— Он быстро шел по коридору мне навстречу. «Это вы давали сигнал?» спросил я. Но он не ответил. Прошел мимо. Не знаю почему, господин инспектор, мне стало как-то не по себе. И я подумал: «Нет, Джозеф, ты все-таки должен посмотреть, что там стряслось!» Джозеф — это я, господин инспектор, я всегда так себе говорю…
Дежурный замолчал.
— Продолжайте, — сказал Гард.
— Я был так взволнован, что, добравшись до конца коридора, не нашел двери. Двадцать седьмой номер… Наверное, я пропустил его… Тогда я пошел назад и увидел дверь. Она была не заперта. Я прошел в кабинет. Горел свет, а на полу лежал… он! Больше никого не было. Я поднял тревогу.
— Вы слышали выстрелы? — быстро спросил Гард.
— Нет.
— Вы уверены, что в коридоре встретили именно профессора Миллера?
— Да. Тот же серый костюм в клетку… черные волосы… глаза… глаза… Нет, я не заметил… нет-нет, я не знаю… я больше ничего не знаю… я все сказал…
— Что ты думаешь? — осведомился Честер, когда репортеры остались наедине с Гардом.
— Это не простое убийство, — медленно произнес инспектор. — Похоже, что профессора Миллера устранили.
Фред привстал. В глазах его вспыхнули азартные огоньки.
— Но это же!.. Я давно жду такого случая. Повод для большого разговора.
Гард сразу охладил его пыл.
— То, что я сказал, — не для печати. Боюсь, что и на этот раз тебе придется ограничиться чисто уголовным аспектом.
— Но разве тебе самому не безразлично… — начал было Фред, но инспектор сухо оборвал его: — Мои интересы тут ни при чем. Я должен отыскать убийцу. А все остальное меня не касается. Да и тебе советую поменьше философствовать.
…По пути в редакцию Честер обдумал, как лучше преподнести материал. Жаль, конечно, что нельзя писать, чем занимался Миллер. И все же это будет сенсация, настоящая сенсация! Он представил себе гигантские заголовки, фото на всю полосу — труп профессора и лицо крупным планом — отдельно. Спасибо Гарду.
Домой Фред вернулся уже под утро. Несмотря на бессонную ночь, он испытывал чувство приятного удовлетворения от удачно сделанной работы. Материал был продиктован, отредактирован, набран. Честер сам проследил, как его разместили на первой полосе. Правда, фотографий он не дождался. Но на Мелани можно было положиться — он не подведет.
Фред снисходительно поцеловал спящую Линду, залпом осушил стакан холодного молока и, быстро раздевшись, нырнул под одеяло. Когда он проснулся, было уже десять. Сквозь опущенные шторы пробивались солнечные лучи, и казалось, ничто не напоминало о мрачных событиях минувшей ночи.
Очутившись на улице, Фред с наслаждением вдохнул пахнувший осенью воздух и, предвкушая удовольствие, подумал о том, как развернет сейчас утреннюю газету. Хотя Честер был опытным журналистом, он все равно испытывал приступы радости, видя свои материалы напечатанными на полосе. Его никогда не переставало удивлять, что слова и мысли, рожденные им, вдруг начинали жить самостоятельной жизнью на газетных страницах, словно дети, ставшие взрослыми и ушедшие из родительского дома в необъятный мир. А иногда случалось, что, вырвавшись на волю, слова бунтовали в этой новой жизни и вели себя не совсем так, как хотелось автору.
И уже ничего нельзя было сделать…
Подозвав мальчишку-газетчика, Честер вложил в его ладонь десятилемовую монету и развернул еще пахнущий краской номер. На первой полосе его материала не было. Вторая, третья, четвертая, пятая… Он торопливо пробегал глазами заголовки: «Глубоководная экспедиция», «Авиационная катастрофа», «Встреча министров», «Бракосочетание мисс Каролины Бэкли»…
Репортаж исчез.