Наутро баронесса без особого труда поднялась в шесть часов, но Лаура чувствовала себя утомленной, и таковой и выглядела. Они легли спать не раньше часа.

С легкой досадой Лаура не заметила никаких следов поздних развлечений на лице лорда Хайятта. Он установил мольберт и с рассвета работал над фоном. Когда они подъехали, часть деревьев и небо были уже готовы.

– Похоже, вы здесь уже не один час! – воскликнула Лаура, взглянув на холст.

– Полагаю, вы помните, что не следует разглядывать картину, раз я начал наносить краски, – рассмеялся Хайятт.

– Такими темпами вы закончите в мгновение ока!

– Я спорый работник! – пронзил он Лауру озорным взглядом.

– Замечательно, – сказала она. – Честно говоря, столь раннее пробуждение – тяжкое испытание после поздней ночи.

– Ага! Значит, вы вчера отправились еще на один прием. Так я и думал.

– Да нет же, мы сразу поехали домой.

– Тогда почему вы говорите о поздней ночи?

– Мы легли спать около часа.

– Ох, как поздно! – смеясь, произнес Хайятт. – Часа три или четыре еще можно считать поздним временем, но не час.

Лаура взглянула на него как на сумасшедшего.

– Я спала только пять часов и чувствую себя совершенно разбитой.

– О, но выглядите совершенно иначе, если это хоть как-то вас утешит. Лично я ничего не имею против легкой усталости в моих моделях. Слегка поникшие веки, небольшие тени под глазами смотрятся романтично.

– Все это вы найдете в лице баронессы, но мои веки не просто слегка поникнут, они сомкнутся полностью, как только вы приступите к работе.

Хайятт смешал краски и выбрал чистую кисть.

– Насколько я понимаю, леди всю зиму спят, чтобы подготовиться к Сезону.

– Мы в Уитчерче не впадаем в зимнюю спячку.

– Приятное местечко, не так ли? Должно быть таким, раз именно оно удерживало вас вдали от Лондона все эти годы. В нем, наверное, есть очарование.

Так как ничего подобного в Уитчерче не было, Лаура переменила тему.

– Вы не взяли сегодня кофе? – спросила она, оглядываясь в поисках термоса.

– Вон в той корзине, – кивнул Хайятт.

– Вы не хотите немного?

Он отрицательно покачал головой и молча наблюдал, как Лаура наливает себе. Хайятт постоянно находился в поисках новых типов моделей. Он посчитал мисс Харвуд одной из тех опытных дам, которых рисовал довольно часто, но сейчас начал догадываться, что ошибся. Она, конечно, старше дебютанток и благоразумнее, но опытнее ли? Тонкий налет городского блеска временами пропадал, и под ним открывалась наивная девушка. Хайятту захотелось написать портрет мисс Харвуд, он размышлял, какую позу, какое выражение лица выбрать, чтобы передать это необыкновенное сочетание… – сочетание чего? – невинности и еще чего-то такого, что он мог назвать только здравым смыслом.

– Мне хочется нарисовать вас, – сказал он, ожидая, что ее лицо вспыхнет от восторга.

Хайятт редко говорил дамам такие слова. Чаще они умоляли его об этой чести. К его большому удивлению, мисс Харвуд его предложение не тронуло.

– У меня уже есть мой портрет, – сказала она.

– Лоуренса?

– Нет, некоего мистера Виггинса из Уитчерча. Он изобразил меня чопорной педанткой. Я зареклась позировать когда-либо еще, но я благодарна вам за предложение, лорд Хайятт. Насколько я понимаю, это большая честь, – в раздумье добавила она.

Хайятт стоял, от изумления лишившись дара речи. Она отказывается! Мисс Харвуд не хочет, чтобы он писал ее портрет! Он не соглашался рисовать Наследного Принца, пока ему не пригрозили государственной изменой, а какая-то мисс Харвуд из Уитчерча непринужденно отклоняет его предложение.

– Я не стану изображать вас педанткой, – сказал он, оправившись от шока.

Его неподдельное удивление вызвало непроизвольную улыбку на лице Лауры.

– Я это прекрасно знаю! Без сомненья, вы превратите меня в красавицу, но я, все-таки, должна отклонить ваше столь великодушное предложение.

Хайятт не мог ничего понять.

