Время — это дерево.

У тебя всегда есть выбор, как поступить. Может быть, только из двух вариантов — но есть. Ты выбираешь один путь, и тем самым навсегда отсекаешь другие.

Но попробуй представить, хотя бы на секунду, что ты ничего не отсекаешь. Что когда ты отдаёшь предпочтение одному варианту, кто-то очень похожий на тебя в далёком, недоступном тебе месте, предпочитает другой.

Кто-то? Может быть, твоя тень?

А может, ты — его тень? Как узнать правду?

Миллионы, миллиарды новых ветвей каждую минуту. Это сложно представить, и в это невозможно поверить. Но так есть.

Миллионы людей, во всём похожих на тебя. И триллионы — совсем чуть-чуть не таких, как ты.

Вы никогда не встретитесь.

Лишь тот, у кого есть три атрибута, един во всех ветвях.

Книга — для мудрости. Кристалл — для силы. Жезл — для власти.

Когда-то они были у меня. Теперь — у него.

Мы по-прежнему едины, хотя мы — не одно целое. Оно — и его тень, а ведь сначала было наоборот. Оно всегда знает, где я. И всегда приходит за мной.

Зачем? — спрашиваю себя, ожидая, что оно ответит.

Но ответа нет. Оно не любит, когда ему задают вопросы.

Ночной город. Свет фонарей: жёлтый, оранжевый, красный… Особенно красный. Зелёные и синие надписи. Они мягче.

Машины. Ах да: машины.

Рука Лады в моей руке. Она незаметно впитывает мою силу. Совсем чуть-чуть — больше нельзя.

Тихо. Никакого ветра. Воздух неподвижен.

Старые здания. Они равнодушно спокойны, им безразлично, что происходит вокруг. В них нет агрессии, но нет и любви. В них уже почти ничего нет. Ненасытные люди высосали из них жизнь.

Они не понимают, что делают.

Круглая луна: далёкий брошенный маяк, что указывает путь призракам. На чёрном фоне — тусклые отблески чужих безутешных слёз.

— Красиво, правда?

Я вздрагиваю.

— Грустно. Это очень грустная красота.

— Почему? — несмелое удивление.

— Она умирает.

— Но почему же?!

— Она теряет силу.

— Какую силу?

— Не важно. Это совсем не важно, Лада, — сжимаю её руку сильнее, и она наконец успокаивается.

Проходим под клёном: нижняя ветка прогнулась под собственной тяжестью и скоро упадёт. Если её не отрежут раньше.

Всего лишь ещё одна ветка. Знакомый перезвон в голове:

«Помнишь? Я здесь!»

Угол улицы. Едкий, противный визг близкой опасности:

— Стой!

— Что такое? — лёгкий испуг в голосе Лады.

— Не шевелись.

Перехватываю линию. Дальше, ещё дальше! Срезать угол… Линия двоится. Нет: уже три… Четыре. Да, четыре. Чёрные и отвратительно скользкие, но всего лишь люди. Нож? Слишком просто.

Подходят сюда.

Волны взбудоражены. Фиксирую одну справа и одну слева. Так, хорошо. Спереди — обманчивое свободное пространство. Жёсткая связь: потенциальный треугольник. Удар должен прийтись туда, в среднюю точку.

— Ник, что…

Вопль, всплеск силы — резкий, отрывистый. Некогда отвечать.

Двое спереди. Левый — высокий и худой, похож на змею. Бессмысленная угроза крупных ядовитых букв: «Tiamat». Правый — как хорошо раскормленный бульдог. Люди.

Яркий режущий свет. Сюда, в самый центр!

Вспышка! Ий-й-йе-э-э-э…

Бульдог спотыкается на ровном месте, головой врезается в змея и сбивает его с ног.

Тихий шёпот:

— Пошли быстро!

Мы за полквартала от того места. Ладу всю трясёт. Я прижимаю её к себе и обнимаю. Проходит минута. Всё — пустяки; кроме него.

— Извини.

— Кто ты, Ник? — она не надеется услышать ответ.

— Я… тень самого себя. — Что это? Попытка сострить?

— Ты всегда и со всеми говоришь загадками?

— Важно, что человек делает, а не говорит.

— А если мне не нравится, что ты делаешь? А главное — как ты это делаешь?

— Разве я в этом виноват?

— Оставь меня в покое! — просит она о том, чего не хочет.

Если бы только она знала…

— Уже может быть слишком поздно.

— Поздно?

— Тебе может грозить опасность.

