Взял этот дом в аренду некий предприниматель с условием, что организует в этом здании Дом быта, не меньше 9 видов услуг. Предприниматель организовал только 2 вида услуг… Казалось бы – так и попрощаться с ним! Но власти почему-то принимают другое решение – позволить этому предпринимателю приватизировать здание, причем приватизировать за… 79 тысяч рублей!

То есть, говоря попросту, отдают за 79 тысяч то, что официально стоит 1 миллион 53 тысячи рублей. Как прикажете это понимать?

Так что, спросит читатель, в собирании слухов и состояла моя миссия в этом районе?! Да, милые мои, именно этим-то я и занимался. Потому что кормить семью на ставку профессора невозможно, а вот политикой, если умеючи, – очень даже возможно. Ведь в том же районе каждый, так сказать, претендующий на пост главы что делает? Ворует четыре года подряд, а потом в считанные недели, от силы месяцы, тратит 80% наворованного, чтобы усидеть на своем месте. А те, кто хотят его скинуть, тоже выбрасывают приличные деньги.

Человек, который умеет собрать нужные сведения и использовать их, не пропадет в канализационной трубе, которая носит мрачное название «политика». А если он еще сам пишет статьи, не стесняется подписывать их своим именем, если он знает, какая информация пойдет в какой момент времени… Тогда карьеру такого человека просто трудно себе даже и представить.

А вот с этой мистикой знакомство состоялось при обстоятельствах довольно фантастических.

– А ты не против, если мы еще одного человека позовем?

– Конечно, не против… А кого?

Оказалось, местный журналист, ценимый всеми сторонами за интеллект и способность предвидеть события. К перспективе назвать его настоящее имя он отнесся отрицательно, даже несколько панически, и назову я его так: Вольдемар Иннокентьевский. Почему именно так? А вот захотел и назвал.

– Ну, позвони ему, если хочет – пусть приходит, познакомимся.

Хозяин дома на некоторое время исчезает и приходит в изумлении:

– Тебя и здесь знают, Михалыч…

– Кто знает?

– Да Вольдемар, кто… Я ему говорю: тут философ один, из Красноярска, хочет с тобой пообщаться. А он спрашивает: случаем, не Буровский?! Он твое послесловие читал к книге одной…

И очень быстро в комнате, возле «курительной печки», появился крупный сильный мужик с умными и грустными глазами. Мне он как-то сразу понравился этот опытный и битый жизнью человек, успевший потрудиться во множестве мест, включая милицию, театр, леспромхоз и пожарную охрану.

Русский немец, он категорически отказался уезжать из страны, но разведенная жена увезла сына в Аугсбург, и оттуда ее адвокаты прислали Вольдемару «предложение» выплачивать алименты на ребенка. Они не настаивали на многом, адвокаты из Федеративной Республики, они просили давать на содержание сына минимальные алименты, которые устанавливаются, вообще-то, для людей без определенных занятий – 500 марок в месяц, то есть порядка 7000 рублей. Зарплата Вольдемара на любом из многих мест его работы была меньше, о чем он и сообщил в ФРГ. Но как там воспримут сообщение? И Вольдемар с интересом ждал, ответят ли ему. Или ответом будет посылка правительством ФРГ самолета с опергруппой на борту: чтобы поймать и предать германскому правосудию беглого алиментщика…

И говорил он вещи достаточно интересные, в том числе о моем послесловии к книге Бушкова «Россия, которой не было». В свое время я написал восторженный отзыв, а к нему – около сорока замечаний, от пустяковых до самых серьезных. Я позволил публиковать отзыв при условии, что замечания господин Бушков соблаговолит принять во внимание… Бушков же ни одного исправления не сделал. Ни одного. А восторженный отзыв, естественно, поместил целиком.

Так вот, Вольдемар эту ситуацию сумел очень точно понять и отнесся к ней с огромным чувством юмора.

Этой ночью, в 4 часа утра, меня должны были увезти обратно в Красноярск. Спать не имело особого смысла, и мы пошли к Вольдемару. После развода он жил один в крестовом трехкомнатном доме – Вольдемар приехал в Пировское в те времена, когда и журналист, и милиционер без проблем получали квартиры (не в Красноярске и не в крупных городах, но в районных центрах, по крайней мере, получали).

