- Наказать ее! - подхватил кто-то.

Я не мог поверить собственным глазам. Асурмар подбежал к полному мужчине, вырвал у него из руки бутылку и, после недолгой суеты, силой всунул ее горлышко женщине за воротник. Среди громких возгласов и аплодисментов, однозначно выражающих одобрение, он держал - вместе с толстяком вырывающуюся кухарку за руки до тех пор, пока опустевшая бутылка со звоном не упала на пол и покатилась под мой столик.

Во мне боролись самые противоречивые чувства: то желание сорваться с места и положить конец этому гадкому зрелищу, то смешанность, вызванная начавшей доходить до моего сознания догадкой, что только что я нарушил некое страшное табу, Асурмар же попытался затушевать совершенную мною ошибку, какую-то непростительную бестактность, не отступая перед самыми жестокими методами; то во мне рождалась мысль о необоснованности подобного рода предположений, а потом снова гадкое ощущение и нарастающее ошеломление. Я поднялся с места, видимо, намереваясь просто покинуть столовую, поскольку не видел для себя какой-либо роли, но, когда проходил рядом с промокшей кухаркой, та - с каким-то напряженным лицом - выпятила губы в мою сторону, явно с желанием плюнуть мне прямо в глаза, но, видно, ей не хватило слюны, в связи с чем она, просто-напросто, отвесила мне пощечину.

- Садист ученый! - прошипела она. - Пошел... гробовщик!

В данных обстоятельствах это были ужасно глупые слова, но главным был сам тон, в котором несложно было отыскать издевку и презрение.

- Вы правильно злитесь, но почему как раз на меня? - спросил я.

Видя, что та, молча, собирается ударить меня еще раз, я, абсолютно не думая - все происходило в ускоряющемся с каждым мгновением темпе - отпихнул кухарку, возможно, излишне сильно, потому что она наступила ногой на лежащую бутылку, зашаталась и упала спиной на столик, перевернув его вместе со стопкой грязных тарелок, которые с грохотом разбились и разлетелись по всему залу. Теперь все были наспроены против меня, а я никак не мог понять, как до этого могло дойти.

- Как ты посмел ударить женщину!? - рявкнул чей-то голос.

Я глянул в ту сторону. Рослый мужчина с короткой стрижкой новобранца пробирался среди стульев.

- Я вам не боксерская груша.

- Ничего, сейчас ты ею станешь!

- Вы тоже, в случае необходимости, получите свою порцию, - отрезал я. Не могли бы вы развлекаться в собственной компании?

Бессмысленность этого скандала заставила меня почувствовать себя полным дураком. Я уже не слышал, что плету. Потом я почувствовал на плече руку Асурмара, который припал ко мне и, обняв за талию, потащил к двери.

- Умоляю вас, только спокойно, - горячечно зашептал он мне на ухо. - Ну зачем вы расцарапываете с таким трудом залеченные раны? Что, хотите начать все сначала? Какая в этом цель? Выходите отсюда, скорее, ну, скорее... бормотал он. Лицо его стало багровым, словно свекла. Потом ему удалось выпихнуть меня за двери, и он хлопнул ими так сильно, что даже задрожала стенка.

Без каких-либо мыслей я быстро зашагал по коридору. Уже за поворотом меня догнали свист и окрики от дверей столовой: - Гробовщик! - потом снова свист и хохот. Я пожал плечами. Не собирался я заботиться этим инцидентом, впрочем, не единственным, сути которого мне дано было понять. Узкий и длинный коридор привел меня к двери, обозначенной номером Е-91. Моя комната. Я вошел в средину и заперся на ключ; мне хотелось только одного - хоть немного покоя.

