— В восемнадцатом веке.

— Держу пари, что не в моем восемнадцатом веке. В восемнадцатом веке после чего?

— В восемнадцатом веке, — самодовольно повторил робот. — Хотите получить доступ к справочному?

— Ты имеешь в виду машину?

— Правильно.

— Это могло бы помочь, — Клей был обнадежен. — Я должен разобраться в истории. Помоги мне воссоздать ее. Где это? Как задавать вопросы?

— Следуйте за мной.

Робот развернулся и покатил вниз по серебристому коридору. Клей зашагал следом, разглядывая странные приборы сквозь окна в стенах. Перед одним из приборов, напоминавшем выросший из колонны серый цветок, робот остановился.

— Справочное, — заворковала машина, маня Клея мягким мерцающим светом.

— Привет, — сказал Клей. — Послушай, я попался в ловушку времени и мне нужна информация. О развитии цивилизации, о ходе истории. Я прибыл из двадцатого века после Рождества Христова, но не смог найти зацепки, чтобы связать свое время с каким-нибудь другим, даже с тем, когда был построен тоннель-мир, может ты поможешь мне соединить данные. Даже если ты не сможешь рассказать о событиях последующих за цивилизацией тоннель-мира, то, по крайней мере, расскажи, что происходило между твоим и моим временем. Да? Ты меня слышишь? Я жду.

Молчание.

— Давай. Я жду.

Из серой чаши донеслись клацанье и ворчанье. Скрежет и свист. Несколько слов он различил, но они были непонятны. Пробные попытки. Затем:

— Результатом заката первой постиндустриальной эры явились катастрофические социальные сдвиги, проявившиеся в тотальном уничтожении всех построений и предположений, на которых работали старые урбанистические общества. Эпоха перестройки, известная как конечный хаос крушения. Новые понятия в архитектонике. Наша настоящая система с этой точки времени. Тем не менее, наследник объявил себя сторонником подъема фундаментального освещения хронологии. Возможно с точностью установить социальные рамки событий восемью-десятью веками. Проникать в более древние слои мира нежелательно. К счастью, навыки и техника сделали возможным для новой урбанистической системы намного более устойчивое положение, не ведущее к человеческому апокалипсису. Использование поверхности, накопление механизмов, создание и разветвление сети подземных городов в конце восемнадцатого столетия привели к тому, что началось изменение населения, сопровождающееся мудрой генетической линией, социальными пятнами, появлением болезней и других нежелательных явлений. Теперь мы улучшаем человеческую инфраструктуру. Мы — жизнестойкость вида, и все мыслимые катастрофы не могут существенно повредить нам. В этом наша гордость. Созданы обновленные, которые говорят: нам дана надежда, ждите нас в последующих эпохах.

После небольшой паузы Клей грустно поблагодарил машину и отвернулся. Робот подкатился ему под локоть.

— Бесполезно, — пробормотал Клей. — Какая к черту польза. Как всегда.

— Одеть голого, — произнес робот. — Еще одна срочная обязанность. Тебе нужна одежда?

— Разве я так уж уродлив?

— На улицах люди укрывают свое тело. Тем, у кого нет одежды, помогаем мы.

Клей не ответил, и робот принял молчание за согласие. За спиной Клея раскрылась секция стены и появился второй робот. Он поднял какой-то шланг и мгновенно обрызгал Клея пигментом и тканью. Очнувшись от изумления, Клей обнаружил, что он одет в узкую золотую тунику, туфли, напоминавшие прозрачные оболочки, и шляпу. Давно привыкнув к своей наготе, он чувствовал себя в одежде неловко. Но не желая никого обидеть, он остался одетым. Когда он пошел по коридору, за ним последовал первый робот, спрашивая:

— Еда?

— Жилье?

— Помыться?

— Развлечения?

Клей на все отвечал:

— Нет.

— Никаких желаний?

— Одно. Одиночество. Уходи. Когда ты понадобишься, я свистну.

— Вопрос.

— Позову. Громко крикну. Лучше? А теперь иди, пожалуйста. Очень тебя прошу. Далеко не уходи, но так, чтоб я тебя не видел.

Повернулся. Понял. Робот покатился прочь.

