— Мы должны идти, — бормотал Хенмер. — Разве они не странны? Разве они не красивы? Мы часто навещаем их. Они оригинальны и свежи.

— Мы любим животных, — подвела итог Нинамин.

Они устремились вверх, набирая скорость в стеклянном море. Вскоре показался берег, окаймленный бахромой близко посаженных деревьев. Здесь было ранее утро. Континент имел грубый вид: изогнутая земля и ребристые горы, цветы, которые Клей видел сверху: серый, синий, черный и темно-зеленый. Некоторое время они путешествовали по суше и вдруг резко спустились на вскрытую равнину. Перед ними вздымалась одинокая величественная гора, пустая и гладкая. Немного выше середины ее восточного склона разверзлась потрясающая рана, откуда падали тонны камней, создавая проход в мрачной внутренности горы. И через этот проход прорвался Хаос.

— Ничего не понимаю, — тихо сказал Клей.

— Просто смотри. Просто смотри.

Он смотрел. Казалось, из дыры сбоку горы хлынула река. Но льющаяся жидкость была таинственной и загадочной и несла в себе множество неясных очертаний. Темный поток сопровождал пар. В его белом нимбе образовывались и исчезали разные фигуры: Клей видел чудовищ, пирамиды, древних зверей, машины, овощи, кристаллы, но не долго. Скиммеры вели его ближе к цели. Они вздыхали и выражали свой восторг от зрелища. Какого цвета поток? Он казался глубоко синим с вкраплениями красного, но как только он пришел к этому заключению, то обнаружил отчетливый зеленый оттенок и коричневатые островки чего-то темно-бордового, а затем россыпь цветов, названия которых он совсем не знал. Он не мог определить очертания, потому что все струилось. Текло. Поток появлялся горизонтально, подбегал к краю раны и через несколько сотен ярдов стремительно переливался через край, сбегая вниз несколькими струями и ударяясь о землю. Там, где приземлялся поток Хаоса, у подножия горы образовался бассейн. Как заметил Клей, из бассейна постоянно рождалось что-то: на берег карабкались животные и сразу бросались бежать, неуклюжие трактора, самодвижущиеся монолиты. Здесь не было и двух одинаковых объектов. Правилом здесь была бесконечная изобретательность. Клей видел сверкающий шпиль зверя и толстого змеевидного червя со светящейся антенной, шагающую черную бочку и танцующую рыбу, тоннель с ногами. Он видел трио гигантских глаз без тела. Он видел две зеленые руки, схлестнувшиеся в отчаянном, убийственном пожатии. Он видел эскадрон марширующих красных яиц. Он видел колеса без рук. Он видел ковры поющей слизи. Плодовитые гвозди. Одноногих пауков. Черные снежинки безголовых людей. Головы без людей.

Каждое из этих чудес так стремительно мчалось через равнину, словно только убежав отсюда, они получали право выжить. Но каждый встречал свою судьбу, независимо от того полз он, крался, прыгал, катился, бежал, скакал, скользил, пританцовывал, топал или выпрыгивал из парящего бассейна. Им удавалось покрыть всего около полумили, затем они исчезали, становясь прозрачными и быстро теряя вещественность, и в несколько минут пропадали. Первобытный Хаос призывал свои творения обратно. Снова и снова некоторые особенно динамичные чудища стремились спастись, безумно проносясь через равнину. Бесполезно. Бесполезно. Реальность вытекала из каждого. Клею было жаль их, несмотря на то что некоторые создания Хаоса были чудовищны, многие были очаровательны, элегантны, милостивы, деликатны и прекрасны, и он едва успевал оценить их утонченную красоту, как они исчезали.

Стоя рядышком, рука в руке, Скиммеры наблюдали чудеса Хаоса. Рядом с Клеем были Нинамин (женщина) и Хенмер (мужчина). Никто не говорил. Высоко над ними рана в горе извергала кипящую плодовитость. Он вспомнил, как увидел однажды фотографии, сделанные океанографами, только что вытащившими сеть, полную планктона: миллионы крошечных переливчатых тварей сновали в ней, блестящие зверушки многоглазые и многолапые, сердито бьющие хвостами, горящие всеми цветами радуги в короткий момент жизни на палубе, затем они бледнели, оседали, обращались в копошащуюся слизь. Так и здесь, только в большем масштабе. Выдающиеся возможности Хаоса восхищали. Но для чего созданы все эти исчезающие чудеса? Из какого источника бьет этот парад великолепия? И что такое незримое лежит в горе, если возникает все это?

