Туалетная комната. День.

Светло и чисто. Можно посмотреть на себя в зеркало.

Вымыть руки, вытереть их полотенцем. Причесаться, покурить.

И, главное, разглядеть друг друга. Многие давно не виделись.

Разговоры.

Вынес шкаф не продажу... Не берут. Красное дерево... И прошу всего двадцать рублей, не берут! Чувствую – замерзаю. Не тащить же обратно. Раздолбал на дрова... И тут же продал... За тридцатку. Дрова красного дерева...

Какое количество народо должно умереть, чтобы город капитулировал?

Умоляю, говори тише.

Париж – открытый город. Рим – тоже. И ничего, люди живут.

Умоляю, перестань.

Да плевать я хотел! Власть, имеющая 150 миллионов жизней, не заметит потери двух или трех из них. В сущности, нас уже 25 лет приглашают поскорее умереть...

Все, все, хватит! Я ничего не слышал...

Вдруг из кабины туалета, вместе с шумом спускаемой воды, раздается торжествующий клич. Дверца распахивается. Из кабинки выходит Гриша.

Его землистое лицо выражает потрясение.

Гриша.

Товарищи! Смотрите, товарищи!

(Бегает по кабинам и дергает цепочки слива воды).

Смотрите! И здесь! И здесь! А здесь? И здесь тоже!

Товарищи! Вы понимаете? Это грандиозно!

Оператор.

Гриша, успокойся! Возьми себя в руки!

Гриша.

Мы победим! Если в Смольном течет вода – мы победим!!!

Оператор.

Гриша, кончай! Ловите его!

Гришу ловят, удерживают, он обессилел.

Оператор.

Успокойся, старина! Мы победим! Ты прав, мы победим.

Иваницкий.

А почему ты в пальто, Гриша? Здесь тепло. Неудобно идти к товарищу Жданову в пальто.

Гриша.

Я зашит. Видите, я зашит... нет пуговиц. Я работаю и сплю в пальто.

Иваницкий.

Но вы представляете «Ленинградскую Правду»! Я, например, надел галстук...

И другие товарищи тоже... Неудобно... Дай-ка я тебя освобожу...

Оператор.

Гриша, не дергайся!

Гриша.

Не надо! Не сметь! А кто меня обратно зашьет?