Все это и нашло отражение в "Путешествиях Гулливера".
Тори были у власти четыре года - это вершина общественной деятельности Свифта. За это время был заключен мир, компромиссный, но в конечном счете выгодный для Англии. Могущество Франции было сокрушено. Однако виги, мечтавшие о новых рынках сбыта и о завоевании Франции, интриговали, обвиняли тори в измене. Им удалось совершить парламентский переворот, отстранить тори от власти. Глава партии тори вынужден был бежать во Францию (это событие нашло отражение в "Путешествиях Гулливера"). Сам же Свифт - блестящий памфлетист, удалился в Ирландию. Там он и остался до конца жизни. Политическая вершина его деятельности осталась позади, зато он смог плодотворно заняться литературным творчеством.
Свифт снова пишет памфлеты, по преимуществу о тяжелом положении простого народа. Ирландцев душат налогами, грабят. Опасаясь конкуренции, английские текстильщики запретили вывоз сукна из Ирландии, и тысячи работников мануфактур остались без заработка. Простые люди, по сути дела, обречены на голодную смерть. Об этом и писал анонимный, но всем известный памфлетист Свифт. Самый ядовитый из его памфлетов - "Скромное предложение, имеющее целью не допустить, чтобы дети бедняков были в тягость своим родителям или своей родине" (1729). В чем оно заключается? Ни много ни мало - выращивать детей для продажи богачам на мясо. У богачей будет вкусное блюдо на столе, а родители получат возмещение за расходы и хлопоты. Свифт издевательски высчитывает, сколько шиллингов будет стоить ребеночек. Не так уж накладно для зажиточного помещика.
Именно в эти годы одновременно с памфлетами Свифт пишет . "Путешествия Гулливера". Последние годы писателя прошли безрадостно. Мрачный, уязвленный неудачами, он находился в одиночестве, месяцами молчал. Как бы ушел из жизни задолго до своей смерти, которая последовала в 1745 г.
Бегло проследили мы жизненный путь Свифта и как бы познакомились с тем материалом, которым он располагал. Можно сравнить его с тем, что изображено в "Путешествиях Гулливера". Только не следует, как это делают некоторые читатели, в каждой строчке искать намек на конкретные события и конкретных людей: дескать, под именем Флимнапа изображен глава вигов, а тут подразумевается королева Мэри, а тут королева Анна, а тут наследный принц Георг. Иногда у Свифта действительно есть намеки на подлинные события, но если бы вся суть книги ограничивалась только этим, "Путешествия Гулливера" не пережили бы века. Очевидно, злободневное послужило писателю только материалом, и в нем он разглядел общечеловеческое.
Свифт знал придворную жизнь и изобразил ее в Лилипутии особенно смешной, потому что нелепа была возня этих самонадеянных крошек, этаких лягушек, надувающихся, чтобы сравниться с волом! Вот, добиваясь высоких должностей, придворные пляшут на канате (насмешка над пронырливой ловкостью английских политиков). Кто выше всех прыгнет, тот и становится министром. Другие прыгают через доску или ползают под ней, эти получают в награду нитки - синюю, зеленую или красную. Синий цвет - орден Подвязки, красный - орден Бани, зеленый орден Святого Андрея. Ползая на брюхе, добывают, ордена, подразумевает Свифт. Финал путешествия в Лилипутию напоминает финал войны за испанское наследство: одержана победа, победитель, Гулливер, проявляет умеренность, ведет переговоры с послами Блефуску, за это его обвиняют в измене, хотят казнить... ослепить из снисхождения, но он убегает к бывшим врагам. Подобно главе партии тори, Гулливера пытаются вытребовать из страны. Мы видим здесь не хронику давно забытых событий, а историю о подлой неблагодарности королей, об интриганах-придворных, о законниках, выворачивающих истину наизнанку, чтобы спровадить на тот свет неугодного им человека. Карликовый же рост лилипутов все время подчеркивает несоответствие между их дутыми претензиями и ничтожеством королевского двора.
А что увидел Свифт (глазами Гулливера) у великанов?
И здесь, чтобы понять суть, отвлечемся на некоторое время от занятных приключений героя. Что остается? Людей видит Гулливер, он как бы рассматривает их в лупу. Неприглядное зрелище!