Клей заглядывал в комнаты и магазины. Везде очень чисто, двери не заперты. В одном месте экран типа телевизионного предлагал вниманию протуберанцы в трех измерениях, вскипающие в расплавленной лаве. Дальше он увидел восьмиугольную ванну, чьи фарфоровые стенки истекали влагой при нажатии на кнопку. Зеленые, наверное, сосиски выдавливались из мешанины металлических трубок над, возможно, плитой. Кровать изменяла размер и очертания, становясь больше, меньше, круглой, прямоугольной. Из центра черного пола, покрытого плитами, вздымался зловещий в своей жизнеспособности колоссальный розовый фаллос. Стена растворялась в душ мозаичных изразцов. Растущие, словно поганки, насадки вдоль окна, снабжали духами, специями, мазями и какой-то розовой жидкостью, за пару секунд растворившей его одежду. Возвращение к наготе было восхитительно, хотя он задержался перед насадками слишком долго и одна из них прыснула на кожу красную масляную анестезирующую жидкость. Он потрогал пальцем ухо: ничего. Осторожно царапнул грудь: ничего. Сжал в кулак пенис: ничего. Он не чувствовал, что его босые ноги касаются неровностей пола. Неужели это навсегда? Тогда можно ведь истечь кровью, случайно наткнувшись на острый предмет и даже не заметив этого. Или ободрать плоть до самый костей.

— Робот? — позвал он. — Эй, робот, помоги мне!

Но еще до того как появился механический человек, еще две насадки опрыскали его, и он почувствовал, что его нервные окончания ожили с такой чудесной интенсивностью, что он в тот же момент испытал оргазм. Немного отдышавшись, он двинулся прочь, отвергнув помощь робота. Пробираясь дальше, он очутился между двух зеркальных стен и оказался в ловушке. Он метался меж зеркалами, а они поворачивались, наклонялись, изгибались. Наконец, упав на пол, он выполз из этого ада. Как могло все это сохраниться, если мир пережил столько геологических сдвигов, если сами континенты изменили свои очертания? Он пришел к заключению, что весь этот тоннель-мир только иллюзия. Передвинувшись в другое скопление улиц и галерей, он увидел совсем иную архитектуру, более жесткую, менее впечатлявшую, чем предыдущая, но украшения и поверхностная структура построек несомненно была более высокого порядка. Из каждого угла выкатывались роботы, предлагая свои услуги, но он помнил о своем роботе, следующим за ним на почтительном расстоянии, и не смотрел на других.

— Куда ушли люди? Почему покинули города? Когда?

Робот задумался:

— Однажды их не стало.

Клей милостиво принял этот ответ. Он дотронулся до кнопки, и из флуоресцентного проектора каскадом полился абстрактный фильм, снятый в трех измерениях. Когда он отпустил кнопку, вихрь цветовых пятен втянулся обратно в проектор с гудящим звуком. Другая комната оказалась игорным залом: хлопающие доски, вращающиеся по ненадежным орбитам колеса, жетоны, маркеры, фишки, эбеновые кости, игральные карты, которые таяли едва он касался их. Дальше какой-то гигантский аквариум, но без рыб. Затем детские игрушки, пустая клетка, маленький запечатанный ящик. Он шел вперед. Струи живого потока предупредили его не пытаться войти в комнату с губчатыми стенами. Он хотел было спуститься по лестнице в нижний уровень, но не прошел и трех ступенек, как оттуда поднялись клубы зеленой пыли, заставивший его ретироваться. Вот место, где роботы разбирали роботов. Он обнаружил мощный экран, показывающий вид мира на поверхности: мягкие холмы и долины, никаких следов мрачной пустыни галлюцинаций, по которой он прошел. Наконец, он наткнулся на дверь, сделанную из толстого металла, похожего на алюминий, она безмолвно отворилась, а подоспевший робот предупредил:

— Дальше охраны нет.

— Как это понимать?

— Если вы продолжите путь в этом направлении, мы не сможем защитить вас.

Клей вгляделся в открывшийся коридор, в значительной степени похожий на предыдущие, но все же более яркий и привлекательный. Изящные здания с фасадами, сверкавшими отраженным огнем прекрасных рубинов, в одном из близлежащих дворов звучит музыка. Он пойдет труда.