- Но если в Таннехилла стреляли не члены группы, то, спрашивается, кто?

- Скорее всего речь идет о несчастном случае. О какой-нибудь уличной перестрелке, в которой он никак не был замешан. Как достоверно установила наша телепатка, никто из наших к этому непричастен.

Стивенсу сразу же пришло на ум, что та же самая женщина, слывшая мастерирцей по части чужих мыслей, применительно к нему допустила грубую ошибку, не сумев уловить важную информацию. Он, однако, поостерегся заводить разговор на эту тему. Но, поколебавшись, все же не удержался и пробросил:

- Мне кажется, вы слишком полагаетесь на эту телепатку... Кроме того, мне слабо верится в то, что в столь ключевой момент кто-то чисто случайно пальнул в хозяина Дома и поразил его. Не было ли ещё кого-нибудь, кто активно выступал бы против отлета?

- Да, был ещё один противник подобного варианта действий, но он изменил свое мнение после того, как это сделал Таннехилл.

- Вы имеете в виду, что он действительно отказался от него?

- Тризелла проверила это.

- Так зовут вашу телепатку?

- Именно. И не недооценивайте ту опасность, которой мы все можем подвергнуться в результате такого случайного выстрела. Подобные штучки вообще являются для нас настоящим кошмаром. Все эти кораблекрушения, пьянь за рулем, пожары, перестрелки между гангстерами, война.

Стивенс стал было ей возражать фразой, начинавшейся со слова "однако"... Но передумал, и решил направить беседу в другое русло.

- За всеми этими разговорами о Таннехилле я напрочь забыл о своих прямых по отношению к нему обязанностях. Так что лучше, видно, ему позвонить сейчас же, несмотря на то, что сегодня рождественский праздник.

Она удивленно взглянула на него.

- Рождество! Да, мой напиток действительно выбил вас из колеи. Ведь сегодня уже 26 декабря. Вы что, не знали об этом?

- Что?

Едва оправившись от первоначального изумления, он лихорадочно попытался вспомнить, а не произошло ли чего-нибудь важного за время его отключки, кроме того, о чем он уже знал, но безуспешно. Тогда он угрюмо проворчал.

- Все равно надо звонить, и немедленно!

Он рысцой бросился в гостиную, где, как заметил ранее, размещался телефон. Набирая номер, он обдумывал все те извинения, в которых сейчас будет рассыпаться перед боссом. Но делать этого не пришлось. Услышав его голос, Таннехилл воскликнул:

- А я как раз собирался вам позвонить, Стивенс. У меня тут один человек, с которым я хотел бы вас свести. Так что будем у вас через час. Надеюсь, вы отлично провели Рождество?

Стивенс ответил, что все прошло просто замечательно и что сейчас он находится в гостях, но мигом вернется домой. Он, облегченно вздохнув, повесил трубку. Таннехилл, как ему показалось, держался спокойно. Внешне вроде бы ничего ненормального за время, проведенное им у Мистры, не произошло. Он тут же соединился со своим офисом и хотел дать поручение секретарше:

- Мисс Чейнер, мне нужно было бы...

Но она прервала его.

- О! Мистер Стивенс, я так рада, что вы дали знать о себе. В здании случилось несчастье. Вечером под Рождество убили Дженкинса, лифтера...

9

- Еще одно убийство! - не удержался от восклицания Стивенс.

Так, значит после охранника настал черед лифтера... Связано ли это как-то со всем делом? Косвенно Дженкинс ведь тоже был служащим Таннехилла. Но как вписать эту смерть в ту общую картину, которая начинала складываться у него? Кто-то орудовал грубо и беспощадно. Если это не имело отношения к группе, то тогда кто? Он забросал вопросами секретаршу, но узнал лишь, что полиция арестовала жену лифтера, ссылаясь на имевшие между ними место сцены ревности. Ее держали в изоляторе в качестве свидетеля.

Стивенс искренне опечалился. Он испытывал дружеское расположение к Дженкинсу.

- Ладно, - завершил он разговор. - В офисе буду позже. До свидания.

Положив трубку, он рухнул в кресло. Пока ему не было достаточно ясно, куда вся эта история могла завести. Мистра утверждала, что смерть охранника никак не была связана с группой, разве что в той мере, в какой она могла касаться Таннехилла. Та же картина с убийством Дженкинса. Но все это требовалось ещё доказать, как, впрочем, и многое другое. Он вернулся в комнату Мистры, которая вопрощающе взглянула на него. Адвокат сообщил ей, что вынужден отбыть для встречи с Таннехиллом и с беспокойством спросил:

- А вы? Что станет с вами?

- О! Все будет нормально.

- Может, стоит нам выйти отсюда вместе?

- Нет, - холодно отрезала она. - Меня волновало лишь, как войти сюда. А теперь я в безопасности.

В сущности он до сих пор так и не узнал, чего, собственно говоря, она так опасалась в тот вечер. Он задал ей этот вопрос:

- Они не хотят, - лаконично ответила она, - оставлять в моем распоряжении космолет.

Стивенс беззвучно открыл рот, затем закрыл его. Наконец, переспросил:

- Космолет?

Опять его огорошили. Но - и это было забавно - на сей раз ему не хотелось углублять эту тему.

- Я могу попозже вернуться, - предложил он, - и сопровождать вас, когда потребуется выйти отсюда или, наоборот, вернуться.

- Спасибо, - равнодушно откликнулась она. - Впрочем, к тому времени меня уже здесь не будет.

Стивенс довольно спокойно воспринял то, что он сам оценил как самый изящный способ, когда-либо использованный женщиной, чтобы дать ему от ворот поворот. Он лишь с любопытством окинул её взглядом.

- А вы не боитесь, что я сейчай пойду к кому-нибудь и разболтаю все, что вы мне тут наговорили?

- Чтобы вас тут же приняли за сумасшедшего? - усмехнулась она.

Но ему так не хотелось расставаться с Мистрой.

- Увижу ли я вас еще? - прозондировал он почву.

- Может быть.

Стивенс попрощался и вышел из комнаты, тайно надеясь, что она вдруг позовет его или каким-то знаком внимания выкажет свое дружеское расположение. Но она и пальцем не пошевелила. Адвокат вызвал лифт и вскоре очутился на улице под ослепительным послеполуденным солнцем. Его часы остановились, но, по-видимому, едва перевалило за полдень.

Вскоре Стивенс уже входил в свое бунгало, куда вслед за ним почти сразу же явился и Таннехилл. Он был один. Адвокат видел босса при дневном свете впервые, но немедленно узнал бы его при любых обстоятельствах: стройный молодой человек, бледен, впавшие щеки, при ходьбе опирается на трость.