— Мир. Наш мир.

— Мой мир?

— Был. И может быть.

— Какое сейчас время?

— Хорошее.

— Я умер?

Хенмер отмахивается:

— Смерть умерла.

— Как я сюда попал?

— Ты попался в ловушку времени, как и остальные.

— Заброшен в собственное будущее? Как далеко?

— Разве это имеет значение? — Хенмеру уже надоело. — Подойди, Клей, слейся со мной, и начнем наше путешествие. — Он снова тянется к руке Клея. Клей весь съеживается.

— Погоди, — шепчет он.

Утро в разгаре. Небо снова нестерпимо голубое и солнце, словно раскаленный гонг. Он вздрагивает и, приблизив лицо к лицу Хенмера, говорит:

— Здесь есть еще такие, как я?

— Нет.

— Ты — человек?

— Конечно.

— Но измененный временем?

— О нет, — отрицает Хенмер. — Ты — изменен временем. Я здесь живу. Ты у нас в гостях.

— Я говорю об эволюции.

Хенмер надувается:

— Мы можем сейчас раствориться? Нам так много нужно увидеть…

Клей дергает за пучок грязной травы.

— Расскажи мне хотя бы об этом. Прошли три твари, а это выросло, где…

— Да.

— Кто они? Инопланетяне?

— Люди, — вздыхает Хенмер.

— Они тоже? Другая форма?

— Те, что до нас, но после тебя. Пойманы в ловушку.

— Как мы могли превратиться с них? Даже за миллионы лет человечество не переменилось бы так сильно. А затем обратно? Ты ближе ко мне, чем они. Где образцы? Где след? Хенмер, я не могу понять!

— Подожди, пока не увидишь других, — говорит Хенмер и начинает растворяться. От него отделяется бледное серое облачко и окутывает его. Он становится туманным и бледнеет. Облако пронизывают яркие оранжевые искры. Еще видимый Хенмер явно возбужден. Клей видит, как из кармашка в лоне Хенмера выскальзывает жесткая трубочка плоти: да, он все-таки мужчина, в момент удовольствия показавший свой пол.

— Ты сказал, что возьмешь меня! — кричит Клей.

Хенмер кивает и улыбается. Теперь видно все внутреннее строение его тела, сеть нервов и вен, освещенных каким-то внутренним огнем, горящих красным, зеленым и желтым. Облако увеличивается, и внезапно Клей оказывается внутри. Слышится свистящий звук: его ткани и волокна испаряются. Хенмер исчез. Клей крутится, вытягивается, он различает собственные пульсирующие органы, удивительную смесь тканей и токов: этот — зеленый и маслянистый, тот — красный и жесткий, здесь — серая губчатая масса, там темно-синяя спираль, все такое зрелое, сочное в последний миг перед растворением. Его охватывает дух приключений и возбуждения. Он растет ввысь и вширь, проплывая над поверхностью земли, принимая неопределенные размеры и отказываясь от всякого притяжения; теперь он занимает акры, целые графства, всю реальность. Рядом с ним Хенмер. Они растут вместе. Солнечный луч проникает через обширную верхнюю поверхность нового тела, заставляя молекулы танцевать и прыгать в неистовом веселье. Клей осознает, что электроны взбираются по лестнице энергии. Пип! Поп! Пиип! Он взмывает. Он парит. Он видит себя огромным серым ковром, скользящим в воздухе. Вместо бахромы у него по краям сотни глаз, а в центре всего сверкает, бурлит и управляет всем твердая масса мозга.

Он видит сценки прошлой ночи: долина, луг, горы, ручей. Затем поле зрения меняется. Они поднимаются выше, и он охватывает взглядом реки и скалы, выступающие из земли, словно изъеденные зубы — края заливов, озер и мысов. Внизу передвигаются фигуры. Вот три козлоподобных существа под развесистым деревом. Вот еще шесть подобных Хенмеру существ, весело совокупляющиеся на берегу золотого пруда. А вот ночные ползуны точат почву. Вот нечто свирепое с чудовищными клыками вместо зубов во рту. Вот нечто глубоко погребенное в земле и излучающее серьезные, страстные мысли. Вот надвигается целый взвод крылатых существ — птицы, летучие мыши, а может и рептилии, летящие тесными стаями, затмевающие небо, пронизывающие тело Клея снизу доверху, подобно миллионам пуль, и исчезающие в безоблачной вышине. Вот угрюмые разумные существа, копошащиеся в грязи черных луж. Вот разрушенные груды камней, вероятно, древние руины. Клей не видит целых зданий. Он не видит дорог. Мир не несет следов человеческой деятельности. Повсюду царит весна, все переполнено жизнью. Хенмер, нависая, словно грозовая туча, смеется и выкрикивает:

— Да! Ты это принял!