Грязные, потные, плохо пахнущие, с родимыми пятнами величиной с тарелку, выпивающие целые бочки вина, пожирающие окорока и караваи, грубые и безжалостные, всегда готовые поиздеваться над маленьким беззащитным существом.
Исключение Свифт делает для короля великанов. В отличие от подданных король мудр. До сих пор Гулливер выглядел куда умнее тупоголовых громадин; перед королем он предстает как представитель в сущности жалкого человеческого племени. Выслушав рассказ о парламенте, религии, законах и суде англичан, король великанов приходит к заключению, что соотечественники Гулливера "...выводок маленьких отвратительных пресмыкающихся, самых пагубных из всех, какие когда-либо ползали по земле". А на весьма неосторожное предложение Гулливера познакомить великанов с огнестрельным оружием, король говорит, что он "скорее согласится потерять половину своего королевства, чем быть посвященным в тайну подобного изобретения".
Не только европейское оружие, но и европейскую политику отвергает великан: "Все искусство управления он ограничивает самыми тесными рамками и требует для него только здравого смысла, разумности, справедливости, кротости, быстрого решения уголовных и гражданских дел... По его мнению, всякий, кто вместо одного колоса... сумеет вырастить на том же поле два, окажет человечеству... большую услугу, чем все политики, взятые вместе".
Конечно, это положительная программа самого Свифта. Но подобно тори, глядя не в будущее, а в прошлое, он полагает, что для укрепления земледелия надо не развивать, а "придерживать" науку. "Что касается математики, то она имеет здесь чисто прикладной характер... так что у нас она получила бы невысокую оценку. А относительно идей, сущности, абстракций и трансценденталий мне так и не удалось внедрить в их головы ни малейшего представления".
Науке посвящена третья часть книги. Именно она представляет для нашей книги наибольший интерес. Ведь и летающий остров Лапута и Академия безумных ученых - типичная научная фантастика. Свифт подробно и с цифрами описывает конструкцию летающего острова. Дно из сплошного алмаза толщиной в двести ярдов, поверхность, покатая к центру, чтобы дождевая вода стекала в бассейны, диаметр такой-то, окружность такая-то. А в толще алмаза магнит, который поднимает, опускает или перемещает остров.
"Допустим, что АВ есть линия, проходящая через государство Бальнибарби, cd - магнит, у которого d - отталкивательный полюс, а с - притягательный, и что остров находится над точкой С.
Пусть магнит вставлен в положение cd... тогда остров будет подталкиваться по направлению к D", - пишет Свифт, старательно и насмешливо соблюдая наукообразие. Конечно, для XX в. магнит как источник движения не слишком убедителен, но что мог назвать Свифт? В его время ни двигателей внутреннего сгорания, ни паровых машин еще не было изобретено.
Да и нелепые идеи академиков-прожектеров вовсе не так безграмотны, как может показаться на первый взгляд. Постройка дома, начиная с крыши, признана рациональной в наше время. Крышу монтируют на грунте, поднимают домкратами; подстраивают под ней верхний этаж, поднимают домкратами... Все работы ведутся на земле, не требуется небезопасного монтажа на высоте.
Логические машины со словами, нанизанными на оси, строились начиная с XII в. Конечно, никаких открытий с их помощью не сделаешь, поскольку разумное словосочетание выпадает редко и неотличимо от бессмыслицы,., но машины эти готовили почву для создания современных ЭВМ. И платья из паутины не такая уж глупость. Нити, сотканные пауком, сродни шелку - нитям шелковичного червя. Ткать из паутины пробовали и до Свифта, и после него. Беда в том, что производительность паука мала, в паутине меньше нити, чем в коконе червя. Свифт отлично знал науку своего времени.
Как мог знать? Да в том же Лондоне с середины XVII в. существовало Королевское общество - Английская академия наук. В ней выступали знаменитый английский ученый Ньютон, Бойль - автор закона Бойля - Мариотта, Гук - автор закона Гука, разносторонний ученый. Присылал туда доклады Левенхук, колумб микроскопии, делал сообщения Галлей, чьим именем названа комета Галлея, которая появлялась в 1682 г., при жизни Свифта, и ожидалась в 1758 г., через 32 года после выхода в свет "Гулливера" ("ожидается через тридцать один год", - написано в тексте). А ближайшая встреча предстоит в 1986 г.