Сидим в кухоньке, на печке шкворчит и стреляет сковорода, вьюга стучится в окно. Метель рисует на стекле кружки и стрелы, слетаются хлопья снега к оконной раме. Интересно, как отличается дом с печкой от того, который отапливается безличным, независимым от человека центральным отоплением. При центральном отоплении везде разливается равномерное тепло, и даже источник этого тепла не всегда очевиден. Тем более, нет живого огня в доме, нет его отсветов, звуков, интенсивности.

В трех комнатах дома Вольдемара тоже равномерное тепло, но он может, в отличие от нас, в любой момент прикинуть – а что-то сделалось прохладно! И подкинуть поленьев, то есть самому регулировать температуру.

А самое главное – в его доме есть место, где колотится огонь в кирпичные стенки, словно хочет выпрыгнуть оттуда, пляшут отсветы на стенах и потолке, и тепло имеет источник: сидящему человеку с одной стороны теплее, чем с другой, а поблизости от печки – просто жарко…

Так вот сидим, вьюга колотится в дом, и среди прочих разговоров я задаю обычный вопрос: не происходило ли на его глазах чего-то необычного, трансцендентного?

– Да вот в этом доме и происходило…

Мой хозяин говорит это просто, обыденно и уж, во всяком случае, без намерения напугать или произвести впечатление. Так, поддерживает разговор. Фантастика… Ну правда – на ловца и зверь бежит…

– А что было-то, Воля?!

– Диван у меня двигался, и вообще…

Тут я смотрю на Волю внимательно-превнимательно, стремясь уловить малейшие признаки розыгрыша и любого другого неправильного отношения к ситуации. Признаков нет. Воля деловито хлебает борщ, поднимает на меня глаза:

– Вот в той комнате, за кухонькой, и двигался. Смотреть пойдем?

– Ясное дело, пойдем!

Большая комната (в деревне ее часто называют залом) отделена от кухни тонкой перегородкой в одну доску. Когда кто-то ходит в зале, на стене в кухне виден темный движущийся силуэт. Площадь порядка двадцати квадратных метров, темный старый диван у стены.

– Что, и эта штука куда-то ползла?!

– Сперва не ползла… Сперва я тут без одеяла просыпался. Думал, это у меня от нервной работы появилась привычка крутиться по ночам. Но когда бы ни проснулся – одеяло всегда на полу. А потом приятель у меня ночевал. Я его на диван уложил, сам ушел в маленькую комнату ночевать. Он меня среди ночи окликает: «Ты чего?!»

А я ничего и понять не могу – чего он орет? Кричу ему: «Серега, ты чего дурака валяешь? Снится что-то?» А он: «Ты чего дерешься?!» Долго отношения выясняли, потом заснули. Вскоре кто-то меня будит – он, товарищ; приходит он, завернувшись в одеяло, и рассказывает: мол, спит он и спит, а его вдруг цап за плечо!

«Цап, и потащили куда-то! Ка-ак дернут! Я и на полу…»

«Ты хоть разглядел, кто?!»

«А там и разглядывать некого! От снегу светло, все в комнате видно, и нет в комнате никого… Я рукой махаю туда, где должен быть держащий, хочу его зацепить, а там тоже нет никого! Никакой ни руки нет, ни плеча, а меня все равно кто-то тащит. Как первый раз потащили, я еще тебе орал – думал, ты что-то придумал и тащишь. А как по новой потащили, я уж к тебе прибежал – разбирайся сам с этим диваном!»

– Я еще сомневался в чем-то, – добавляет Воля, – да он мне показал на плече своем кровоподтеки – видно было, что тремя пальцами его за плечо уцепили и рванули. По крайней мере, три пальца отпечатались на теле.

Воля закуривает, какое-то время мы молчим: и я, и Воля, и обшарпанный черный диван.

– Но смотри – тебя-то не скидывали с дивана, а только одеяло! А приятеля твоего скинули… Где логика?

– А может, меня и пытались скидывать? Но сколько во мне килограммов (Воля расправляет плечи, демонстрируя свои сто десять килограммов), а сколько в нем, в Сереге? В нем – от силы семьдесят, вот и сошвырнули… А может, дело в том, что я хозяин дома. Они со мной и того… поделикатнее.