– Не потребуется оплаты, если это то, что… – он не мог предположить какой-либо иной причины отказа.

Возможно, она слышала, что Принц заплатил ему тысячу, но эти деньги пошли на благотворительные нужды.

– Нет, дело не в деньгах. Вы очень заняты и вам приходится работать над дополнительными заказами по утрам. Как бы я высоко ни ценила ваше предложение, я не могу представить, как выдержу пробуждение в шесть во все оставшиеся до конца Сезона дни.

Хайятт уже собрался предложить сеансы во второй половине дня, но опомнился. В конце концов, ему не пристало бегать за моделями.

Оливия возобновила свою позу, слегка приподняв край юбки, в то время как другая рука свободно парила в воздухе, и Хайятт приступил к работе.

Лаура сидела с Медоузом, размышляя о неожиданном предложении Хайятта. Почему он хочет рисовать ее? Он рисует только знаменитостей или своих любовниц. Леди Деверу не была известна, по крайней мере, до того, как Хайятт написал ее портрет. Что подумают люди о неожиданно появившемся на его выставке портрете мисс Харвуд? Оливия – совсем другое дело. Она звезда Сезона. А неизвестная мисс Харвуд из Уитчерча? Совершенно очевидно, что у Хайятта нет к ней серьезного интереса. Она для него мимолетное увлечение. Простой флирт. Нет, так не пойдет. Он мог флиртовать легко, вдохновенно, экспромтом, а она знала, что не сможет противостоять лорду Хайятту, если он устремит свои помыслы на романтические затеи.

Она видела, как люди шептались за спиной леди Деверу на балу леди Морган, а Хайятт едва удостоил ее парой слов, и если такова участь всех его увлечений, у нее нет желания присоединяться к ним.

Работа над портретом продолжалась до восьми часов. Чуть позже прибыл мистер Ярроу, наряженный в кричащий жилет канареечной желтизны, пестрый платок был небрежно завязан на шее, пуговицы на сюртуке по размерам не уступали блюдцам. Хайятт хмуро взглянул на него, но ничего не сказал. Ярроу кивнул Лауре и Медоузу и подошел к портрету.

– Вообще-то, восхитительно, лорд Хайятт, но вам не кажется, что волосы баронессы на портрете темноваты?

– Я еще не накладывал светлые тона.

– А ее платье?… Почему на ней это ветхое тряпье? Полагаю, она наследница, и немного бриллиантов…

– Убирайтесь, – процедил сквозь зубы Хайятт.

– Извините, не хотел вам мешать, – Ярроу легким шагом направился к Медоузу и Лауре. – Меня пригласила баронесса, – сказал он.

– Лорд Хайятт не любит больших скоплений людей, когда он работает, – холодно ответила Лаура.

– Баронесса говорила мне. Но вряд ли меня можно назвать большим скоплением, – Ярроу жадным взглядом окинул термос с кофе. – Хайятт ворчлив, не правда ли?

– Мне кажется, вам лучше уехать, Ярроу, – произнес Медоуз.

– Я подожду и переговорю с баронессой. Она разрешила мне приехать, – Ярроу отошел, но когда сеанс закончился, вернулся.

К их беспокойству, Оливия обрадовалась, увидев Ярроу. Она подошла к нему, а Медоуз тем временем направился к Хайятту, чтобы переговорить о приезде молодого наглеца.

– Я велел ему проваливать. Но его, кажется, пригласила баронесса, – доложил Медоуз.

– Ну и скажите ей, чтобы она отправила его. Он болтун, хуже не придумаешь, настоящая трещотка.

– Я ему намекну более категорично.

Лаура оставалась сидеть на прежнем месте, сосредоточив, однако, все свое внимание на Оливии и Ярроу. Она подумала, что Хайятт, возможно, присоединится к ней, когда Медоуз пойдет на переговоры с Ярроу, но ошиблась. Она решила, что раздражение и нелюбезность Хайятта вызваны вторжением Ярроу, и была счастлива, что не возникает снова вопрос о ее собственном портрете.

Вскоре они распрощались.

– Завтра в это же время? – спросил Хайятт, когда они садились в карету. – Или дамы предпочтут восемь часов?

Он посмотрел на Лауру, а Лаура, в свою очередь, взглянула на Оливию, ожидая решения баронессы, хотя прекрасно поняла, что Хайятт принял во внимание именно ее жалобы.