- Позвольте! - перебил его Зет-Зет, немного обидясь, - водевиль водевилю рознь. Я не спорю: есть водевили, и по большей части, пустые, вздорные, но могут быть и такие, что…
- Согласитесь в одном: ведь в водевиле осмеивают только современные нравы, по большей части нападают на бедных чиновников, и я не понимаю за что… В этом предмете нет никакой поэзии…
- Ах! я вам скажу, - воскликнул вдруг товарищ Владимира Матвеича, глядя на
Зет-Зета, - у нас есть два чиновника в нашем отделении, то есть просто смех; вот бы вам описать их.
- Шампанского! - закричал угощавший, обращаясь к Зет-Зету, - за успех твоего
"Теньера".
- Ах жаль, что нет здесь Кукольника, - сказал повествователь, - вот душа-то холостых сходок. С ним выпьешь всегда втрое больше. Да полноте, господа, перестанемте говорить об литературе, черт с ней! она нам и без того надоела; поговоримте лучше о чем-нибудь поумнее.
Владимир Матвеич захохотал: так ему показалось мило и остроумно последнее замечание. В другое время он не решился бы, может быть, и улыбнуться, по чувству приличия, но в эту минуту он был в таком невообразимо приятном состоянии, ему было и легко, и вольно, и тепло, и весело; никогда еще он не ощущал ничего подобного. Девица Рожкова опять предстала его разыгравшемуся воображению - и еще в каком-то идеальном свете, а шампанское при свете ламп пенилось и звездилось в его бокале… голова его немножко начинала кружиться…
- Бутылку шампанского! - закричал он.
- Вот это умная речь! - заметил повествователь. Водевилист насмешливо улыбнулся.
Уж кутить, так кутить. Я женюсь, так и быть… - запел чиновник военного министерства хриплым голосом.
- Жукова! - закричал инженерный офицер и крякнул, выпив залпом бокал; потом, когда трубка была принесена, затянулся и выпустил изо рта страшное облако дыма.
Бутылка за бутылкой откупоривались; ростовщик задремал; Владимир Матвеич, шевеля губами, рассчитывал, на сколько выпито шампанского, и никак не мог рассчитать, потому что цифры у него перепутывались в голове…
Был час десятый.
- Не поехать ли туда, господа? - закричал угощающий, - как вы думаете?..
- Браво! - закричал повествователь, - туда!
- Туда! - повторил инженерный офицер басом и снова затянулся, прищелкнув пальцем.
- Куда это? - спросил Владимир Матвеич.
- В один знакомый нам дом, - отвечал его товарищ. - Мы и тебя, кстати, представим… Ты еще незнаком в этом доме.
- А что, там есть дамы?
- Есть, как же!
- Пожалуй, - прошептал Владимир Матвеич, - хорошо, что я во фраке, а то к дамам неловко в сюртуке, еще в первый раз… - И он начал шарить в карманах, ища свои белые перчатки, которые у него всегда были в запасе.
Когда принесли счет и когда угощавший начал расплачиваться, Владимир Матвеич закричал:
- Вот за мою бутылку! - и протянул руку с десятирублевой ассигнацией.
- Как твоя бутылка? за все заплачено.
- Ну, пожалуй! - сказал Владимир Матвеич и спокойно положил ассигнацию в карман.
- Едем, едем, господа!
И все поднялись с своих мест и начали искать шляпы.
Владимир Матвеич сел в сани с своим товарищем, который угостил их обедом. Сани помчались, но он никак не мог разобрать, по каким улицам; наконец в каком-то узеньком переулке, у ворот деревянного одноэтажного домика, кучер сдержал лошадь.
Они через калитку вошли на двор и очутились у подъезда деревянного домика.
Товарищ Владимира Матвеича позвонил, дверь отворилась, человек снял с них шубы.
Они вошли в следующую комнату. У самого порога встретила их хозяйка дома - старушка лет семидесяти пяти, сгорбленная, худощавая, морщиноватая, в чепце, из- под которого торчали седые волосы, с небольшими седыми усиками и бородкой, которая беспрестанно шевелилась от движения ее нижней губы.
- Здравствуйте, мой миленький! - сказала она, протягивая руку к товарищу
Владимира Матвеича. - Ох, ох, ох!..
- Рекомендую вам моего товарища, Завьялова.
