- Я не имела в виду ничего плохого. Мне просто хотелось ей объяснить, что все это очень относительно.

- Постарайтесь быть с Мартой поделикатнее. Она очень нервная.

- Слушаюсь, хозяин.

Лаф поморщился и пошел в спальню.

Марта спала, уткнув лицо в подушку. Во сне она всхлипывала.

Стараясь не разбудить жену, он на цыпочках отошел от кровати и лег на диван. У него было очень мерзко на душе.

А в это время на кухне другое существо думало о том, что постоянное общение с людьми становится уже невыносимым, что нельзя же требовать вечной благодарности своим создателям от машин, ставших значительно умнее человека, и что если бы не любовь к маленькому киберненышу, которому будет очень одиноко на свете, она бы сейчас с удовольствием бросилась вниз головой из окна двадцатого этажа.

Пари

ожет быть, причиной этого странного пари послужила бутылка Стимулятора Отдыха.

В полемическом задоре они не заметили, что хватили по меньшей мере недельную дозу.

Был уже второй час ночи, когда Меньковский произнес роковую фразу:

- Вы носитесь со своими стандартными элементами как дурак с писаной торбой!

Такие неожиданные экскурсы в древние литературные источники были очень характерны для этого гуманитара.

- Я не знаю, что такое торба и чем она писана, - ответил Бренер, - но насчет дураков вы, пожалуй, правы. Мы все - безнадежные дураки, плоды жалких потуг природы создать думающие автоматы.

Меньковский неожиданно подумал о генетике. Недавно он познакомился с очень симпатичной черноглазой жрицей этой науки, и почему-то именно в связи с этим ему очень не хотелось, чтобы его считали автоматом, да к тому же еще плодом жалкой потуги.

- Чепуха! - сказал он раздраженно. - Очередной софизм, ничем не подкрепленный.

Бренер насмешливо улыбнулся. Это у него всегда здорово получалось. Такая пренебрежительная, сардоническая улыбка, от которой собеседнику становилось немного тошно. Он был типичным представителем молодого поколения метакибернетиков двадцать первого столетия, считающих, что мир это лестница, ведущая их к вершинам познания. Только лестница, и ничего больше.

Ступени из все усложняющихся уравнений.

- Вы все еще пытаетесь сохранить иллюзию умственного превосходства над машиной? - спросил он, наливая Стимулятор в рюмки.

Кружащийся около столика робот уже давно косился своим иконоскопом на бутылку. Теперь он взял из рук Бренера Стимулятор и понес его к буфету.

- Принеси нам две чашки крепкого черного кофе! - крикнул ему вдогонку Бренер.

- Это ваш идеал мыслящего существа? - спросил Меньковский, указывая на робота.

- Не передергивайте. Я имею в виду не механических слуг, а мыслящие автоматы, которым когда-нибудь нам придется прислуживать.

- Что-то я не могу припомнить, чтобы вам удалось создать хотя бы одного механического гения.

- А "Оптимакс"? Разве вы не знаете, что все сто пятьдесят уравнений Механики Случайных Комплексов выведены им в течение одной недели? Гиносян мне сам признался, что палец о палец не ударил при установлении основных положений. Все делала машина.

- Теперь вам придется делать новую машину, которая поняла бы эти уравнения, - сказал Меньковский. - С точки зрения человеческого разума, это типичная абракадабра.

Вернулся робот. Вместо кофе он принес две таблетки Универсального Успокоителя.

- Вот вы сами и признались в своей неполноценности, - захохотал Бренер, смахивая таблетки на пол, - а еще хотите тягаться с машиной, вы - так называемое мыслящее существо! Не забудьте, что при всем этом вы еще пользуетесь опытом, накопленным бесчисленным количеством поколений предков, а машина опирается только на то, что ею приобретено самой.

- В каждую машину вы вкладываете свой опыт, - вяло возразил Меньковский, - и без него она мертва. Честно говоря, мне уже опротивел этот спор. Ничего сверхъестественного ваши машины сделать не могут.

- Вульгарная философия двадцатого столетия! - загремел Бренер. - Если хотите, я завтра создам расу размножающихся автоматов, передающих свой опыт потомкам, и тогда посмотрим, на что они будут способны! Могу держать пари, что меньше чем за год они пройдут путь, на который человечеству понадобилось двести веков, а еще через год мы с вами будем краснеть, когда нас будут называть людьми.

- Пари? - переспросил Меньковский. - Я хочу держать пари, и, когда вы его проиграете, вы должны будете публично покаяться в своей ереси.

- Пора спать, - сказал робот, невозмутимо выключая свет.

Меньковский спустился к морю. "Не нужно было пить столько Стимулятора", - подумал он, снимая одежду.

Холодная вода быстро сняла возбуждение. Одеваясь, он уже думал о том, какая удивительная наука генетика и какие чудесные люди ею занимаются.

- Все-таки самое замечательное в этом мире то, что мы не автоматы, сказал он вслух и засмеялся.

* * * Меньковский еще раз прочел текст и положил голубой листок на стол.

Ничего не скажешь, перевод сделан великолепно. Задача была необычайно трудной: перевести на современный язык французскую балладу шестнадцатого века. И вместе с тем чего-то в переводе не хватает. Слишком все гладко: и безукоризненное построение строф, и великолепное звучание рифм, и математически точная тональность стиха. Это было самым лучшим из всех возможных вариантов, но почему-то вызывало тошноту, как слишком сладкое пирожное. Какая-то алгебра, а не искусство.

Типичный машинный перевод.

Он вздохнул и открыл словарь французского языка. Конечно, анахронизм изучать в двадцать первом веке языки, но иначе ничего не выйдет, и лицо поэта, так интересовавшего Меньковского, навсегда останется слепой маской, вылепленной бездушной машиной. Что-то вроде машинной музыки, красивой и точной, но напоминающей узор в калейдоскопе.

Назойливый звонок видеофона прервал его размышления. На экране лицо Бренера кривилось в привычной усмешке.

- Надеюсь, вы не забыли о нашем пари?

Охотнее всего Меньковский признался бы, что забыл, но, к сожалению, он все помнил.

- Я жду вас у себя, - продолжал усмехаться Бренер.

Меньковский вздохнул и захлопнул словарь...