Он не в моем вкусе. Даже близко.

Вот почему это так волнующе. Как только я поворачиваю голову, мы начинаем целоваться. И неожиданно мне приходит понимание, что это то, чего я ждала все лето.

Неделю спустя

Я сижу на столешнице в ванной и пытаюсь вспомнить, как визажист в «Сакс» советовала мне подводить азиатские глаза. Только... у меня путаются мысли.

Кажется, она рекомендовала выводить совсем небольшие кончики стрелок. Сначала я рисую правый глаз. Вроде нормально. Когда заканчиваю второй, в дверь громко колотит моя младшая сестра Надя, и я от неожиданности подпрыгиваю.

— Лил! Мне нужно принять душ! — кричит она. — Ну-у же, Лил!

Взяв расческу, я тянусь и открываю дверь. Надя забегает внутрь и включает воду. В растянутой футболке, со спутанными сзади блестящими черными волосами садится на край ванны и наблюдает за тем, как я причесываюсь.

— Ты сегодня такая хорошенькая, — говорит она хриплым со сна голосом.

Разве? По-моему, выгляжу как всегда.

Я продолжаю расчесываться. Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять. Готово. Каждое утро я провожу расческой по волосам ровно двадцать пять раз. Эта традиция у меня с раннего детства.

Сегодня будет самый обычный день.

— Но я думала, что нельзя надевать белое после Дня труда^[1], — добавляет Надя.

Я опускаю взгляд на свой новый белый кашемировый свитер, такой мягкий и уютный. Под него я надела белые короткие шорты.

— Никто больше не следует этой традиции, — отвечаю я, спрыгивая со столешницы. — К тому же это зимний вариант. — Я шлепаю ее расческой по попе. — Давай живо принимай душ.

— Я успею завить волосы до приезда Ренни? — спрашивает она.

— Нет, — отвечаю я, закрывая за собой дверь. — У тебя всего пять минут.

Вернувшись в свою комнату, я на автопилоте начинаю собирать школьную коричневую сумку. Новая ручка и кожаный ежедневник, который подарила мне мама на новый учебный год. Леденцы. Вишневый блеск для губ. Ничего не забыла? Вроде нет. Хватаю белые эспадрильи и спускаюсь по лестнице.

На кухне сидит мама в халате и пьет эспрессо. Папа подарил ей на Рождество одну из этих навороченных кофе-машин, и она взяла за правило пользоваться ей как минимум раз в неделю, даже несмотря на то, что сама предпочитает чай, а папа слишком редко бывает дома, чтобы видеть ее за этим занятием. Он врач, занимается исследованиями. Сколько я себя помню, он всегда работал над каким-то новым лекарством от рака. Большую часть месяца он проводит в лаборатории в Бостоне. И его постоянно посылают в разные страны для презентации результатов своих исследований. Этим летом его фото даже напечатали на обложке одного научного журнала. Забыла его название.

— Сядь и поешь перед уходом, Лили. Это твои любимые, сладкие, — говорит мама, показывая на тарелку с маффинами.

— Ренни приедет в любую минуту, — отказываюсь я. Но, увидев разочарование на ее лице, беру маффин и заворачиваю его в салфетку. — Съем его в машине.

— Не могу поверить, что ты уже выпускница, — говорит она, гладя меня по волосам. — Всего год, и ты уедешь в колледж. Моя маленькая девочка стала взрослой.

Я отвожу взгляд. Так и есть, теперь я взрослая.

— По крайней мере, у меня осталась еще одна малышка. Нади собирается?

Я киваю.

— Теперь, когда вы учитесь в одной школе, ты должна за ней присматривать. Ты же знаешь, как она тобой восхищается, Лили.

Мама крепко сжимает мою руку, а я тяжело сглатываю. Я должна лучше присматривать за своей сестрой. А не так, как в субботу вечером, когда бросила ее на вечеринке у Алекса. Да, она была со своими друзьями, но это ничего не меняет.

Мне следовало остаться.

Снаружи раздается автомобильный гудок, и я встаю.

— Надя! — кричу я. — Ренни уже здесь!

— Минуточку! — орет Надя в ответ.

Я обнимаю маму и направляюсь к двери, ведущей в гараж.

— Возьми маффин и для Ренни, — кричит она в закрытую за мной дверь.

