Прежде чем войти в танцевальный зал, Лаура замерла на мгновенье от восхищения: перед входом были установлены огромные вазы с прекрасно подобранными букетами цветов. Ома с удовольствием вдохнула восхитительный аромат. Сам воздух, казалось, был напоен ожиданием предстоящего праздника. Такие минуты напоминают последние мгновенья перед поднятием занавеса в театре. В общих чертах известно, какие развлечения сулит вечер, но всегда можно ожидать сюрпризов.

Но знай Лаура, что ожидает ее этой ночью, она развернулась бы и бросилась из дворца прочь.

Баронесса рассчитывала, что Тальман поспешит ей навстречу. Она ужасно расстроилась, увидев, что он приглашает на первый танец леди Элизабет. Его поступок не нанес удара ее сердцу, но была уязвлена ее гордость, подбородок баронессы решительно вздернулся, а в глазах вспыхнул сердитый блеск. Она обратилась к Хайятту:

– Я отдаю вам первый танец, лорд Хайятт.

– Я польщен, баронесса, но Лаура уже дала свое согласие танцевать со мной в первом танце, – ответил он.

– Лаура? Вы стали с ней удивительно близки за столь непродолжительное время вашего знакомства, – сказала Оливия.

По лицу Лауры поползли багровые пятна румянца, первым ее чувством было смущение, вторым – тревога: настроение баронессы не предвещало ничего хорошего.

– Почему бы вам не открыть бал танцем с Оливией, Хайятт? – предложила она.

Обнаружив со стороны Лауры полнейшее безразличие к себе, он нахмурился:

– Потому что я уже пригласил вас, и вы согласились. Переводя взгляд с одного на другого, Оливия впервые осознала, что Лаура отхватывает себе завидную партию Сезона. Весь свет сходит с ума от лорда Хайятта! До этого только что услышанного небрежного "Лаура" баронесса считала, что Хайятт влюблен в нее.

– Неважно, – сказала она, пожав плечами. – Я станцую с кем-нибудь другим.

Ее сверкающие глаза остановились на Тальмане, который вел леди Элизабет. В зале было множество джентльменов, но ни один из них не направлялся к ней, а для нее вопросом жизни-смерти стало, затмит ли Тальмана ее партнер в первом танце. Она поджала губы от досады.

– Потанцуйте с Оливией, Хайятт! – повторила свою просьбу Лаура. – Мы с вами станцуем второй танец.

– Вам не стоит меня опасаться, у меня-то нет желания окрутить вас, лорд Хайятт! – вспыхнула Оливия.

Хайятт прочел отчаяние в глазах Лауры и неохотно согласился:

– Я знаю, почему вы обратились ко мне, баронесса, – сказал он. – Вы внушили отвращение Тальману своим непристойным поведением и теперь не хотите, чтобы он видел вас отвергнутой с презрением всеми джентльменами. Пусть вам это послужит уроком! Даже для баронессы существуют рамки приличий, за которые нельзя выходить. Боюсь, вы дошли уже до крайней черты.

– Если вы такой противный, то можете танцевать с Лаурой, – отказалась от танца Оливия.

– Я закончил нравоучение, баронесса! Оно было призвано внушить вам благоразумие. А сейчас займемся поиском партнера для Лауры.

Поиски продолжались недолго, и вскоре две пары вышли в центр зала. Баронесса сполна ощутила позор своего положения. Гости дворца заметили, что Тальман ее покинул, их пристальные взгляды были обращены к ней. Уставившись на нее, дамы чопорно улыбались и перешептывались, прикрываясь веерами.

Чтобы показать свое безразличие, Оливия улыбалась кокетливо Хайятту в надежде, что старые сплетницы решат, будто это она отказала лорду Тальману. В конце концов, какое ей дело до них? Тальман утомляет ее до смерти. Она предпочла бы Джона Ярроу всем джентльменам в зале. Как только она вернется в Лондон, она ему так и скажет!

Вновь забравшаяся с помощью Хайятта на свой пьедестал баронесса не осталась стоять у стены, когда был объявлен второй танец. Затем к ней подошел Тальман и пригласил на третий. Оливия согласилась, но с холодком, желая показать, как мало он ее интересует. Тальман почувствовал, что баронесса в гневе, и, чтобы не сердить хотя бы ее близких, пригласил затем Лауру.

