Эпизод 50.
Квартира Иваницкого. Вечер.
Иваницкий вводит Нику в свою квартиру.
Иваницкий.
Стало быть, вы с матушкой повздорили на литературной почве?.. Никола-ай! Николай!
(Никто не отзывается) . Сидит в своем штабе... У меня живет мой племянник, полковник.
Семьи наши эвакуированы, мы решили объединить пайки. Да и веселее вместе.
Кстати, Вера находится под прямым его начальством, ибо он – главный разведчик...
Сейчас я согрею чаю, и мы поработаем.
Мне важна любая мелочь, вплоть до семейных проблем...
Иваницкий идет в кухню, гремит там посудой.
Ника разглядывает книги на стеллажах в прихожей.
Потом заходит в кабинет, подходит к письменному столу, где стоит пишущая машинка.
Появившийся Иваницкий с чайником поспешно выдергивает листок бумаги из машинки.
Иваницкий.
Между писателем и листом бумаги с недописанным текстом существует своего рода интимная связь, роман, не терпящий чужого взгляда. Потом уже, когда текст написан, роман кончается. Твоя любовь, твоя книга становятся общим достоянием, идет по рукам...
А ты влюбляешься в следующую...
Ника.
Со стихами то же самое.
Иваницкий.
Говорят, Блоком увлечены?
(Ника удивленно поднимает брови). А ведь он от сифилиса умер.
Вот к чему приводят «прекрасные дамы»... Молчу, молчу! Садитесь сюда...
Иваницкий усаживает Нику в кресло за маленький столик, ставит перед ней чашку.
Наливает чай и ставит перед девушкой тарелку с тремя булочками – точь в точь такими, как давали в Смольном.
Ника.
Господи, что за чудо!
(Устраивается в мягком кресле, поджав под себя ноги).
Иваницкий галантно накрывает ее ноги пледом, а сам усаживается за пишущую машинку.
Иваницкий.
Итак, Вера всегда преуспевала в точных науках и в спорте, а вы – в гуманитарных... И комсоргом ее избирали четыре раза...
Ника.
Три.
Иваницкий.
Расскажите какой-нибудь эпизод из жизни сестры. Можно из детства...
Ника.
Был смешной случай.
Веру послали как передовую пионерку приветствовать семнадцатый съезд партии...
Иваницкий.
(стучит на машинке).
Тридцать четвертый год...
Ника.
Она должна была читать стихи в группе пионеров на сцене Большого театра...
А со стихами у Веры всегда были нелады. И вот на сцене, обращаясь к товарищу Сталину, она перепутала строчки. Вместо «Товарищ Сталин, вождь любимый!
Спасибо вам от всех ребят! В стране родной непобедимой растет наш сталинский отряд!» – она прочитала: «Товарищ Киров, вождь любимый!..»
Потому что перед этим приветствовала Кирова... Жуткие стихи! Немудрено сбиться.
Иваницкий.
Зато политически верные. А Мандельштама вы читали?
Ника.
Читала.
Иваницкий.
(с выражением).
«Бессонница. Гомер. Тугие паруса... Я список кораблей прочел до середины...»
Напрасно. Враг народа. Не говорите никому. И стишки с излишним еврейским гонором.
Ника.
Не надо так, пожалуйста. Не люблю.
Иваницкий.
А что такого? Это не антисемитизм, это констатация факта.
Еврейский гонор так же, как и русское свинство, являются недостатками обеих великих наций.
Снова затрещала машинка.
Когда Иваницкий взглянул на Нику, та спала в кресле.
Иваницкий.
(снимает трубку, тихо).
Соедините 33-07. Да!.. Николай, это я. Срочно дуй домой! Мне надо на радио. Без тебя не могу уйти. Потом поймешь, давай!