Но тут?
Вроде бы довольно взрослый молодой человек. Тем более, она видела, как остановилась в изумлении какая-то из здешних домработниц, когда увидела, как они идут к подъезду: она налегке и он с её мешком.
Она обязана пригласить его. И ничего страшного тут нет!
Он откажется, - и вежливость будет соблюдена.
Улита повернулась к юнцу и приторно, - ей так показалось, - спросила: хотите кофе? Правда, у меня растворимый.
Он серьезно ответил, глядя на неё сверху вниз какими-то пристальными и вместе с тем ничего вроде бы не выражающими глазами,
- а я и пью только растворимый!
Вошел в квартиру, прислонил несносный мешок опять к стене и стал оглядывать холл, так, будто собрался эту квартиру перекупать.
- Идемте, - сказала Улита, - и рукой повела в сторону столовой, где было красиво и прибрано.
Но он спросил коротко, - а кухня там?
Она утвердительно кивнула.
Он прошел туда, оглянувшись на неё и опять улыбнувшись победной волчьей улыбкой, - я люблю кухни...
Капризный мальчишка, с некоторой досадой подумала Улита.
На кухне у неё с прошлого ещё прихода стояла немытая, уже наверное, заплесневевшая чашка из-под кофе.
И увидела, что он, задрав широкие рукава своего серо-сизого блузона, моет эту сволочную чашку...
Улита онемела.
Он был для неё слишком подвижен и быстр и она не знала, о чем он думает и вообще не знала даже, как его зовут. С этого и надо было начинать, укорила она себя и представилась, - меня зовут
Улита Алексеевна... Вас?...
- Максимилиан, - насмешливо откликнулся он и добавил, - наверное, более длинного имени родители не смогла разыскать...
Говорил он быстро, будто все время чуть посмеиваясь и над собой, и надо всеми. И говорил как-то слишком четко и... немного книжно, что ли? Литературно?
А надо мной, подумала Улита, он посмеивается.
Максимилиан, вытерев руки полотенцем, обернулся к ней.
- Зовите меня Макс, это проще. А в школе меня звали Мак.
... В школе... Господи Боже мой! Почему этот ребенок тут?..
Ей захотелось зайти в душ, смыть хотя бы налет пыли и усталости, нельзя же представать такой затрюханной перед этой сияющей юностью. Ни для чего иного! Для собственного утверждения, чтобы не жаться чушкой с помойки!
Сейчас она поставит чайник и...
Улита встала и тут же вскочил он.
- Сидите, Максимилиан, - почти по складам назвала она его и в первый раз улыбнулась.
У него засияло лицо.
- Я понял, где, что, - быстро сказал он, - я поставлю чайник... А вы занимайтесь своими делами.
Они сидели на кухне и пили кофе.
Максимилиан либо упорно, как-то даже странно-пристально смотрел ей в глаза или же вставал, и своей летящей пружинистой походкой выходил из кухни в комнаты.
После второго из походов он сказал, что квартира ему не нравится, она - безлика.
То же чувствовала и Улита, но чтобы юнец?... Так тонко отметил и точно?
Что происходит, она понять не могла и не пыталась, но ощущала за всем этим безобидным кофепитием что-то пугающее.
Тогда она начала болтать, чтобы стряхнуть это странное наваждение.
Она болтала о ВГИКе, об их розыгрышах, о смешном капустнике, который она почти весь, оказалось, помнила... Забыв как-то, с кем говорит, притащила их курсовую фотографию. Где посередине, как два голубка, сидели они с Казиевым, будучи уже гражданской семейной парой...
Максимилиан рассматривал фотографию и она видела, что его взгляд устремлен именно на них: Казиева и Улиту.
Потом он поднял на неё глаза, какие-то уже другие, - то ли равнодушные, то ли, - она побоялась признаться себе, - злые.
- Это я, вы узнали? А рядом мой муж, Казиев, режиссер теперь... зачем-то сообщила она. Защищалась именем Казиева? Сло - вом - "муж". От этого странного мальчика?..
А может он - маньяк?.. Или идиотский поклонник, который будет теперь торчать у её дверей! О, Боже!
Но он тут же, будто учуяв её мысли, сказал также смешливо, - не бойтесь, я не буду засыпать вас миллионами роз и торчать под окнами... Я не тот, за кого вы меня чуть не приняли.
Максимилиан положил фотографию вниз лицом, - лицами.
- Когда-то мы любили друг друга... - Глупо заявила она.
- Это заметно на фотографии... - Откликнулся Максимилиан и вдруг улыбнулся своей сверкающей улыбкой, - а сейчас все прошло? Простите...
Улита разозлилась.
Как он смеет влезать в её жизнь! И вообще, почему она разрешает сидеть этому мальчишке, развалясь на стуле, в её кухне, и попивать кофеек!
... Что ты знаешь о любви, мой маленький Максик! Подумала она и прямо взглянула в ореховые глаза, в которых явно скользнула сейчас прозелень... Что ты знаешь!
Он вдруг быстро поднялся со стула.
- Если вам надо ещё что-то перевезти сюда, я могу помочь. Возьму машину, мамину или папы...
- А у вас разве нет своей? - Удивилась она.
Он помотал шоколадными крутыми волнами волос.
- Нет. Я не люблю машины. У меня мотоцикл. Харлей, если вы знаете. Но я могу, что хотите, привезти на нем. И вообще, вы боитесь мотоцикла?
- Нет, нисколько, - почему-то твердо заявила Улита, хотя никогда не садилась на мотоцикл именно из-за страха.
Но тут!.. Она ему ещё покажет, этому нахаленку!
- Тогда мы поедем! - Воскликнул он. Глаза его оживели и в них все шире разгорался зеленоватый свет, - когда?
- Я вам свистну, - засмеялась она, стараясь шутливостью тона свести все на нет. И сегодняшнее кофепитие - тоже. Так, от ску - ки, юмористика.
Они стояли уже в холле и она не знала, прощаться ли с ним за руку или просто по-матерински похлопать по плечу...
Пока она раздумывала, он махнул двумя пальцами, прощаясь, и исчез. Она закрыла дверь, прошла на кухню, увидела две чашки из-под кофе, - как черепки древнейших поселений, - села на стул и сжала руками горящие щеки.
Ах, дура!
Но что это было?.. Откуда ей знать!
9. ЛАЗУТЧИЦА БАБА ПАША.
Пока Макс летел на своем Харли, его ученая мама, Наталья Ашотовна, сидела дома, в своем кабинете, и корпела над рекламой новой книги талантливого прозаика, которого надо очень хорошо подать, чтобы продать...
И реклама получалась!
Максимилиан сниматься в рекламе не желает, как она его не просила. Она сама его пробную фотографию сделала, и теперь в десятый раз, а может, и тысячный, - рассматривала своего сына. И сердце её исходило любовью к нему и гордостью.