В первый раз, когда я приходил сюда с Сентом, который куда-то спешил, мне даже не удалось заглянуть вовнутрь, поскольку меня тут же провели в комнату со статуями. Небольшая прямоугольная комнатка делала впечатление, как будто живший здесь человек вышел буквально только что: перед моим прибытием ее никто не убирал; ее предыдущий обитатель (я уже знал, что это был один из пилотов, Вайс) оставил здесь свои вещи со всем кавардаком. С чувством облегчения, вызванным надеждой, что уже не придется быть бездомным, я оперся о край стола и критически оглядел окружавшие меня предметы. Под длинной стенкой, рядом с соседствующей с углом комнаты входной дверью, стоял узкий, односпальный топчан с выложенным наверх смятым постельным бельем, частично прикрытым наброшенным сверху цветастым одеялом; чуть повыше располагались полки, где, наряду с парой книжек, была разложена какая-то мелочевка, а уже над полками, заслоняя наполовину прикрытые дверки совершенно забитого встроенного шкафчика, в галиматье растянутых веревок, вместе с полотенцами и рубашкой висел костюм Вайса - все это, вместе с выдвинутыми из стенки ящиками и сложенной раскладушкой, которая каким-то чудом держалась под потолком на самой верхушке этой пирамиды, было собрано на плоскости одной стенки. Возле стола стоял единственный стул, втиснутый в кучу валяющихся на полу смятых бумаг, перемежаемых срезами пластмассы и резинок; к счастью, здесь отсутствовали остатки еды, благодаря чему, воздух не был испорчен. Зато тут царила такая теснота, что придвинутый к противоположной стене узенький столик практически соприкасался с краем топчана. Над столом в стене темнело, по размерам похожее на окно, громадное круглое отверстие. Оно занимало большую часть этой стенки, хотя здесь не было никакой рамы или ручек для открывания; покрывавшее отверстие стекло являлось продолжением плоскости, с точно такой же гладкостью. За этим псевдоокном царил непробиваемый мрак. В прилагающей к выходу в коридор стене были еще одни двери. Я открыл их и увидал малюсенькую кабинку с торчащим сверху ситечком душа; даже здесь на квадратном метре, выложенном белой глазированной плиткой, стоял ряд запыленных пустых бутылок и какой-то хлам непонятного для меня предназначения.

Мыло я обнаружил в одном из ящиков; при этом я посчитал совершенно очевидным, что комнату мне передали со всем ее содержимым, так что я всем мог распоряжаться по собственному желанию. Вещами Вайса заниматься не было кому (о чем Сент упомянул мне во время короткого разговора в коридоре), сам же он пропал без вести в прилегающей к укрытию конструкции в тот самый момент, когда его аппарат похитили.

Убрав мусор из под душа, я разделся догола и вступил под струю теплой воды. Я уже хорошенько намылился, когда сквозь шум текущей воды услыхал стук в двери. Я решил не реагировать на него, помылся и вытерся одним из полотенец, после чего надел рубашку и костюм Вайса. Пиджак был как на меня сшит, вот только немного жал под мышками. Зато брюки подошли словно по мерке. Старые, разорванные вдоль почти что всей штанины, я бросил под стол. В них я привлекал бы слишком большое внимание в коридорах и столовой. А может именно это и было причиной массовой враждебности ко мне - попытался было подумать я. Людей, как я уже заметил, гораздо сильней волновала забота о своем внешнем виде и соблюдении странных правил, обусловливающих запретами самые существенные темы, но никак не загадка жизни в необычном мире и опасение перед реальными опасностями. Но если условия принятой здесь игры того требовали, мне следовало позаботиться о том, чтобы ничем не выделяться, хотя бы внешне. Несколькодневная щетина на щеках и подбородке также без необходимости обращала на меня внимание. Нужно было наконец-то ее убрать. Станок с безопасной бритвой, крем и помазок нашлись в ящичке на полке. Зато нигде нельзя было найти зеркальца, а без него мне бы побриться никак не удалось.

В ходе дальнейших поисков мне в руки попались часы Вайса. Центральная секундная стрелка двигалась. Похоже, часы были той конструкции, которая не требовала ежедневного завода. Сейчас они показывали десять двадцать пять. На циферблате под осью стрелок имелось прямоугольное окошечко с календарем; в нем можно было увидеть арабскую цифру "4" и римскую "III". "Четвертое", подумал я, и мне вспомнилась женщина из кабины, залитой прозрачной магмой, которую я во сне назвал Езой Теной, и ее дневник с датой катастрофы в Каула-Суд. Беда случилась четвертого июня, а сегодня было четвертое марта совпадение было неполным и, понятно, случайным. Если теперь был следующий год, то есть девяносто третий, выходит, с тех событий прошло ровно девять месяцев: время даже слишком долгое, чтобы закопанные в земле люди, очутившиеся в безвыходной ситуации, психически не сломались. Но почему тогда они реагировали столь странным образом?