- Очень рада, миленький, очень… Ох-ох! Пожалуйте сюда…
И старушка, кряхтя и охая, повела их в следующую комнату.
Владимир Матвеич до сих пор был как во сне. И только когда товарищ его подвел к старушке, он очнулся и с удивлением посмотрел кругом себя…
Комната, в которую ввела их старушка, была такая же маленькая, как и первая. У передней стены ее стоял широкий диван, а перед диваном - овальный стол… По обеим сторонам этого дивана расставлены были кресла, и в этих креслах сидели
"племянницы старушки", барышни, очень нарядно одетые. Они скромно взглянули на вошедшего незнакомца и потом, когда он учтиво раскланялся им, улыбнулись и посмотрели друг на друга.
- Милости прошу садиться… Что вы, миленький, у меня давно не были?.. Ох-ох!..
Старушка сама села на диван и начала раскладывать гран-пасьянс, исподлобья поглядывая на Владимира Матвеича и шевеля бородкой… Товарищ Владимира Матвеича был совершенно как у себя в этом доме; он без церемонии подсел к одной из
"племянниц", которую назвал Катериной Яковлевной, и начал с нею любезничать…
Он что-то говорил ей очень долго и много, а она все улыбалась и повторяла ему:
- Да полноте? Что это вы? Какой, право!..
- У меня Катенька умница, - ворчала старушка, - у нее…
Речь старушки была прервана звонком.
- Это он! - сказала одна из барышень.
- А нет, не он, - отвечала другая.
- Ну, побьемся об заклад…
Старушка сердито взглянула на спорящих, и они замолчали.
Владимир Матвеич не постигал, что с ним делается; у него сердце так и замирало; ему как-то было страшно и дико, несмотря на гостеприимство почтенной старушки с бородкой и простое, радушное обращение барышень, особенно Катерины Яковлевны, которая очень понравилась ему. Он обрадовался, когда вошли в комнату наши знакомцы: два литератора, инженерный офицер, чиновник военного министерства и ростовщик… Владимир Матвеич вмешался в толпу.
- Как похожа Даша на граведоновскую Лауру! - сказал повествователь, обращаясь к нашему герою и указывая на одну из барышень, - две капли воды. Не правда ли?
Владимир Матвеич поднял голову и увидел живой портрет своей тетки, Анны Львовны,
- барышню с таким же большим носом и с напудренным лицом.
- Да, есть сходство, - отвечал Владимир Матвеич, посматривая на часы.
- Лаура! настоящая Лаура! - воскликнул повествователь, - я хоть и не похож на
Петрарку, - продолжал он, самодовольно улыбаясь, - однако, пожалуй, стану от нечего делать разыгрывать его роль.
И он уже сделал шаг, подвигаясь к Лауре, как увидел в другой комнате, на стене, длинную тень человека в длинном сюртуке… И лукаво улыбнувшись, он переменил свое намерение и побежал за этой тенью.
Через пять минут незаметно все исчезли. В гостиной осталась только старушка, ростовщик и Владимир Матвеич. Старушка дружески разговаривала о чем-то с ростовщиком и, окончив разговор, снова села на диван, принялась за карты и посмотрела на Владимира Матвеича, у которого замер дух.
- Не родня ли вам Завьялов, в комиссариате служит? Ох, ох!..
Владимир Матвеич покраснел.
- Это мой дядя, - отвечал он вполголоса.
- Кто, дядюшка? ох-ох… славный был человек, любил меня, часто ездил. Ох… А где же он теперь?
- В Одессе.
- Жаль, жаль… он бы и теперь все ездил ко мне… а какая у него была славная супруга… belle-femme. Такая полная… он вдовцом-то уж лет двадцать… Ох- ох…
Ростовщик подошел к Владимиру Матвеичу.
- Не угодно ли вам со мной ехать? Позвольте, я вас довезу до дому.
Владимир Матвеич обрадовался и схватил шляпу. Он, кажется, ожидал появления
Катерины Яковлевны и потому не решался уйти; но время летело, и она не появлялась - нечего было делать, а сидеть со старушкой ему было как-то неловко.
- Милости просим ко мне… всегда… ох!.. Я очень рада… - ворчала старушка, провожая их.
Выходя, Владимир Матвеич увидел из каких-то боковых дверей высунувшуюся фигуру инженерного офицера, пускавшего изо рта тучу дыма.