— Сколько это продлится? — наконец задал он вопрос.

— Вечно, — ответил Хенмер, — пока кто-нибудь не закроет гору.

— А кто это сделает? — рассмеялась Нинамин.

— Откуда все это берется?

— Под миром есть реки. Одна из них вырвалась наружу. На нашем веку это случается в пятый раз.

— Некоторые из источников еще продуктивнее, — пояснила Ти. — Каналы меняются.

— Каналы меняются, — согласился Хенмер.

— Но если каналы меняются, — голос Клея звучал беспомощно, — почему вы сказали, что этот поток будет литься вечно.

Скиммеры засмеялись. Из бассейна появился слон и исчез. Появились шесть черепов. Две кровавых твари, по очертаниям похожие на огромных собак, высоко» подпрыгнули и потерялись, еще не коснувшись земли. Бесформенной массой вылетел рой сверкающих насекомых. В клубах серого пара показалось ухмыляющееся лицо. Этому не было конца. Спустилась ночь, и вся равнина засияла. А Хаос продолжал изливаться.

Внезапно он ощутил в душе всю неловкость своего положения. Незаметно Скиммеры потеряли к нему интерес. Может, он им надоел, может, их внимание достигло предела; как бы то ни было, они уже не так любили его. Несколько раз ему казалось, что они его действительно боятся. Или недолюбливают. Но ничего конкретного он сказать не мог.

Стало труднее занять их разговором. Темы таяли и бледнели, исчезали на полуслове, смех и похлопывание слишком часто прерывали формальные предложения обмена информацией. Он делал еще попытки что-нибудь разузнать, но намного реже.

— Вернусь ли я в свое время?

— Что стало со сфероидом?

— Как создаются новые Скиммеры?

— Где дом Неправедной? Кто она или что?

— Зачем меня сюда притащили?

— Когда вы делаете Формирование Неба?

— Сколько лет миру?

— Где Луна?

— Зачем мне позволили страдать в зонах дискомфорта?

— Буду ли я снова спать?

— Я вас выдумал?

— Или вы меня выдумали?

В один из дней они собирались выполнить обряд Формирования Неба, но ничего не сказали Клею заранее. Теперь время пришло. Но они не нуждались в его участии и не собирались большие делиться с ним важными вещами.

Когда все происходило, он подозревал, что должно произойти нечто необычное. Они расположились вдоль побережья южного моря: пляж, состоявший из прекрасной серой гальки, был усыпан невероятным количеством бледно-зеленых тел желеподобной рыбы, выброшенной приливом. Клей всегда любил море. Скиммеры занялись каким-то таинственным безмолвным разговором и он, предоставленный сам себе, отправился бродить по побережью, пробираясь между рыбьими телами и наконец оказался по бедра в теплой воде. Из порошкообразного дна торчали стебли водорослей, мимо проплывали сияющие рыбины. Наслаждаясь ощущением волн, ласкающих его голое тело, он поплыл. Нырнув, он безумно удивился, что может так долго оставаться под водой. Потом лег на спину, подставив лицо солнечным лучам.

Здесь могли бы водиться русалки.

Стоило ему подумать об этом, как он увидел приближающуюся наполовину женщину, наполовину рыбу. Бледные плечи облепили длинные золотистые волосы. Плотная, полная белая грудь с красными сосками. Ярко-зеленая чешуя. Гибкий сужающийся хвост, сильный, лоснящийся, извивающийся. Она близко подплыла к нему и зависла рядом.

— Да, — задумчиво произнес он, — неизбежный итог дробности человеческой формы. Природа следует за искусством. Какая ты красивая!

Она улыбнулась, вытянула губки и поцеловала его. Потом положила его ладони на свои груди. Сверху — млекопитающее, снизу — рыба.

— Люби меня, — ее голос звучал, как шорохи волн в раковине.

— Но как? Где же гавань?