженны имущие».

Выходило, что великая всеевропейская война уже на седьмой месяц теряла для России всякий военно-стратегический смысл даже в случае капитуляции стран Тройственного Союза.

Но тут, наконец, стали поступать сообщения от капитана 1 ранга Смирнова. Как только в состав эскадры адмирала Кардена вошел русский крейсер «Аскольд» (он прибыл в Средиземное море с Тихого океана[6]), радиосвязь с его борта сразу же наладилась и Севастополь стал, наконец, принимать первые донесения наблюдателя Ставки. Судя по ним, англичане ни на фут не продвинулись вглубь Дарданелл, что было весьма странно, учитывая огневую мощь 16-тидюймовых орудий, обрушенную на турецкие форты. Так или иначе пока британцы и французы топтались перед дарданельскими фортами, (как полвека назад уперлись они в бастионы Севастополя), Ставка развернула бешеную деятельность по подготовке штурма Босфора.