— Опасность? Во что ты меня втянул? Кто ты такой, ради бога?!

Что я могу ответить? Я — человек, который потерял власть над своей тенью? Или так: я — тот, кто упал с дерева?

Если она уйдёт сейчас, есть ещё шанс… Есть маленький шанс, что оно не придёт за ней — и за мной. И мне не надо будет снова прыгать.

— Ну хорошо. Я сбежал из психбольницы, Лада. Меня ищут санитары.

— Не смешно.

Она разворачивается. Торопливыми, непривычно большими шагами удаляется во тьму — воплощение раздражённого отчаяния. Заставляю себя не двигаться. До тех пор, пока крохотная фигурка не исчезнет с глаз.

Если я не стану наблюдать за ней, не буду беспокоиться и переживать тогда есть надежда, что оно отстанет от меня. А иначе…

Иначе рано или поздно оно придёт. И тогда я должен буду уйти. Так было уже не раз, и так будет снова.

Всё имеет свою цену. Особенно — жизнь. Тем более — жизнь того, кто тебе дорог.

Ильма. Полное имя — Илимандра. С неё всё началось.

Во всех мирах, во всех ветвях нет никого, кто был бы мне так же дорог, как она. И поэтому мы больше никогда не будем вместе.

А ведь я чуть было не предал её.

Тейг предложил мне лететь с ним в экспедицию, и я согласился. Даже после того, как я неделю пролежал без сознания, а потом обнаружил, что потерял свою власть, силу и мудрость, я не изменил решение.

Тейг, мой единственный настоящий друг! Тебя я тоже никогда больше не увижу — но ещё и по другой причине. Тебя больше нет, но не просто — «нет». Твоя сущность вырвана с корнем из древа времени… наверное, странно звучит: вырвана из дерева с корнем? Не важно. Всё, что от тебя осталось — мои воспоминания. Но я ведь не человек, а тень. Что может значить память тени?

Смерть — ерунда. А вот попробуй себе представить миллионы миллиардов одновременных смертей!

И только я виноват в том, что так вышло.

Невозможно спасти всех. Когда спасаешь одного, приходится жертвовать кем-то другим. Я спас Ильму — и пожертвовал Тейгом.

Е м у, наверное, наплевать.

Или нет. Просто оно знает всё, что знаю я.

В тот день, когда Тейг прибыл за мной, я с самого утра чувствовал: что-то случится. И оно случилось.

Оно.

Вижу, как это было. Мы стоим на взлётной площадке; чуть поодаль «Хитрый Кэн-крэн», блистающий корабль Тейга. Ильма — рядом со мной. Ветер сегодня беснуется, и вихри её длинных тёмных волос беспокойно разметались на его волнах. Но так даже красивее. Хотя нет. Ильма всегда красивее, какая бы она ни была.

У неё гибкое, податливое тело. Её длинные тонкие пальцы легко касаются меня.

— Ты ведь не будешь там слишком долго?

— Нет. Разве я могу? — но на самом деле я ничего не знаю. Другая галактика есть другая галактика.

— Я здесь сойду с ума без тебя… — тихо, едва слышно.

— Не надо так… Постарайся не скучать. И к возвращению я бы хотел увидеть твою новую картину!

— О… не знаю, Ихер. Ничего не знаю… Но всё может быть! Ну, ладно. Беги, тебе пора. Тейг уже заждался.

Окрик Тейга, как если бы он слышал:

— Эй, Ихер! Ты скоро там?

— Сейчас! — потом Ильме: — До свидания, моя любимая!

Спешу к нему. Вдруг — будто молния, укол в грудь, пронзающее насквозь лезвие. Холод смертоносной пустоты. Металлический шёпот:

«Помнишь? Я здесь!»

— Тейг, я никуда не лечу!!!

Недоумение:

— Что случилось, Ихер?

— Пока — ничего.

— Ну так что ж…

— Мне нельзя! Я не могу!

— Чамен, ну что это за семь пятниц на неделе!

— Понимай, как хочешь. Думай, что хочешь. Я не могу.

Сидим на холодном камне. Слова не нужны — мы и так понимаем друг друга.

Наконец Тейг говорит, что останется с нами ещё на сутки. Отвечаю: «Это же здорово!» — и подписываю его смертный приговор.

Вечер. Мы снова закатываем пир, второй день подряд, хотя это непредвиденный удар по дворцовой казне. Все веселятся, особенно Тейг. И даже я успел позабыть о недавних страхах.