Ренни все равно не станет его есть. В начале каждого сезона, когда начинаются тренировки группы поддержки, она старается избегать углеводов. Держится где-то с месяц, а потом срывается.

В гараже я натягиваю на ноги эспадрильи и по подъездной дорожке направляюсь к джипу Ренни.

— Надя уже идет, — заверяю я, забираясь в салон.

Ренни наклоняется и обнимает меня. «Обними ее в ответ», — приказываю я самой себе, а потом так и делаю.

— Твоя кожа потрясно смотрится в белом, — произносит она, окидывая меня взглядом. — Как бы мне хотелось быть такой же смуглой.

Сегодня Ренни одета в облегающие джинсы и еще более облегающий кружевной топ с кофточкой телесного цвета под ней — настолько тонкой, что видна грудь. Не думаю, что она надела лифчик. Но ей это и не нужно. У нее спортивная фигура.

— Ты тоже смуглая, — говорю я, пристегиваясь.

— Это все бронзер, детка. — Она надевает очки. — Знаешь, что я придумала для следующей вечеринки? Мне это приснилось вчера ночью. Тема будет такая... Готова услышать? «Ревущие двадцатые»! Девчонки могут нарядиться в платья с бахромой, украсить шеи длинными бусами, а головы — шляпками с перьями. Парни могут надеть костюмы фасона «зут» и фетровые шляпы. Круто, правда?

— Не знаю, — отвечаю я, уткнувшись в окно. Ренни так быстро и много говорит, что у меня гудит голова. — Парням это может не понравиться. Где они, по-твоему, найдут все это на острове?

— Эй, для этого же есть интернет! — восклицает Ренни, стуча пальцами по рулю. — Ну где там Надя? Я хочу приехать пораньше, чтобы забить себе парковочное место на весь год. — С этими словами она жмет на гудок — один раз, затем второй.

— Прекрати, — отдергиваю ее. — Ты разбудишь соседей.

— Я тебя умоляю. Ближайший дом находится в полумиле отсюда.

В этот момент открывается входная дверь, и по ступенькам сбегает Надя. Она кажется такой крошечной на фоне нашего огромного белого дома. Он отличается ото всех остальных домов на острове — в нем преобладают современные линии и много стекла. Его помогала проектировать моя мама. Сначала это был наш летний домик, а потом, перед моим первым годом в старшей школе, мы навсегда переехали на остров Джар. Я умоляла родителей об этом, чтобы жить рядом с Ренни и другими друзьями.

У входной двери мама машет мне рукой, и я машу ей в ответ.

— Так ты «за» или «против» вечеринки в стиле Гэтсби? — спрашивает у меня Ренни.

Честно говоря, мне все равно, но я знаю, что мой ответ очень важен для нее — вот почему мне хочется сказать «против».

Но не успеваю я вымолвить и слово, как возле машины появляется Надя с мокрыми после душа волосами. На ней новые джинсы и черный топ, который мы купили, когда в июле втроем ходили по магазинам. Кажется, что это было целую вечность назад.

Сестра забирается на заднее сиденье.

— Нади, почему ты не высушила волосы? — отчитываю я, повернувшись к ней. — Ты же знаешь, что можешь простыть.

— Я боялась, что вы уедете без меня, — тяжело дыша, отвечает она.

— Мы бы тебя не оставили! — восклицает Ренни, выворачивая руль. — Мы же твои старшие сестры. Мы всегда будем присматривать за тобой, конфетка.

Мне так и хочется бросить в ответ какую-то колкость, но вместо этого я просто тяжело сглатываю. Если я открою рот, то отношения между нами уже никогда не будут прежними. Все станет даже хуже, чем сейчас.

Мы объезжаем дорожное кольцо возле дома и спускаемся на проезжую часть.

— Тренировка группы поддержки в четыре, — напоминает мне Ренни, пританцовывая под музыку. — Не опаздывай. Нам нужно заценить «свежее мясцо». Посмотреть, с чем нам придется работать. Ты не забыла взять видеокамеру, чтобы мы записали их выступления?

Я открываю сумку и проверяю, хотя и так знаю, что ее там нет.

— Забыла.

— Лил! Я же хотела вечером посмотреть в записи, на что они способны. — Ренни тяжело вздыхает, как будто разочаровалась во мне.