Прием разрастался, прибывали гости из соседних имений. Большинство из вновь прибывших были незнакомы Лауре, и лишь в середине танца она заметила даму, которую тотчас же узнала – в зале появилась леди Деверу. Как удалось ей попасть на прием? Она относилась к числу тех дам, которых презирал лорд Тальман.

Наряд леди Деверу был экстравагантен, тело было обернуто фиолетовым кружевом, о черные, как смоль, волосы украшали два павлиньих пера, бриллианты сверкали в ушах, на шее и на руках, а декольте опускалось значительно ниже, чем допускала благопристойность, и соблазнительные очертания груди приковывали взоры джентльменов.

Тальман, заметив леди Деверу, прищелкнул языком от досады.

– Посмотрите, кого притащил с собой кузен Джером! Папа будет в бешенстве.

– Джентльмен, что танцует с леди Деверу, ваш кузен? – спросила Лаура.

Так вот как она сюда попала!

– В семье не без урода, – отрывисто-грубоватым тоном подтвердил родство Тальман. – В нашей семье урод – лорд Джером. Его отец, лорд Синдел, брат моего отца. К счастью, Джером – младший сын. Он не может заложить Грандж, чтобы купить бриллианты в подарок какой-нибудь потаскушке. Держу пари, леди Деверу нарочно уговорила Джерома приехать в Грандж на уик-энд, чтобы заявиться на наш прием и досадить Хайятту. Он стал ее злейшим врагом, отказавшись взять на содержание. Хайятт совершил ошибку, написав ее портрет, она не заслуживает работы Хайятта, хотя, нет сомнений, леди безумно хороша собой, – сказал Тальман и добавил: – Между ними был роман, но, надеюсь, она не собирается устраивать Хайятту скандал в нашем доме!

Лаура понимала, что Хайятта нельзя обвинять в появлении леди Деверу, однако, если бы не их прошлый роман, она не пришла бы. Как и Тальман, Лаура надеялась, что леди Деверу не станет устраивать сцен. Отловив баронессу, она поспешно увлекла ее из зала.

Хайятт также не оставил без внимания появление леди Деверу. Сердце его гневно сжалось, когда она улыбнулась ему через зал. Он узнал эту улыбку! Это была та самая ослепительная улыбка, с которой она ворвалась в ложу одного своего бывшего любовника и вернула его пижаму его жене. С такою же улыбкой она велела изобразить герб другого своего женатого любовника на карете, которую он ей подарил, и в этой карете она отправилась с визитом к его жене. И такая же улыбка играла на ее лице, когда Хайятт отказался вновь рисовать ее, на этот раз в виде Венеры, выходящей из волн. Написанный портрет оставался у него, она же хотела иметь еще один – в своем доме.

– Ты пожалеешь о своем отказе, Хайятт, – предупредила она, и ослепительная улыбка играла на ее лице.

Хайятт нахмурился, повернулся к леди Деверу спиной и вышел из зала. Если она намеревается унизить его, то пусть это произойдет, по крайней мере, не в присутствии общества, собравшегося в зале. Подобные сцены ненавидит герцог. А герцогиню, наоборот, это страшно позабавило бы.

Хайятт решил выпить стакан пунша в библиотеке, подозревая, что леди Деверу не заставит себя долго ждать. Она и не заставила. Она бросилась вслед, как стрела, выпущенная из лука.

Хайятт подходил к чаше с пуншем в буфетной гостиной, где по роковой случайности оказались и Лаура с баронессой. Он взял чашу с пуншем, улыбнулся Лауре и уже собрался было скрыться в библиотеке, как… Он не мог понять, почему у Лауры расширяются, как от ужаса, глаза. Он почувствовал запах сильных духов и догадался. Мари Деверу не знала меры, флаконами выливая на себя духи. Он обернулся, чтобы встретиться с ней лицом к лицу, но фиолетовые кружева проколыхались мимо него. Мари Деверу направлялась к Лауре и баронессе. Хайятт поставил чашу и устремился следом. Он испугался.

Однако леди Деверу не обращала, казалось, внимание ни на кого, кроме баронессы.

– Вы, должно быть, баронесса Пильмур? – ослепительно улыбалась она. – Я так много слышала о вас.

Она уже пожимала руку баронессе. Оливия узнала прекрасное лицо стоящей перед ней дамы, но не вспомнила о ее ужасной репутации. Она приняла протянутую руку.