- Ну да ладно, что об этом толковать, - вмешался возчик. - Скажите на милость, какая нам разница, хорошие у него проповеди или плохие, а, ребятки?
Мистер Пенни проткнул шилом еще одну дырку, пропустил в нее конец дратвы, затем поднял голову и, затягивая дратву, произнес:
- Главное, как он себя повел.
Сморщив лицо от напряжения, он натянул дратву истинно геркулесовым усилием и продолжал:
- Первым делом, он начал на всех наседать, чтобы ходили в церковь.
- Верно, - отозвался Спинкс, - с этого он начал.
Увидев, что все приготовились его спутать, мистер Пенни перестал работать, сглотнул, словно принимая пилюлю, и заговорил:
- Потом он вздумал заново отделывать церковь, да узнал, что это дорого обойдется и хлопот не оберешься, и махнул на эту затею рукой.
- Верно, так оно и было.
- Потом он запретил парням во время службы складывать шапки в купель.
- Верно.
- И так все время, то одно, то другое, и вот теперь... Не найдя достаточно выразительных слов, мистер Пенни в заключение изо всех сил дернул дратву.
- И вот теперь он решил выгнать нас взашей из хора, - выждав полминуты, закончил возчик - не для того, чтобы объяснить паузу и рывок, которые и без того были всем понятны, а просто чтобы лишний раз напомнить собранию о вопросе, поставленном на обсуждение.
Тут в дверях показалась миссис Пенни. Как все хорошие жены, она в трудную минуту полностью поддерживала мужа, хотя обычно перечила ему на каждом шагу.
- По-моему, у него не все дома, - начала она, как бы подытоживая долетевшие до нее обрывки разговора. - Куда ему до бедного мистера Гринэма. (Так звали прежнего священника.)
- Тот, по крайней мере, не заявлялся к тебе в дом в самый разгар работы и тебе не становилось неловко, что он так себя утруждает.
- Такого за ним не водилось. А этот мистер Мейболд, может, и хочет сделать как лучше, только от него одно беспокойство: просто нет никакой возможности ни золу из камина выгрести, ни полы вымыть, ни помои вынести. Видит бог, я как-то несколько дней не могла вынести помои, прямо хоть в трубу выливай или в окошко. Только я к двери с ведром, а он тут как тут: "Доброе утро, как поживаете?" А уж как неловко-то, когда джентльмен приходит в дом, а у тебя стирка и бог знает какой беспорядок.
- Ну это ему, бедняжке, просто невдомек, - вступился возчик. - Он ведь не со зла. Да уж, со священником как повезет, - все равно что угадать, орел или решка. Тут уж выбирать не приходится. Какой есть, такой и есть, ребятки, спасибо, что не хуже.
- Что-то, мне кажется, он неспроста на мисс Дэй поглядывает, задумчиво проговорила миссис Пенни, - хотя, может, я на него и наговариваю.
- Да нет, ничего такого тут нет, - сказал дед Уильям.
- Если ничего нет, так ничего и не будет, - отрезала миссис Пенни. По ее тону было видно, что она остается при своем мнении.
- Поневоле вспомнишь мистера Гринэма, - сказал Боумен. - Чтоб по домам ходить, попусту людей беспокоить - этого у него в заводе не было, годами не заглядывал. Иди, куда хочешь, делай, что хочешь, - нигде он тебе не попадется.
- Да, дельный был священник, - отозвался Майкл. - За всю жизнь один-единственный раз зашел к нам в дом - сказать покойнице жене (упокой, господи, ее душу), чтоб больше не посещала службу, потому что годы ее немалые и живет она от церкви далеко.
- И никогда он не указывал нам, какие гимны и псалмы играть по воскресеньям. "А ну вас, говорит, к бесу, пиликайте себе, что хотите, только ко мне не приставайте!"
- Да, добрейший, был человек; слова, бывало, не скажет, если мы соберемся погулять и повеселиться, да и пропустим его проповедь или, положим, если младенца не торопятся крестить, который очень уж кричать здоров. Золото был, а не священник. Вот уж за кем привольно жилось!
- А от этого ни минуты покоя; вечно допекает, чтоб мы больше думали о своей душе да о благе ближнего, - просто сил никаких нет.
- Узнал он, что купель протекает, - так она уж сколько лет протекает! а я ему говорю, что мистер Гринэм на это внимания не обращал, поплюет, бывало, на палец, да так и окрестит. Как он раскричится: "Милосердный боже! Немедленно пошлите за мастером. Куда я попал!" Не очень-то мне это было приятно слышать, если на то пошло.
- И все-таки, хоть он и против нас, а мне нравится, как новый священник взялся за дело, - заявил старый Уильям.
- Как же так, Уильям, - укоризненно сказал Боумен, - сам за оркестр голову готов сложить, а вступаешься за того, кто его разогнать хочет?
- Как мне жалко оркестр - никому так не жалко, - убежденно сказал старик, - и вы все это знаете. Я в этом оркестре с одиннадцати лет - всю жизнь, почитай. Но все ж таки я не скажу, что священник плохой человек. Мое такое твердое мнение, что он хороший молодой человек.
При этих словах в глазах старого Уильяма сверкнул былой огонек, и что-то величественное появилось в его фигуре, освещенной заходящим солнцем и отбрасывающей гигантскую тень, которая распростерлась на добрых тридцать футов и голова которой падала на ствол могучего старого дуба.
- Да, парень он простой, ничего не скажешь, - отозвался возчик, - не погнушается с тобой заговорить, грязный ты или чистый. Помню, как мы с ним в первый раз встретились: иду я по тропинке, а он мне навстречу, и хоть он меня сроду в глаза не видал, а все-таки поздоровался. "Добрый день, говорит, хорошая сегодня погода". А в другой раз я его встретил в городе. Штанина у меня была вся располосована, - это я думал срезать путь и пошел прямиком через колючки, - и чтоб его не срамить, я поднял глаза на крышу, пусть, дескать, пройдет мимо, будто знать меня не знает. Да не тут-то было. "Добрый день, говорит, Рейбин", - и как ни в чем не бывало руку мне жмет. Будь я весь в шелку и бархате, и то нельзя было бы со мной лучше обойтись.
Тут на другом конце улицы показался направлявшийся к ним Дик, и все повернулись в его сторону.
III
ПОВОРОТ В РАЗГОВОРЕ
- Пропал наш Дик, - сказал возчик, - увяз по самую маковку.
- Что? Да не может быть! - воскликнул Мейл с видом человека, который настолько огорошен услышанным, что готов усомниться в собственных ушах.
- Ей-богу, - продолжал возчик, устремив взгляд на Дика, который шел по улице, не подозревая, что является предметом обсуждения. - Смотрю я на него и вижу, что дело его дрянь. Все-то он поглядывает в окошко; все начищает башмаки; все ему куда-то нужно идти; все смотрит на часы; только и слышим, какая она замечательная, до того, что невтерпеж прямо, а чуть намекни замолчит как могила и больше о ней ни словечка. Я сам по этой дорожке один раз прошелся, соседи, и местность мне знакомая. Говорю вам, пропал человек.