Клей принимает это.

Он проверяет свое тело, заставляет его светиться и видит внизу пляшущую фиолетовую тень. Он создает стальные ребра и позвоночник слоновой кости. Он придумывает орган чувствительный к цветам и с восторгом погружается в дальний конец спектра. Он становится огромным половым органом и насилует стратосферу, оставляя следы светящегося семени. А Хенмер, неизменно находящийся рядом, восклицает снова и снова: Да! Да! Клей занимает уже несколько материков. Он убыстряет свой полет в поисках своего причала и после короткой попытки найти его и привязать к себе, он становится облачной лентой, опоясывающей весь мир.

— Видишь? — кричит Хенмер. — Это же твой мир! Знакомая планета!

Но Клей не уверен. Материки сдвинулись. Он видит то, что должно быть Америкой, но они изменились. Исчез хвост Южной Америки, часть Панамы, а запад того, что должно быть Чили, имеет огромный выступ, возможно, перемещенная Антарктида? Океаны затапливают оба полюса. Линии побережья — новые. Он не может найти Европу. Огромное внутреннее море поглощает предполагаемую Азию, отражающиеся в нем блики солнца, превращают его в гигантский насмешливый глаз. Заплакав, он разбрасывает вдоль экватора лаву. Там, где должна быть Америка, одиноко выступает каменистый купол. В океане протянулась цепь островов. Он испуган. Он думает об Афинах, Каире, Танжере, Мельбурне, Стамбуле и Стокгольме. От горя он леденеет, раскалывается его душа на ледяные осколки, которых немедленно находят маленькие жужжащие насекомые, поднявшиеся из болот и трясин. Они начинают пожирать его, но Хенмер криком разгоняет их, направляя их к земле и вот уже Клей собрался и обновился.

— Что случилось? — спрашивает Хенмер.

И Клей отвечает:

— Я вспомнил.

— Не нужно, — говорит Хенмер.

Они снова парят, кружатся, скачут и пробиваются сквозь реальность тьмы, окутывающей мир, так что сама планета становится лишь маленькой округлой частицей в мягкой развевающейся мантии его тела. Он видит, как она вращается. Так медленно! Удлинился ли день? Да, и мой ли это мир вообще? Хенмер толкает его, они превращаются в реки энергии в миллионы миль длиной и устремляются в пространство. Он воспламенен нежностью, любовью, жаждой единства с космосом.

— Соседние миры, — поясняет Хенмер, — наши друзья. Видишь?

Клей видит. Теперь он знает, что не заброшен на планету другой звезды. Вот этот облачный шар — Венера. А этот красный, испещренный рябинками, — Марс, хотя он озадачен зеленым травяным морем, покрывающем ржавые равнины. Он не находит Меркурия. Снова и снова скользит он по орбите в поисках маленького вращающегося шарика, но его там нет. Может он упал на солнце? Он не хочет спрашивать из боязни, что Хенмер ответит — да.

— Пойдем, — говорит Хенмер. — Наружу.

Астероиды исчезли. О, Боже, кому нужны такие обломки? Но Юпитер остался

— чудесный, неизменный, даже с Великим Красным Пятном. Клей ликует. Цветные полоски тоже здесь, яркие ленты густых оттенков желтого, коричневого и оранжевого, разделенные более темными цветом.

— Да? — спрашивает Клей, и Хенмер отвечает, что это возможно. Они устремляются к планете, кувыркаясь и плавая в атмосфере Юпитера. Они наполняются кристаллами. Их тела насыщаются молекулами алюминия и метана. Ниже и ниже спускаются они, к ледяным пикам, вздымающимся над блеклыми маслянистыми морями, к бурлящим гейзерам и кипящим озерам. Клей расстилается по снежному континенту и лежит, наслаждаясь чувственным прикосновением многотонной атмосферы к его спине. Он превращается в деревянный молоток и бьется в скалистую поверхность планеты, его переполняет счастье, и волны звуков вздымаются к светлым утесам. Он приходит в экстаз. Но затем, сразу после этого, следует потеря: у блистающего Сатурна нет колец.