V.

Огромное трехъэтажное здание бывшего кадетского корпуса, способное вместить в себя чуть ли не дивизию. Впереди корпуса - красивый зеленый сад с фонтаном, справа - широкий, обсаженный тополями плац для строевых занятий, а позади, подле высокой каменной стены большого двора, - густая, зеленая роща.

Первую роту поместили наверху в просторных светлых комнатах с окнами, выходящими в рощу. В различных частях корпуса стали размещаться комсостав, его семьи, служащие, музкоманда, околоток, похожий по оборудованию на лазарет, всевозможные цейхгаузы, классы, кабинеты.

Весь день кипела работа. Часам к пяти, когда койки были расставлены, а матрацы набиты, курсантам объявили, что они свободны, и для первого дня желающие могут, даже без увольнительных, отправляться в город.

- Ты пойдешь куда-нибудь? - спросил Николай у Сергея.

- Нет. Не хочется что-то.

- Ну, а я пойду. По делам, - добавил он.

- Какие же у тебя могут тут быть дела? - удивился Сергей.

- В поиски, брат. У моей матери тут где-то сестра живет, то-есть, значит, моя собственная тетка. Но кроме того, что она живет на какой-то Соломинке, я ничего не знаю.

Он ушел, а Сергей и Владимир спустились вниз, повернули налево за угол и очутились в роще. Воздух был теплый, пряный и немножко сыроватый.

Приятели прошли через небольшое болотце. Потом поднялись в гору и добрались до того места, где проходила линия железной дороги. Тут роща обрывалась, и дальше шли овраги и поля.

Лежа под деревом, они разговорились.

- Ты добровольцем пошел? - спросил Сергей.

- Ага, - ответил тот. - Когда отца убили, я убежал и поступил в первый попавшийся отряд.

- Кто убил?.. От кого убежал?

Владимир рассказал о том, как в Луганске к ним нагрянула банда Краснова, а у его отца скрывался раненый коммунист. После чьего-то доноса отца повесили, коммуниста замучили, а он сам, выпрыгнувши из окошка, разбил себе здорово голову, но все же убежал.

- Сволочи какие! - заметил Сергей.

- Ничего не сволочи, - возразил Владимир. - Были бы наши на их месте - то же самое сделали бы.

- То-есть как это?

- А так. Поживешь вот, увидишь. Потому что враги-то мы уж очень непримиримые, - пояснил он. - Конечно, издеваться - вон как петлюровцы: шомполами, нагайками да четвертования шашками, - это мы не будем, но ведь я и сам не задумался бы уничтожить при удобном случае всякого врага.

- Но раненый?

- Раненый? - усмехнулся Владимир. - Посмотрел бы ты, как этот раненый всаживал пулю за пулей из нагана в дверь, когда к нему ломились. Офицер так и тюхнулся. Жаль только, что своя последняя осечку дала. Вот и попался. Нет, брат, - прибавил он, немного подумавши. - Коммунист может быть или у своих - живым, или у врагов - мертвым. А... раненый? Слишком уж это дорого будет ему стоить...

Пока приятели разговаривали, Николай разыскивал тетку.

Соломинка оказалась совсем рядом, и он без труда узнал от первой же повстречавшейся хохлушки, где живет Марья Сергеевна Агорская.

Подошел к беленькому домику с небольшим садом, засаженным кустами сирени, и остановившись заглянул сначала в щелку забора.

За небольшим столиком в саду сидели две женщины и пили чай. Внимательно приглядевшись, он узнал в одной из них свою тетку.

Николай отворил калитку.

Обе старухи испуганно смотрели на него, но он уверенно подходил к столу.

- Здравствуйте, тетя.

- Что?.. Что такое? - с беспокойством спросила одна из сидящих.

- Не узнали, должно быть? Николай, ваш племянник.

- Ах, батюшки мои! - взмахнула тетка руками. - Да откуда же ты? Ну, иди, поцелуемся.

- Эммочка, Эмма, - закричала она после первых приветствий, - иди сюда, беги скорее, смотри, кто к нам пришел.

На ее зов из двери выбежала девушка лет девятнадцати в ситцевом беленьком платьице, с книжкой в руках, и удивленная остановилась.

- Твой двоюродный брат. Да поздоровайся же, чего же столбом стоять?

- Здравствуйте, - подошел к ней Николай, протягивая руку.

- Здравствуйте, - ответила Эмма.

- Да вы что? - вскричала тетка. - Или на балу познакомились? Вместе на стульях верхом катались, а теперь з-д-р-а-в-с-т-в-у-й-т-е!

- Это еще от непривычки, - звонко засмеявшись, сказала Эмма. - Садись пить чай.

Николай сел. Старуха засыпала его разными вопросами.

- Ну, как мать, сестры?

- Ничего, живут.

- А отец? Ох! - вздохнула она, - непутевый он у тебя был. Наверно в большевики пошел.

Николаю ничего не оставалось делать как подтвердить, что отец точно "в большевики пошел".

- А ты что в эдаком облачении? - ткнула она пальцем на его гимнастерку. - Или тоже забрали?

- Забрали, - уклончиво ответил Николай. Он не хотел сразу огорчать ее.

- Вот что... В полку что ли служишь?

- Нет, на курсах учусь.

- Учишься? - протянула она. - Юнкер значит вроде как? Ну, доброволец видно, а то и коммунист, пожалуй?

- Мама, - прервала ее Эмма. - Уже давно звонили. Опоздаете намного.

- Правда, правда, - засуетилась старуха. - Не пропустить бы. Поди уж "от Иоанна" читают.

Вскоре обе старухи ушли, и Николай остался с Эммой вдвоем.

Далеко чуть-чуть звонили колокола.

Николай посмотрел на Эмму и улыбнулся.

- Слушайте, то-есть, слушай, - поправился он. - Если бы не я, то ты верно тоже пошла бы в церковь?

- Пошла бы, - ответила она. - Сегодня служба большая. А ты, должно быть, никогда не ходишь?

- Никогда.

- Почему? Значит правда, что ты - коммунист?

- Правда, Эмма.

- Жаль.

- Почему же? Я так только горжусь этим.

- А потому, что пропадешь и ты, когда коммунистов разобьют. А во-вторых - без веры все-таки очень нехорошо.

- Но позволь, - удивился Николай. - Во-первых, почему ты знаешь, что нас разобьют? Мы и сами на этот счет не промахнемся. А во-вторых, мы тоже не совсем без веры.

- Какая же у тебя вера? - засмеялась она. - Уж не толстовская ли?

- Коммунистическая! - горячо ответил Николай. - Вера в свое дело, в человеческий разум и торжество не небесного, а земного, нашего царства справедливого труда. А главное, - вера в свои руки и только в собственные силы, с помощью которых мы этого достигнем.

Эмма удивленно посмотрела на него.

- О! Да ты - фанатик.

- А ты - разве нет?

- Нет, - на минуту задумавшись, уклончиво ответила она, потом хотела еще что-то сказать, но промолчала.